Она медленно кивает и, не говоря больше ни слова, оставляет меня в покое. И это не черствость, и не равнодушие. Это просто вопрос выбора.

Если я пропущу тренировку, то сделаю шаг назад в своем развитии. А мой соперник ее не пропустит, и сделает два шага вперед… Именно так нас учат с детства. Поэтому, как угодно - через не хочу, через не могу - выходишь и выполняешь поставленную задачу. Только так зарабатываются титулы и медали. По-другому это не работает.

У нас в «Зеркальном» есть правило. Простое. Либо ты выходишь на тренировку, либо ты выходишь вон. И это выбор каждого спортсмена, как он видит свое существование в нашем мире. Именно выбор. А не вариант. За тебя будут бороться, тебе будут помогать, тебя будут учить, а также мучить и заставлять – потому что это твой выбор. И только твой. Как только спортсмен начинает искать варианты и задумываться над своим выбором – он тут же теряет в своем качестве. И, как следствие, уходит. Так ушли девочки, Катя с Валей. Так ушел Розин. Так ушли парни-одиночники. Остались только те, у кого вариантов на данном этапе нет.

Выползаю со льда и, покачиваясь, бреду в раздевалку. Бог с ними с растяжками, один раз можно и пропустить. Зато лишние полчаса сна – это роскошь, которую могут себе позволить немногие. Я – могу. Потому что вместо обеда, перед хореографией, снова пойду на лед. И потом, вечером, тоже…

В коридоре встречаю Вальку. Балеринка уже с нами. Вернулась в родные пенаты.

Нинель это стоило недели бессонных ночей, нервов и, как я полагаю, больших уступок Федерации – Бисяеву, Пахомову и всем этим старым хрычам. Федин тоже не упустил своего – за его веское слово пришлось пожертвовать третьим местом в сборной, и заявить вместо Вали Лизу Камышинскую. О деньгах, отваленных Жене Шиповенко вообще подумать страшно. На сколько мне известно, две трети призовых за первое место на Европе и половину на мире, не важно, кто их займет, Нинель должна будет отдать Жене в качестве компенсации моральной травмы по утере спортсмена в разгар сезона.

Но об этом знают только Нинель, Мураков, Клейнхельман и, так уж получилось, я. Никогда малая кукла даже не догадается, чего стоило Нинель исправить ее глупость…

Девчонка смотрит на меня с испугом и удивлением.

- Се-се-режа, что-то слу-случилось?

Господи, неужели я такой страшный?

Валя и правда начинает заикаться от волнения, когда меня видит. Раньше такого не было…

Приобнимаю ее за плечики.

- Просто устал, Валюша…

Она с серьезным лицом пришлепывает мне на лоб свою ладошку и качает головой.

- Ты горишь…

- Держись от меня подальше, - отстраняюсь, - а то заболеешь и мне влетит…

- Ай, ну и что, - легкомысленно машет рукой Валя, - все равно в Питер не еду…

Ловлю ее на ее же простодушии.

- То есть меня тебе совсем не жалко? - ненавязчиво беру ее ладошку в свою.

Валька заливается пунцовым цветом, одергивает руку и, показав мне кончик розового язычка, убегает по своим делам.

Ругаю себя последними словами. Идиот. Мало тебе проблем, так не хватало еще чтобы малолетка в тебя втюрилась… Но она такая потешная, когда смущается…

В раздевалке смотрю на себя в зеркало. Бледный, осунувшийся. Глаза красные. В кино так изображают изголодавшихся вампиров. Не удивительно, что малая заикается, когда меня видит…

Хореографию, как и обед, я проспал. Железняк обязательно наябедничает на меня Нинель… Но к вечеру чувствую себя немного лучше. Во всяком случае, окружающий мир перестал распадаться на квадратики, как в испорченном видеофайле.

Выкатываюсь на тренировку, без малейшего понятия, что мне делать. Неплохо бы катануть целиковую короткую. Но я не в том состоянии…

Не успеваю сделать и пары разогревочных кругов, как меня выдергивает Мураков.

- Так, Сережа, начинай давай с последовательности. Тулуп – кружок, сальхоф – кружок, лутц – кружок… И так далее, понял? Потом каскады. Давай…

Даю. Все нормально. Я дома. А дома и стены помогают.

- Можно с тобой встретиться?

Молчание. Потом обреченный стон.

