- Приве-ет! – Анечка улыбается и тянет ко мне руки.
Подхожу к ней, наклоняюсь, приобнимаю и целую в подставленные губы.
- Я тоже хочу! – тут же возмущенно ершится Валька.
И я, повернувшись, легонько чмокаю в пухлые губки и ее.
- Ой-и, приятно… - валяет дурака малая, умильно щурясь и строя довольную физиономию.
Анечка с укоризненной улыбкой качает головой.
- Ох, Ланской, - вздыхает она, - опять за старое? Вот ничему тебя жизнь не учит…
Валька ехидненко хихикает. А я беру Анины руки в свои и целую по очереди каждый пальчик.
- Привет, Анютины глазки, - шепчу я, - здравствуйте Анютины губки, как поживаете, Анютины ручки, как я по вам соскучился, Анютины ножки…
Аннушка вздыхает, закрывает глаза и, прикусив нижнюю губку, не стесняется показать, как ей приятны мои слова и мои прикосновения.
Балеринка сидит рядом по-турецки, положив подбородок на сплетенные кисти рук и с умильной улыбкой смотрит на нас.
- Эх, Анечка, - произносит она мечтательно, - какая же ты счастливая…
Аня, прищурившись, смотрит на нее из-под длинных ресниц.
- С этим-то? – с неповторимым ехидством в голосе кивает она в мою сторону. – Ты издеваешься?
- Ага, - с готовностью соглашается Валька.
Они вдвоем, синхронно поворачивают головы в мою сторону, одаривают ироничными взглядами, одновременно показывают языки и заливаются радостным хохотом.
Глядя на их веселье, пожимаю плечами и качаю головой.
- Ведьмы, - констатирую я под очередной взрыв звонкого девчоночьего смеха.
- Ведьмы и есть, - соглашается Аня. – Я была навеселе и летала на метле. А ты что думал?
- Вот заколдуем тебя, Сереженька, - вторит ей Валька, - и будешь ходить нецелованный тридцать лет и три года.
Анечка с деланной заинтересованностью замирает и демонстративно рассматривает меня, сидящего перед ней.
- Хорошая мысль, - нараспев произносит она. – Нужно будет обязательно попробовать…
Возможно, я и хотел бы им что-то ответить. Может быть, даже и ответил бы. В их же издевательском, глумливом стиле. Но увы, охоту на ведьм пришлось отложить, потому что в зал гурьбой заваливаются ребята и девчонки – юниоры и старшие – тоже пришедшие на ОФП после дневного отдыха.
И тут же, мгновенно посерьезнев и поскучнев, Аня и Валя поднимаются на ноги, занимают позиции у станка и начинают упражнения. И Анечка даже, обернувшись ко мне, показывает кивком головы на свободное место рядом с собой.
Сбрасываю куртку, и тоже, вместе со всеми, приступаю к давно мне знакомому и не раз обкатанному ритуалу растяжки и разогрева. Потому что так надо. Шутки шутками. Но работаем мы на результат. Который нужно постоянно и неуклонно завоевывать. В том числе и в борьбе с самим собой. Потому что, пока ты отдыхаешь или ленишься, твой соперник… Ну, вы поняли.
Захожу в свою квартиру, бросаю сумку на пол, не включая свет ползу в спальню и со стоном валюсь на кровать. У меня чудовищно болят правый бок, нога и поясница. Последствия проклятой травмы, которую я получил несколько лет назад на чемпионате мира в Париже. Грустная история, на самом деле, суть которой свелась к внезапному разлому крепления лезвия моего правого конька к ботинку, что повлекло за собой мое очень неудачное падение с тройного акселя буквально на старте произвольной программы и практически четырехмесячному простою в тренировочном процессе. Хуже всего было то, что восстановиться полностью у меня так и не получилось. Не исключено что тогда же я получил и скрытую травму позвоночника, которая начала проявляться только со временем, но доставляла мне такие нечеловеческие мучения, что я буквально лез на стенку от боли. Спасали меня таблетки ибупрофена, а когда становилось совсем уж невмоготу – обезболивающие уколы.
