Юдзи кивает, прекрасно понимая, что я не шучу. Мои вчерашние выкрутасы смотрел также и его тренер, так что для него не станет сюрпризом то, что я покажу сегодня.
- Этот чемпионат я так уж и быть тебе уступаю, - произносит он без улыбки. – Но на олимпиаде уже ты придешь ко мне договариваться, друг мой.
Я обнимаю его за плечи.
- Вот и договорились…
Знал бы он, чего мне это стоило. Скажем так, часом ранее мне пришлось выдержать не самое приятное объяснение с Нинель, которая до последнего сомневалась в моих способностях выйти сегодня на лед и откатать программу как следует. Но все-таки я ее убедил. Так ли уж на меня повлияли магические пассы медведя Валеры, действительно вернувшего мне бодрость в теле, или же причиной тому был запавший мне в душу образ бесстыдно обнаженной и такой соблазнительной Валентинки-балеринки, которую я раньше и за девчонку-то не считал, но чувствовал я себя прекрасно и готов был к самым невероятным свершениям. И Нинель, посомневавшись, мне поверила и не отменила заявку.
И вот сейчас я, тщательно обложив ноги силиконовыми прокладочками и супинаторами, шнурую коньки и, под шуточки моего дорогого японского друга Юзика, готовлюсь выполнить все взятые на себя обязательства.
Шестиминутную разминку катаю спокойно, без спецэффектов отрабатываю вращения, хореографию и заходы в прыжки. На этот раз в тактике устрашения – превращении любого прыжка в каскад с тройным тулупом – нет необходимости. Все и так уже в курсе, с кем имеют дело. Но ради зрительских симпатий все же делаю тройной аксель и четверной сальхоф, пожиная бурю аплодисментов.
Наконец, нас всех загоняют обратно, словно баранов в стойло. На льду остается один Женька, которому эту последнюю разминку и начинать…
Брожу взад-вперед по коридору возле раздевалок. Жду своей очереди. Про себя в уме прогоняю в сотый раз свою программу. Все могу. Раз-два… Все сделаю. Три четыре… Чтоб вас всех…
- Серенький!
Останавливаюсь. Оборачиваюсь. Внутри все запело и одновременно заныло от боли. Муки совести…
- Аннушка…
Она подходит вплотную, и я влеку ее к себе, обнимая, и покрывая лицо поцелуями.
- Сережка… Сережка… - шепчет она, отбиваясь, - не здесь…
- Другого раза может не быть, - глупо шучу я.
- Фу, дурак, скажешь же глупость!..
Аня оборачивается по сторонам и, не найдя ничего деревянного, мягко стукает меня кулачком по лбу.
- Дурак и мысли у тебя дурацкие!
Смеясь, снова прижимаю ее к себе. Она не сопротивляется. Так и стоим, под любопытными взглядами знакомых и незнакомых людей, снующих мимо нас.
- На льду месье Сакоморо, приготовиться месье Ланской!
Голос организатора проносится над нашими головами, и я невольно вздрагиваю от звука своей фамилии.
Аня заглядывает мне в глаза и, от чего-то шмыгнув носом, прячет голову у меня на груди.
- Удачно тебе прокатать, - шепчет она, обхватывая меня вокруг пояса.
- Так и будет, - заверяю ее я. – А вечером я приду и точно также пожелаю удачи тебе…
Она снова смотрит на меня с улыбкой и бездонным плещущимся небом в глазах.
- Я буду ждать, - говорит она…
По привычке, выкатываюсь на лед в наушниках. Чтобы не слышать оценок выступавшего передо мной соперника. Это может отвлечь, расстроить или напротив, излишне расслабить. Соревноваться нужно прежде всего с собой. Результат – он больше для публики. Мое дело – преодолеть самого себя, доказать самому себе в очередной раз, что я могу. Вот это вот я могу. И вот это. И еще много чего. На много больше, чем кто-то думает…
Катаюсь кругами. Жду.
Наконец, Юзик с тренером покидают кис-енд-край – диванчик, на котором спортсмены ожидают оценки судей и с дурацкими улыбками позируют перед камерами – и я подъезжаю к стоящей у бортика Нинель. Отдаю ей наушники. Кладу свои ладони в ее.
- Все хорошо?
- Да…
- Покажи им!
- Да…
- Мой мальчишка…
Улыбаюсь, киваю…
- Sur la glace representant de la Federation de Russie…
Мое имя тонет в буре оваций и аплодисментов. Разгоняюсь, еду в центр льда, вскидываю руки вверх, приветствуя всех собравшихся. Занимаю исходную позицию.
