- У ее папочки была школьная любовь, - рассказывает мне Нинель. – На которой он женился сразу после института. Ну там, перестройка, карьера, лихие девяностые. Выплыл он, короче, на гребне волны из грязи в князи. Бизнесмен… Родилась Александра. Они в Японии тогда жили, он при торговом атташе советником был… А потом, так получилось, ее мама погибла. Какой-то несчастный случай. Ей тогда только–только восемь лет исполнилось. Горе, слезы… А папа возьми да и женись через месяц на другой. Сорока дней не прошло… А Сашу твою в детский дом…

- Твою ж мать… - невольно реагирую я.

- Да. Ну вот… Там она как раз спортом заниматься начала, талант прорезался, перспективы… А когда исполнилось ей четырнадцать вдруг вспомнил папашка о ней, к себе домой взял, заботой окружил… В школу элитную определил… Да вот только поздно было. Детская психика - ранимая… Короче, как стало возможно, ушла она от него и отношения они поддерживают очень эпизодические. Он ее заваливает деньгами, подарками… А она то в детский дом все отнесет, то в ветклинику перечислит… И о ее болезни он не знает… Она сама под страшное честное слово мне про это рассказала, заставила пообещать, что не расскажу ему. Знала, что докопаюсь…

Я понимаю, к чему она все это мне рассказывает. Но мне плевать.

- У меня остались деньги, которые я заработал в Америке, - решительно говорю я. - Если нужно, я продам свою квартиру…

Нинель грустно усмехается.

- Как же она… Вы знакомы всего ничего, но она уже знает тебя как облупленного. Это правда, что у вас не любовь… Какое-то безумное обожание… Обожествление… С ее стороны так точно… - она качает головой. – Александра специально мне сказала, что когда… именно «когда»… ты захочешь все с себя снять и отдать ей на лечение, то чтобы ты даже думать об этом забыл… У нее денег столько, сколько нам с тобой за всю жизнь не заработать… Глупые вы дети… Одни проблемы от вас…

Я слушаю ее в пол-уха. Понимаю главное. Нинель договорилась с Майклом. И у Сашки есть реальный шанс… Поэтому я подтверждаю свое слово, данное ей.

- Если вы ее спасете, - говорю я, - клянусь, я прекращу с ней всяческие контакты.

- Ты это сделаешь, - холодно смотрит на меня Нинель. – Иначе мне придется очень жестко тебя… Уговорить.

Я понимаю, что это не угроза, и даже не обещание. Это констатация непреложного факта. И я знаю, что это не только будет сделано. Я понимаю, что это будет правильно. И я… хочу этого.

К нам возвращается Анечка, сияющая, восхитительная, родная. И мне снова хорошо в домашнем кругу. Дом… Мама… Невеста…

А когда мы наконец остаемся одни, я ищу ее руку, и зарываюсь лицом в ароматные темные кудри, и прижимаюсь к ее манящему, сладкому телу, и шепчу ей на ушко одно лишь слово…

- Любимая… любимая… любимая…

Она рядом. Она со мной. И она чувствует каждый мой вздох, каждую невысказанную фразу.

- Что?.. Что с тобой?.. Ты весь как струна…

- Устал от этой жизни, - бормочу я…

- Дурачок… - она испуганно вздрагивает. – Не говори так…

Тихо смеюсь над ее реакцией.

- Я устал от жизни, в которой нет тебя…

- Но я же есть… Я здесь…

Она поворачивается ко мне, и я чувствую ее руки на своем лице.

- Ты где-то далеко… - говорю ей. - Я вижу тебя, как тень на горизонте… Бегу, бегу, но никак не могу добежать… Ты ускользаешь…

- Я буду рядом… - шепчет она. – Обещаю. Дай мне только еще немного времени… Я боюсь… Мне нужно решиться… Но я… буду… всегда буду рядом… с тобой…

Я нежно обнимаю ее, и покрываю поцелуями ее теплое, мягкое, такое желанное тело. И с осторожной настойчивостью влеку ее к себе… И она не сопротивляется, покорно отдавая мне себя всю, без остатка…

И я забываю все и всех. Всех, кто не дает мне спокойно жить на этом свете, занимая мое время. То время, которое я хочу проводить лишь с ней.

Но теперь у меня есть козырь. Я загадал, что если… то «да». И «да» должно произойти. Потому что прыгнуть кваксель невозможно. Кого угодно спросите. Даже я быстрее поверю в пятерной тулуп…

Но я его прыгнул.

