***

Тот август был обычный, не лучше и не хуже остальных, что были до него. Прошла неделя после нашего с Алисой дня рождения. До сих пор самая насущная тема для обсуждения была “мне уже тринадцать, я уже взрослая”.

Родители были на удивление милыми и дружными, не ссорились, не выясняли отношения. Отец уже пару месяцев не встречался со своей Светой, чему я была сильно рада.

Оказывается, Света захотела, чтобы он ушел из семьи, а отец этого сделать не мог, потому что нас он тоже любил. Между семьей и любовницей он выбрал семью. Я им гордилась. Это был правильный поступок – сохранить семью и разбить любовь, в которую я ни капли не верила.

Мама в последнее время сильно похорошела от его мужского внимания. Мы с Алисой с удивлением и заговорщическими улыбочками наблюдали за тем, как отец игриво щиплет маму за зад, а она хихикает и краснеет, словно девчонка.

Но выясняли отношения они по-прежнему громко и экспрессивно. Наши соседи, наверняка, знали о том, что Вася опять потратил последние деньги на свои чертовы краски, а Марина поломала ему за это мольберт. В этом плане все было, как обычно: художник и жена художника. Небо и земля.

Отец мне говорил, когда мы рисовали вдвоем в его мастерской, что когда-нибудь я встречу мужчину, и он будет точно так же далек от искусства, как наша мама.

– Он будет рвать твои эскизы и выбрасывать краски в окно. И твое сердце, Ася, будет каждый раз разбиваться от горя. Потому что каждый эскиз – это твоя маленькая жизнь.

– Ох, нет, папа. Тогда я вырасту и выберу себе нормального мужчину. Художника. Как ты, – отвечала я.

– Нет, Деревце. Не выбирай, пожалуйста, художника. Выбирай любого другого. Просто прячь от него свое искусство подальше, чтобы ему было спокойнее, – сказал грустно отец, – И жалей его, береги. Потому что человек, влюбленный в художника, всегда оказывается несчастным, третьим в любовном треугольнике.

– В каком еще треугольнике? – удивленно спросила я.

– Ох, деревце… Скоро ты поймешь, что, несмотря ни на что, самая большая любовь в жизни художника – это его творчество…

***

В тот августовский день (кажется, это был понедельник), мы должны были вечером поехать в кино. Наша семья сейчас сильно напоминала обычную семью. Мы даже иногда гуляли вчетвером по воскресеньям, обрастали традициями, так сказать. Правда, гуляли мы до магазина и обратно, но и это уже был прогресс.

В тот понедельник с самого утра мы с Алисой жили ощущением вечера. У нас были каникулы, до начала учебы оставалась еще целая неделя. