Время шло. Тренировки на Арене продолжались через пень-колоду. После гибели Иккинга Плевака потерял всякий вкус к обучению молодняка. Драконов не видели несколько лун на острове. А те, что торчали в клетках, начинали тяготить. Люди начали снова жить обычной жизнью. Они занимались разведением овец и яков, торговлей с соседними племенами. Торговые пути наконец-то стали безопасными. Многим викингам хотелось, чтобы с оставшимися драконами поскорее было покончено. Через месяц должен был состояться праздник осени. Тогда же и было решено раз и навсегда перевернуть эту страницу из истории племени.

Через две недели после первого послания Астрид получила ещё одно письмо. Иккинг больше никогда не подписывался, но не в этот раз. Жуткая Жуть, к которой девушка успела уже привыкнуть, всегда появлялась ночью, и для Хофферсон стало почти традицией не спать в ожидании послания.

«Астрид,

Сегодня я и правда прощаюсь с тобой. К тому моменту, как ты получишь это письмо, Иккинга, которого ты знала, больше не станет.

Люди могут быть спокойны, вскоре драконов не останется в этом мире вовсе, мы уйдём в другой мир, который создан специально для нас.

Я ни о чём не жалею, кроме того, что не смогу ещё раз увидеть тебя.

Твой навеки, И.»

Астрид не ответила и на это письмо, она накормила припасённой рыбкой Огневичка и отправила его в обратный путь. Сон окончательно покинул её. Она вышла из дома и пошла к Арене. Драконы, обречённые на смерть, с тоской и равнодушием поглядывали на двуногую, которая когда-то терзала их и лишь недавно изменилась. Астрид ходила вдоль клеток туда-сюда. Она не испытывала страха. Теперь она знала, что вся вражда была вызвана исключительно недопониманием.

Юная воительница вспоминала прошедшие три месяца — неужели так мало времени прошло? — вспомнила, как узнала о дружбе Иккинга с драконами. Как впервые оказалась в небе. Ощущение крыльев за спиной. Вспоминала, как они гуляли вечерами, и он без устали рассказывал то, что узнал от Беззубика и Эльдюра. Она вспомнила и зелёное Чудовище, которое так бестолково попалось, ускорив отлёт Иккинга на пару дней. Впрочем, перед смертью не надышишься…

Астрид сама не знала, что она тут делала, на этой Арене, которая когда-то была её мечтой, а теперь лишь сплошным разочарованием… К чему всё это? Зачем страдания этих животных? Всё равно драконов больше не будет на Олухе. И нет никакой нужды практиковаться на них.

В голове её ещё не успела сформироваться мысль, как она уже оказалась возле рычага, который отпирает ворота клеток. Механизм заскрежетал, когда Астрид изо всех сил нажала на рукоять. И открылась клетка со Змеевицей. Потом — с Пристеголовом, затем — с Громмелем, Чудовищем и, наконец, крошечной Жутью.

В Астрид не было страха перед животными. Почему-то она была уверена, что они её не тронут. А даже если и тронут, то имеет ли это теперь значение? Драконы, привыкшие сидеть взаперти, с недоумением медленно выползали из своих клеток, шипя и тихо стрекоча. Астрид невесело усмехнулась, когда подумала, что Иккинг наверняка смог перевести это неясное бормотание. Она демонстративно отбросила топор и щит, показывая свою безоружность.

Пристеголов первым сообразил что к чему и с радостным рычанием взлетел в ночное небо, наверняка с наслаждением распахивая крылья. Неповоротливый Громмель последовал за ним, неровно паря на ослабших маленьких крыльях, как и Жуть, которая прошмыгнула кошкой возле ног Хофферсон, прикуснув ту за ботинок так, в качестве отместки. Чудовище оскалилось, воспламеняясь, но Астрид смело смотрела ему в глаза, не выказывая ни тени сомнения или страха.

— Улетай! Найдите Фурию, — сказала она осипшим от долгого молчания голосом, не уверенная, впрочем, что её поняли.

Последней уходила Змеевица. Она топорщила шипы на голове и с подозрением поглядывала на человека.

— Вы свободны. Улетайте, — снова подала голос Астрид.

Змеевица благодарно уркнула и взмыла в небо. Вскоре на Арене осталась одна только Астрид и пустые клетки.