Значит… Да…

На контрольные прокаты в Санкт-Петербург съезжается вся наша фигурнокатательная тусовка, со всей страны. Все, кто хоть более-менее что-то из себя представляет и имеет маломальские амбиции показать себя в этом спорте. И, конечно же, обратить на себя внимание корифеев высшего звена. Потому что, каким бы чудесным ни был твой тренер, какие бы результаты ты под его или ее руководством не показывал, какими бы конгениальными ни были твои программы, все равно, любой, просто любой фигурист, хочет, мечтает, спит и видит себя в олимпийской сборной. А олимпийскую сборную у нас, по традиции уже не первый год формируют школы Тамкладишвили, Федина и Московиной. И прорваться через заслон наших лучших из лучших ой как сложно…

Ломая добрую традицию, на этот раз я делю комнату не с кем-то из фединских ребят, а со смутно знакомым мне парнем, вроде бы откуда-то из области, из Подольска, что ли… Лицо где-то видел, имени не помню. С одной стороны, это неплохо. Все-таки вечером иногда хочется и отдохнуть, и книжку почитать, и вообще… С друзьями, когда они рядом, так получается не всегда…

Мой приятель Мишка Щедрик, пользуясь случаем, живет у себя дома, в питерской квартире, присылая мне по этому поводу пропитанные ехидством сообщения. И зовет в гости. Человек он серьезный, семейный… Обязательно нужно будет напроситься к нему вместе с Анечкой, чтобы прониклась атмосферой… Хотя, кто знает, не вышло бы наоборот…

Ну а своему соседу, который с первых же минут смотрит на меня, как паломник на святыню, расширенными от восхищения глазами на прыщавом юношеском лице, я сразу же заявляю действующий расклад.

- Зовут меня Сергей. Ни орденов, ни званий не имею и не признаю. Жилплощадь используем поровну. Гостей принимаем по взаимной договоренности. Согласен?

Он молча кивает, не сводя с меня ошалелого взгляда. Чтобы привести его в чувство, несильно тыкаю его кулаком в плечо.

- Отомри, приятель, - говорю ему с усмешкой. – У тебя имя есть?

Он трясет кудлатой головой, словно просыпаясь. А потом без лишнего жеманства и робости первый протягивает руку.

- Марат. Кондрашов…

Это имя я знаю.

- А-а… Краснознаменный ЦСКА.

Отвечаю на рукопожатие и отмечаю про себя, что рука у него просто железная. А еще вспоминаю, что тренируется он у тети Светы. Светланы Орловой.

– Светлане Владимировне огромный привет, - расшаркиваюсь. – Если она меня еще помнит.

И тут же угодливая память подсовывает мне воспоминание о том, что в том же ЦСКА у еще одной знакомой мне тренерши, Лены Буйновой, сейчас занимается Катька…

- Передам, - кивает Марат.

Распихиваю вещи по полкам шкафчика, забрасываю сумку наверх и, подхватив рюкзак, собираюсь идти в «Юбилейный», где в этом году собираются на нас смотреть наши строгие начальники. Вроде бы и Анечка собиралась туда же, так что прогулка обещает быть нескучной. Тем более, погода в Питере стоит просто великолепная для конца сентября – холодно и пасмурно. Всего лишь. Ни проливного дождя, ни пронизывающего ветра, ни наводнения. Одним словом – благодать.

- Э-э… Сергей!..

Марат, видя мои приготовления, нерешительно мнется.

- Ну чего тебе? – нетерпеливо спрашиваю я.

- Если ты в спорткомплекс, - произносит он, - то можно я с тобой?..

Смотрю на него, наклонив голову. Нужен он мне, конечно же, как рыбе зонтик. Но послать вот так вот сходу, едва познакомившись… Такое себе.

- Собирайся бегом, - киваю ему. – И спускайся в холл.

Он кивает, а я, не спеша, двигаюсь на выход.

Аню обнаруживаю внизу, сидящей на диванчике и что-то сосредоточенно разглядывающей на своем телефоне. Рядом с ней вижу балеринку-Валентинку, занимающуюся тем же самым. И понимаю, что вечер перестает быть томным.

Подкрадываюсь к Анечке неслышно сзади и, наклонившись, обнимаю за плечи и целую в шейку.

- Ой, - вздрагивает от неожиданности она, - вредный, напугал… - и тут же сжимается. - Ай щекотно…