В конце концов, перед вечерней тренировкой, сталкиваемся возле раздевалок, и уж не знаю кто кого – друг друга наверное - тянем в ближайшую пустую комнатушку, подальше от чужих глаз.

- Господи, что ж ты со мной делаешь, - сдавленно, с придыханием шепчет Анечка, позволяя мне стянуть с нее шортики с трусиками и крепко прижимаясь к моему тоскующему и изнывающему по ней естеству.

- Люблю тебя… - обнимаю ее и покрываю поцелуями шею и плечи. - Хочу тебя… Обожаю…

- Люби… О-ох… Бери и люби…

Люблю до изнеможения, до последней капельки, до последнего стука сердца…

Когда мы снова можем дышать, Аня поворачивается ко мне, изящно поддергивает шортики и хихикает в кулачок.

- Как детки блудные нагрешили, - произносит она. – Как когда-то…

- Ты помнишь?..

- Такое разве забудешь…

Анечка проводит ладонью по моей щеке и губам, и я целую ее пальчики и запястье.

- Моя невеста, - шепчу я.

Она тихо смеется.

- Вахавна… Фантазерка…

- Ну почему? Почему нет, Аннушка?

Она улыбается, рассматривает меня, слегка наклонив голову.

- Я же тебе когда-то давно сказала, давай попробуем, только дай мне время… - произносит она.

- Но я…

- Но ты сбежал… Надолго… И я уже подумала, что ты обо мне забыл…

Я смотрю на нее, и понимаю, что сейчас именно тот самый момент, когда все можно либо изменить, либо потерять.

- Два года, - говорю. – Времени было достаточно? Я ведь дал тебе то, что ты просила…

Анечка возмущенно поднимает брови и тут же начинает мутузить меня кулачками в живот.

- Ах ты бессовестный, гад, как все в свою пользу повернул… - яростно шепчет она. – Я тут одна, в соплях, ни с кем не гуляю, не встречаюсь, всем отказываю, а он…

- Я тоже, - решительно беру ее руки в свои, - тоже, ни с кем, ни разу… Вообще ни с кем… Честно…

Аня закусывает нижнюю губку и смотрит с подозрением.

- Не врешь?

- Не вру.

- Чем докажешь?

На мгновение задумываюсь.

- Я подарил тебе зубную щетку, - уверенным тоном говорю я. – Это как клятва на крови. Много ты знаешь мужчин, которые вообще на такое решились?

Она морщит носик, хмурится и неожиданно одаривает меня веселым и лукавым взглядом.

- Хочешь сказать, что таких, как ты не бывает?

- Хочу сказать, что я далеко не самый лучший. Но я люблю тебя…

Она обвивает мою шею руками и не позволяет мне закончить мою оригинальную мысль, прижимаясь своими влажными губками к моим губам.

Наконец, отстранившись и отдышавшись, она кивает, не сводя с меня взгляда.

- Ну хорошо… Ладно… Уговорил, искуситель… Но только после Белогорска…

- До Белогорска, - я решительно обнимаю ее за плечи. – До Белогорска. Иначе ты снова передумаешь или найдешь кучу новых отговорок.

Она смотрит мне в глаза. Улыбается. Как никогда не улыбалась до этого.

Получилось!..

- Только с мамой моей сам договаривайся, - произносит Анечка покорно. – Меня она никогда не слушает…

Указание Нинель выполняю беспрекословно, и всю вторую половину дня хвостом хожу за Артуром, подчиняясь его командам («Покажи то, покажи се, крутанись там, выкатись здесь»). Я вижу, что так он думает над тем, что со мной делать в этом сезоне. А поскольку сроки очень сжатые, то и расслабляться особо некогда.

Наконец, вечером, уже изрядно подуставшие оба, мы, как два заговорщика, пристраиваемся в дальнем конце льда.

- Пожелания есть, Сереж? – Артур откладывает телефон и хитро смотрит на меня.

Эту его улыбку я знаю. Значит что-то уже задумал. Значит о моих желаниях и идеях интересуется только из вежливости, в знак признания моих предыдущих заслуг. На самом же деле…

- Полностью доверяю вашему вкусу, - расшаркиваюсь я.

Артур удовлетворенно кивает.

- Ну, это ты сказал. Значит возражения больше не принимаются.

Само собой. Еще бы. Когда главный хореограф самой лучшей в мире школы фигурного катания ставит тебе программу, следует слушаться и с благодарностью внимать всему, что тебе говорят. Это раньше я возражал и права качал, когда маленький был и глупый, зато теперь…

- В общем, Сереж, - Артур потирает руки, улыбаясь, - у нас первый концерт Чайковского на короткую и Пер Гюнт Грига на произвольную. Ты рад?

