Слева, на трибуне, замечаю знакомую фигуру и спешу в ту сторону, подальше от зоны боевых действий.

- Привет, Валет козырный.

Леша Жигудин ухмыляется во все свои хомячьи щеки и тянет в мою сторону ладонь.

- Привет, человек-успех, - бессовестно льщу я.

Усаживаюсь с ним рядом и рассматриваю тех, кто сейчас на льду.

Катают в основном парни – потому что завтра соревнования в мужской короткой программе. Почти всех знаю. Некоторых – очень хорошо.

Мимо нас вихрем проносится Васька Денисов, это в миру, а по протоколу - Василийс Денисофс, из Риги, ученик Кристофа Ламбьеля и надежда всей латвийской сборной. Черное трико и густой белокурый конский хвост на голове – разогнавшись, он с трудом закручивает тройной сальхоф, кое-как его приземляет и несется дальше, к противоположному краю стадиона.

- Ишь, сиганул, - комментирует Леша, - прям как великий сигун…

- Сёгун, - иронично поправляю я.

- Какая разница, - отмахивается Жигудин, продолжая валять дурака, - сам-то так сможешь?

- Ну-у, не знаю… - задумчиво тяну я.

Правда, не знаю. На столько топорно, на грани базовой оценки, я этот прыжок, наверное, и раньше-то никогда не делал.

Шурша лезвиями о лед, почти возле самого бортика проезжает веселый чех Кшиштов Джезина и, узнав нас с Лешей, жизнерадостно машет нам рукой. Кшиштов - прикольный парень и замечательный спортсмен, но, ему уже хорошо за тридцать и время его уходит. Покрутив тройки, он довольно чисто прыгает тройной тулуп, и сразу же, каскадом, двойной.

И все бы замечательно. С такими конкурентами мне на лед вообще можно было бы на одном левом коньке выезжать. А поди ж ты…

- Вон они, родимые, - словно прочитав мои мысли, кивает в левую часть катка Жигудин. – Команда мечты!

И правда. Ровным строем, как два солдата, вдоль борта уверенно закладывают беговые Мишка Щедрик и Женька Семенов. Женька первым идет на прыжок, подготавливается и лихо, с большим запасом по высоте, приземляет четверной тулуп, да еще и с усложненным выездом через кораблик.

Сразу же за ним прет как танк Мишка, рассекая лед. Я смотрю, и не верю глазам. Ну неужели…

Изготовившись, Мишка в последний момент резко поворачивается на сто восемьдесят градусов и, изо всех сил толкнувшись, взлетает в тройной аксель. Высоты у него достаточно. И скорость хорошая… И приземляется он со скрипом и хрустом, за которым тут же следует отвратительный звук обвалившегося на лед тела.

Знакомая картина. Вот, значит, как это выглядит со стороны.

Не меняя сосредоточенного выражения лица, Мишка быстро поднимается и катит дальше. А я не успеваю стереть с лица ехидную ухмылку.

- Нехорошо радоваться чужому горю, Валет, - наставительно произносит Жигудин. – Небось сам не так давно…

- Чуть не убился, - согласно киваю я. – Было дело. Но только чуть.

- Потому что тренера у тебя умные, - поводит бровью Леша. – И друзья-блогеры всегда подсуетятся…

И откуда он все знает?…

Молча улыбаюсь. Пускай думает, что хочет. Уж я-то не стану с ним излишне откровенничать.

Смотрим дальше на то, как катают парни. Я не спешу. У Нинель договоренность с организаторами, что я разминаюсь и тренируюсь отдельно от остальных участников-мужчин, но со своей школой. То есть мое время – вместе с девочками-одиночницами и парами Максима Таранова, попросившегося работать в «Зеркальном», под крылышком Нинель. Кстати, Масяниных парников, Женю Тихонову и Володьку Жарина, я уже встретил сегодня около раздевалки, и даже перебросился с ними несколькими вежливыми фразами.

- Слишком много беговых, - говорю я, провожая в очередной раз взглядом проносящихся мимо нас Щедрика с Семеновым, - тратят время и силы на разгон…

Жигудин хрюкает в кулак, подавляя смешок.

- Чему ты радуешься? – удивляюсь я.

- Да так, вспомнил… - он потирает лоб. – Ты сказал «беговые», вот я и…

- Ну да, - пожимаю плечами.

Леша жмурится, улыбаясь своим мыслям.

- А я ведь с Тихоновой познакомился на этом самом катке, знаешь ли, - говорит он.