Осборн в Америке показывал меня врачам, с этими моими несчастьями, но те, вправляя мне вылетевшие позвонки, только руками разводили, расписываясь в собственном бессилии. От Нинель же, до поры до времени, мы эту информацию скрывали, благо проявлялась проблема нечасто, эпизодически, и в общем-то моей работе не мешала – болит и болит себе. Кто из нас катается без боли? Но этой весной, когда меня снова прихватило, свидетелем моих мучений стала Фиона, которая заехала ко мне в гости на пару дней. Понятное дело, тайное тут же стало явным, в конечном итоге переродившись в еще один повод к прекращению моей работы в Америке и возвращению домой.
- Твоя мама сегодня утром так на меня кричала по телефону, - посетовал мне Брайан через несколько дней, когда я, едва придя в себя, тут же явился на тренировку, - я, признаться, не подозревал, что она знает такие слова… Скажи, Сергей, ты тоже считаешь, что я тебя здесь до смерти гроблю?
Успокоив моего наивного и очень высокооплачиваемого тренера, я уверил его, что Нинель просто погорячилась. А вечером, в первый раз за прошедшие почти два года, я позвонил ей по скайпу и мы вполне себе мило поговорили…
Спасительные таблетки всегда у меня лежат на прикроватном столике, и я, не глядя, нашариваю пластиковую баночку и вытряхиваю две штуки в ладонь. Десять минут – и все пройдет. До следующего раза. Но иного спасения я пока не вижу…
Измененная система проведения вечерних тренировок у взрослых спортсменов и у юниоров оказалась для меня новшеством, к которому я не был готов. Вместо обычных занятий, точнее, перед ними, Нинель теперь заставляла всех тянуть жребий, после которого выгоняла народ на шестиминутную разминку, а затем каждый по очереди катал свою произвольную программу. То есть полное погружение и имитация реальных соревнований. Пока эта метода еще только апробировалась, но всем явно было по кайфу так заниматься, потому что в конце объявлялись места и баллы, и победитель мог на законных основаниях несколько минут походить, задравши нос и гордясь собой.
Сказать по правде, утром я уже изрядно выложился, катая короткую программу для тренеров, и сил на произвольную, да еще такую, которая имелась в моем активе, у меня почти не было. Но кто же в этом признается? И я, вместе со всеми, отважно вытянул свой жребий.
Зря вытянул. Мог бы и не тянуть.
Потому что один неудачный поворот после приземления с прыжка – и вся программа идет по бороде, я, скривившись, из последних сил сдерживаюсь, чтобы не взвыть и еле-еле докатываю, чтобы только не бросить по середине.
Доезжаю, получаю исподлобья хмурый взгляд карих глаз, распечатку с весьма посредственными результатами и указание после тренировки показаться нашему врачу Валере. Заметьте, не сразу же, не вместо, а после тренировки. Вспоминая, как Катька катала свои программы с гипсом на руке, и даже что-то там прыгала, я понимаю, что в глазах тренеров, моя травма – это вообще не достойная внимания попытка отлынивания от работы. М-да, разбаловал меня Брайан, однозначно. Нужно привыкать к нашему режиму. Иначе не то, что олимпиады – Чемпионата Европы мне не видать, как своих ушей…
Лежу, блаженно закрыв глаза, и ощущаю, как острая боль в правой части тела постепенно превращается в тупую, затем в пульсирующую, а вскоре и вовсе исчезает, сменяясь сонной истомой. Вот так всегда это и происходит. Врачи говорят, какое-то там блуждающее защемление. Поблуждало, и ушло. И хорошо…
Размышляя над тем, что не плохо бы сходить в душ, а перед сном почитать какую-нибудь полезную книжку, я осторожно сползаю с кровати и выпрямляюсь. Все в порядке. Все хорошо. Делаю несколько базовых упражнений – наклоны, скрутки, приседания – все в норме. Ну, слава тебе господи. До следующего раза…
Гонг из прихожей возвещает мне о том, что у меня снова незваный гость. И на мгновение моя душа, трепеща крылышками, взлетает в облака. А вдруг! Неужели. Она говорила, что сегодня у нее планы, что она занята… Но что если…
Увы… Это оказывается всего лишь сосед. Немолодой бизнесмен. Увидел мою, как обычно, неплотно прикрытую входную дверь и, обеспокоившись, позвонил, чтобы убедиться, что у меня все в порядке.
Благодарю его за бдительность, киваю, желаю спокойной ночи. Запираю дверь на замок. Грустно вздыхаю, понимая, что до утра еще целая ночь. И уныло плетусь в ванную.