Смотрю на него в ужасе, не в силах сдержать страдальческого выражения лица.

- Артур Маркович, - срывающимся голосом произношу я, - только не это. Это же ужас, я буду на идиота похож…

Артур дует губы.

- Ну вот, - расстроенно тянет он, - а говорил вкусу доверяешь…

Хватает его на пару секунд. Расплываясь в белозубой улыбке, он дружески хлопает меня по плечу.

- Расслабься, шучу, - довольный своей выходкой говорит мне он. – Но видел бы ты свою физиономию…

Я с детства терпеть не могу катать под классику, особенно под такую заезженную до дыр, как эта. И Артур, зная это, не упускает свой шанс повеселиться.

- Ладно, пошутили и хватит, - резюмирует он, видя, что я вздыхаю с облегчением. – Короче…

Короче, получился у нас с ним компромисс на этот раз. Поскольку сезон не олимпийский, то акцентироваться на классику для победы нет необходимости. По статистике, за последние лет тридцать, с программой, поставленной не на классическую музыку олимпийские игры выигрывал, разве что, Леша Жигудин в каком-то там две тысячи мохнатом году. А так… Консерватизм и косность судей никто не отменял, и тут одним прыжковым контентом не обойдешься - нужно обеспечивать себе вторую оценку. Но это пока размышления о будущем. На этот же раз Артур бессовестно подкупил меня предложением сделать произвольную на основе «Рокетмена», «Ай стил стендинг» и «Йелоу брик роуд» Элтона Джона («Да, да! Хочу!»), но за это безапелляционно настоял на короткой программе под мало понятную и, как на мой взгляд, скучноватую «Этернити» Бенджамина Клементина. В эту музыку, понимаю, мне придется вслушаться, постараться ее понять и натянуть на себя. Знаю одно, раз Артур ее выбрал, значит видит меня в ней и уверен, что все получится. Ну… Хорошо. Значит будем вкатывать. Хоть не Григ с его этим «Пер Гюнтом», уже хорошо…

Ну а вечером, когда я приехал в «Лужники», меня встретил на малом катке Макс Денков, второй хореограф и постановщик «Ледникового», угостил кофе из автомата и усадил рассматривать портфолио отобранных для участия в предстоящем шоу звезд. Целая папка с фотографиями угловатых буратин и неуклюжих медведей, которых с июля следовало начинать обучать стоять на коньках, а к октябрю выставить на лед под камеры в качестве готовых спортсменов. То, чему мы учимся всю жизнь с детства, с утра до ночи, не видя света белого, с данными гражданами следовало пройти и закрепить за три месяца эпизодических вечерних покатушек, больше похожих не на тренировки, а на рождественский балаган.

- Вы это серьезно? – на всякий случай интересуюсь у Макса. – Что у вас получится за три месяца?

- Ну, что-то да получится, - машет рукой тот. – В предыдущие годы получалось, и сейчас получится.

- Халтура это все, - пожимаю плечами я. – Невозможно научиться скользить за такое мизерное время, тем более, если раньше конки только по телевизору видел.

- Не парься, Валет, - Макс откидывается на своем стуле, сцепив ладони на затылке. – Это же шоу. А шоу все стерпит.

========== Фарфоровый самурай (Минус четыре по Цельсию, продолжение…), Эпизод 2 ==========

Комментарий к Фарфоровый самурай (Минус четыре по Цельсию, продолжение…), Эпизод 2

Здесь появляется совсем новая героиня.

Сижу на шпагате. При чем, как в прямом, так и в переносном смысле. С одной стороны, у меня сборы в Белогорске, где я занят тренировками, общефизической подготовкой, хореографией, балетом и, как сейчас, растяжками. И все это удовольствие занимает у меня практически весь день, с восьми утра до позднего вечера. С другой – подготовка к «Ледниковому» у Авера в «Лужниках», куда я мотаюсь почти каждый вечер и провожу там время до полуночи, а то и позже. Благо, ехать тут сравнительно недалеко. Пару раз меня любезно возила в Москву Анечка на своей машине – исключительно по доброте душевной, поддавшись на мои слезные уговоры. Но после того, как ей пришлось весь вечер отвечать на одни и те же вопросы обалдевшей от ее появления публики, да еще и кататься с ними на катке, она в конце концов взбунтовалась.