Вдох. Выдох… Поехали…
‘Is this a real life…’
Полагаю, это была самая короткая произвольная программа в истории фигурного катания.
Потому что на двадцатой секунде, эффектно заехав, отлично оттолкнувшись, безупречно докрутив и абсолютно чисто приземлив тройной аксель, я, вдруг, совершенно неожиданно ощутил, что у меня нет правого конька. А мгновение спустя лед на огромной скорости рванулся мне в лицо.
И грянула тьма…
========== Часть 11 ==========
Часть вторая. Произвольная программа.
«Я призываю не хоронить его заранее. Как человек, у которого было три сильных сотрясения, после которых я лежала в больнице, хочу сказать, что после такого с башкой у меня все в порядке. Ну, я ебанутая, но это уже не лечится.
Сережа упал сильно, но никаких особых побочных эффектов у него нету. Встать он не мог потому что это боль и шок. С Сережей все будет нормально, не хороните его. Екатерина Асторная в интервью сайту Спорт.ру.»
«Коньки ломаются. Такое случается от прыжков. У меня в сезон уходит до пяти пар. У кого-то больше, у кого-то меньше. Конечно обидно, когда это происходит на таком ответственном старте. Жаль, честно. Сережа очень хороший спортсмен и мой друг. Очень ему сочувствую. И желаю скорее поправляться. Татьяна Шахова в интервью программе «Неделя спорта».
«Я всегда говорю своим спортсменам, что снаряжение, костюмы и реквизит перед стартом нужно проверять. Один раскрутившийся болт на лезвии, а смотрите какие последствия. Очень жаль мальчика. Такой талантливый… Татьяна Тихонова в интервью «Женскому журналу».
«Не знаю, что сказать. Сочувствую Сергею. Жаль, что так получилось. Может брак льда, что вряд ли. А возможно недоведенная техника прыжка. Сырые, неотработанные элементы тоже опасны для спортсменов. Но мы, всей нашей командой, искренне желаем Ланскому выздоравливать и скорее вернуться в строй. Евгений Шиповенко в интервью Александру Гордону».
«Если болты выламываются из подошвы ботинка, то это скорее вопрос к производителю коньков, чем к спортсмену. Мы пользуемся очень качественным снаряжением, рассчитанным на серьезные нагрузки, и такие вещи происходить не должны в принципе. А упрекать Ланского в непрофессионализме – это бред и глупость. Вы вообще видели, как он приземляет четверные? Алексей Жигудин в интервью Александру Гордону».
«Ланского мы еще увидим и на национальных стартах, и на международных турнирах. Я лично приложу все усилия, чтобы наша сборная не потеряла такого талантливого парня, особенно в грядущем олимпийском сезоне. Ну а Сереже – восстанавливаться, входить в форму и работать, работать и работать. Афанасий Федин в интервью «Спортэкспресс»
«Заботимся, выхаживаем. Следим за тем, как он выздоравливает. Специально разработали для него режим тренировок, отвечающий его нынешнему состоянию и возможностям. Не волнуйтесь. Никуда Ланской со льда не денется. Не отпустим. Артур Клейнхельман в интервью «Зеркалу недели».
«Без комментариев. Нинель Тамкладишвили на вопрос корреспондента «Вестей».
Первые две недели моим единственным развлечением были телевизор и интернет. И то не часто – очень быстро начинало тошнить, то ли вследствие полученного сотрясения, то ли от всего увиденного и прочитанного. В голове звенело и гудело. Нечеловечески болели сломанное ребро, вывихнутое плечо, ушибленное бедро и порванный голеностоп. Правую сторону тела я периодически не ощущал вообще, когда меня обкалывали обезболивающим, но в основном это была одна непрерывная, тягучая, обжигающая, одновременно и тупая, и острая боль. Ну да хрен бы с ней – поболит да перестанет. Печальнее всего выглядела необходимость ходить в туалет и всячески себя обслуживать. Больно. Очень. А еще тошно и противно…
После прилета из Франции, сразу из аэропорта, меня забрали в Склиф. Одуревшего от обезболивающих уколов, плохо соображающего и с трудом передвигающегося, меня методично разобрали по винтикам, тщательно просветили рентгеном, ощупали, обстукали, собрали наново, скрутили бинтами и определили на неделю лечения в стационаре. Что там было – помню плохо. Со мной постоянно кто-то возился, мне что-то разминали, чем-то кололи, туда-сюда крутили и растягивали. Я же пребывал в какой-то перманентной сонной апатии, вызванной, скорее всего, таблетками и общим шоком от всего произошедшего.