Она смотрела в небо, из её глаз лились слёзы.

— Прощай, Иккинг, — шептала она снова и снова.

Наутро вся деревня снова всполошилась, когда не обнаружила драконов по клеткам. На Совете племени стоял шум и гам. Стоик сидел в кресле вождя, подперев рукой щёку. Ему в общем-то не было никакого дела до того, что драконов больше не стало. Хель с ними. Улетели и улетели. Хотя некоторые викинги, обладающие не столь затуманенным разумом, например, старший Йоргенсон, пытались воззвать к рассудку Стоика. Слюнявый пытался объяснить своему товарищу, что драконы улетели не сами, а кто-то их освободил, ведь не было никаких следов взлома. Надо найти нарушителя. Отпускать драконов на волю — опасно. Те могут начать мстить, могут остаться на Олухе, расплодиться и всё начнётся по новой.

Но Стоику было плевать, кто это сделал. Его и месть уже не волновала. Он потерял единственного наследника, любимого сына, смысл его жизни. Как до этого потерял жену. Одному Одину известно, как вождю удалось пережить одно горе, а теперь на его голову обрушилось и новое. «Я, никак, проклят богами. За что только? Где я ошибся?»

Астрид стояла возле входа в Большой Зал. Она смотрела в пол и крутила в руках свой топор, проверяя пальцами остроту его заточки. С тоской она думала, что одного из лучших кузнецов больше нет на острове, а второй — скоро сопьётся. Её саму тоже больше ничто не держало на Олухе. Но куда податься, она не знала. В любом случае, до совершеннолетия придётся ещё подождать. А там, она может, уплывёт с торговцами в путешествие. Или пойдёт наёмником. Может, даже уплывёт на большую землю.

***

И время на Олухе потекло размеренно и спокойно. Викинги совсем расслабились, так что даже стали скучать по хорошей драке. Племена между собой не воевали, наслаждаясь миром и покоем. Общий враг куда-то делся. Даже те редкие драконы, которых раньше видели в отдалении на безлюдных островах, куда-то подевались.

Племя Хулиганов постепенно забывало о гибели будущего наследника. Каждый занимался своим делом. Йоргенсоны — военным ремеслом, Торстоны — шалостями на пару с изучением врачевания, Ингерманы — составлением библиотеки, Хофферсоны — обучением юных воинов. Вся деревня воспряла, окрепла, строились новые дома. Теперь, когда угроза ежемесячных нападений не висела над племенем, заключались новые браки и рождалось больше детей.

Астрид сама не заметила, как прошел год с момента «гибели» Иккинга. Боль поутихла, трансформировавшись в стойкое желание покинуть Олух по достижении совершеннолетия. Родители, правда, не одобряли, но Астрид никого слушать не собиралась. Когда мама заикнулась о замужестве, юная Хофферсон заявила прямо, что сбежит и ей все равно, кто и что скажет.

В годовщину получения последнего письма от Иккинга Астрид, влекомая неясной тоской, побрела в овраг, где всё началось и всё закончилось. Снова всплывали в голове образы, как будто это было вчера. День подходил к концу, и солнце уже лизнуло по верхушкам деревьев, удлиннив их тени.

Астрид воскрешала в голове события прошлого. Минул всего год, а как будто — вечность. Трава, снег, листья — всё закрыло следы присутствия здесь драконов. Хофферсон смотрела на спокойную гладь озера, представляя, как Беззубик вылавливает из него форель. Она обошла кругом всё это место, заглянула в небольшую пещерку, где приходил в себя Иккинг после битвы с Королевой драконов. Погладила рукой валун, на котором они иногда сидели, разговаривая. Прошёл целый год — а как будто всё было только вчера.

Стремительно темнело, и Астрид уже собиралась идти назад в деревню, как вдруг ей послышался странный шум, похожий на взмах крыльев ночной птицы, только намного более громкий. Она подняла глаза к чернеющему небу, отбрасывающему последние алые блики заката. И на его фоне девушка ясно рассмотрела силуэт с широкими распахнутыми крыльями.

Дракон тяжело опустился перед ней возле пруда, глядя на неё зелёными глазами. Астрид отступила на шаг, инстинктивно вытягивая руки вперёд в защитном жесте.