- Ух ты! – искренне удивляюсь.

- Ага. Я как раз от Федина ушел… Без спецэффектов, конечно, но с нервами… В федре меня попрессовали, Бисяев лично грозился карьеру загубить… М-да…

Он замолкает, перебирая свои воспоминания, явно, далеко не всегда радостные.

- А почему от профессора ушел?.. – бестактно брякаю я.

И тут же получаю жесткий отлуп.

- Ага, щас. Вот так я тебе и сказал… - Леша хмурится, надувая щеки. – Ты думай иногда, о чем спрашиваешь…

Краснею до корней волос.

- Прости…

- Да ладно, - тут же остывает он, - ерунда. Так вот… Прихожу, значит, сюда, вижу, стоит у бортика, вся такая, с прической, в модном прикиде… Она тогда постройней была, не то что сейчас…

С трудом давлю ухмылку.

- Она своих танцоров тогда школила, Грищука с Платовой, готовила их. Ну и как раз что-то там им объясняла. И тут я приперся, молодой-красивый. Подхожу так к бортику, она меня краем глаза заметила и, на секунду отвернувшись от своих, бросила так, через плечо: «Давай-ка три прохода беговыми сделай, и ко мне потом подойди.»

Мне кажется, я начинаю понимать юмор ситуации…

- Ну а я-то одиночник, - продолжает Леша с усмешкой, - и терминологию эту танцевальную знал тогда плохо…

- Перебежки… – понимающе киваю я.

- Ну конечно. Ни о чем подобном я тогда не слышал. Перебежки - да, скобки, крюки-выкрюки – никаких беговых, твизлов, никаких этих там чоктао, - Леша качает головой. – Понятное дело, не совсем понимаю, чего она от меня хочет. Стою, как истукан. Тихонова замечает, что я не делаю того, что было сказано, оборачивается ко мне и такая уже, со звоном в голосе: «Я же тебе сказала, три прохода беговыми и подойди ко мне. Чего стоишь?» Ну и я так робко к ней: «Простите, Татьяна Вячеславовна, три прохода… перебежкаками?» И тут она уже всем корпусом на меня надвигается, как Титаник и орет: «Перебежками своими ты сейчас нахуй отсюда пойдешь. Я сказала три прохода бе-го-вы-ми!»

Меня скручивает в припадке гомерического хохота. Представляю себе эту картину.

- Вот ты ржешь, Серый, - грустно таращит глаза Жигудин, - а мне в тот момент было совсем не смешно. Первая же мысль была, куда я попал, с кем связался…

Он машет рукой.

- Ну а потом все-таки ты нашел к ней подход?

- К кому? К Шубе? – Леша кисло улыбается. – О чем ты? Привык и приспособился.

Пикировка между Нинель и Шиповенко, тем временем улеглась, и Женя удалился в сторону раздевалок, гордо задрав голову. Федин что-то весело сказал Нинель, явно разряжая обстановку, и, спустя мгновение, уже воодушевленно выкрикивал команды и напутствия своим спортсменам. Разминка подходила к концу, парни потихоньку выезжали со льда, а в дальнем конце стадиона, из двустворчатых ворот, уже готовилась выползти неуклюжая заливочная машина.

- Леш, - я поворачиваюсь к Жигудину, - как думаешь, долго еще нам с… мамой получится скрывать наши… э-э-э… родственные отношения от окружающих?

Он вскидывает брови, и даже как-то непонятно вздрагивает, то ли от неожиданности, то ли от чего-то еще.

- Ну и вопросики у тебя…

- Я же не просто так интересуюсь, - вздыхаю и развожу руками.

Леша понимающе качает головой.

- Таранов?

- Ну… Да.

- Макс, хоть и дурак, но болтать не станет, - уверенно говорит Леша.

- Да и хрен бы с ним, - грубо взрываюсь я. - Но ведь он где-то услышал. Кто-то ему сказал…

- Протекает где-то в хрустальном королевстве… - бормочет Жигудин, цитируя меня же.

Я ловлю ход его мыслей, но здесь мне есть что возразить.

- Не думаю, - медленно качаю головой. – Про меня и девочек у нас не знает только слепой, да мы и не скрываемся особо… А здесь информация из самого ближнего круга. В который Масяня не вхож…

Леша нервно теребит свой телефон, то доставая его из кармана пиджака, то засовывая обратно. Выражение на его лице очевидно нерадостное.

- Я не знаю, Сереж, - наконец говорит он. – Не хочу даже предположений делать…