- Сереж… Ну не в единственный же выходной… Не хочу я никуда…

- Я могу к тебе приехать…

Секундная пауза.

- У меня дома родители и братья… И вообще…

- Я хочу просто поговорить…

Она вздыхает.

- Приезжай…

- Спасибо, Танюша.

К этому разговору я готовился неделю…

Я отпускаю такси и тут же набираю ее номер. Она не отвечает. Сбрасывает. Но практически сразу же щелкает электронный замок на высоких глухих воротах. Она выскакивает в приоткрывшуюся калитку, вытягивая за собой на поводке двух своих собак.

- Привет…

Таня кивает. Рыжие волосы волнами выбиваются из-под акриловой шапки с помпоном. Короткий темный полушубок выгодно подчеркивает ее стройную, атлетическую фигуру. Не портят ее даже черные джинсы, по-мальчишески заправленные в подбитые мехом зимние ботинки. Танька и должна такой быть. Женственной, и немного пацанской…

- Идем, мне их выгулять нужно, - вместо приветствия кивает она на собак. – Специально тебя ждала…

Собаки, Рэт и Батлер. Эрдель и королевский пудель. Ее любимчики. Есть еще йоркширец Бим и чихуа-хуа Круэлла, но эту мелочь дальше порога дома не выпускают. Иногда Таня привозит Бима или Круэллу с собой на тренировки и дает побегать. Веселятся все, особенно когда тявкающее чудо с дуру выскакивает на лед, и в ужасе мечется, не понимая, куда оно попало. А Нинель каждый раз грозится собаку отобрать и оставить себе…

Таня наматывает поводки на правое запястье и, кивнув, шагает вперед. Идем по чистенькой асфальтированной дорожке вдоль высоких однотипных заборов коттеджного городка.

Молчу. Не знаю, как начать разговор. Жалею, что вообще приехал…

Она бросает в мою сторону невеселый взгляд.

- Есть такая японская легенда, - произносит она. – О женщине. Которая очень любила одного мужчину. Так любила, что, когда он решил бросить ее и уйти к другой, не смогла этого перенести и убила свою соперницу. За это боги ее прокляли, и она стала футакучи-онна… женщиной-чудовищем… с прекрасным лицом спереди и уродливым, зловонным, зубастым ртом на затылке. И этим ртом она пожрала всех, кто был ей дорог – родителей, детей… Только неверного мужа пощадила… Потому что любила больше всех…

Таня наклоняет голову, глядя себе под ноги.

- А еще, знаешь, - она усмехается, - у футакучи-онна, по легенде, есть адские спутники, йокаи, которые ищут дорогу и приводят свою хозяйку к ее жертвам. И эти йокаи, как правило, выглядят как двухвостые кошки или как огнедышащие собаки…

Рэт с Батлером флегматично трусят по дорожке, поминутно одаривая своим вниманием встречающиеся по дороге столбики и кусты.

У меня путаются все мысли и застревают в горле все слова, которые я собирался сказать. Молчу, как дурак…

Таня смотрит на меня своими изумрудными глазами, полными иронии и боли.

- Ну так как, Сержик, - поизносит она, - ты решил меня бросить? И чего ты теперь хочешь? Прощального секса? Благословения?

- Танечка… Прошу… Прости… - бессвязно бормочу я.

Танька лучезарно улыбается. И отводит взгляд.

- Да ладно тебе… - она пожимает плечами. – Не за что извиняться. Ты же мне денег не должен…

Она ускоряет шаг, и собаки радостно рвутся с поводков, почуяв свободу.

Через несколько шагов догоняю ее и пробую взять ее ладонь в свою. Она выдергивает руку, отворачиваясь. Ругаю себя на чем свет стоит, решительно беру ее за плечи. Поворачиваю к себе лицом.

Из-под ее прикрытых век, сквозь длинные ресницы, двумя мокрыми струйками льются слезы.

- Я до последнего момента… - сдавленно шепчет она, - до твоего сегодняшнего звонка… Надеялась… Что ты… Все-таки… Выберешь… меня…

Рыдания прорываются сквозь ее стальной характер, и она, закрыв лицо руками, несколько минут, вздрагивая, беззвучно плачет, уткнувшись мне в грудь. Наконец, успокоившись, она поводит плечами, сбрасывая мои руки и отстраняясь.

- Знаешь, - она смотрит куда-то мимо меня, - а ведь никто никогда не видел моих слез. Ни разу.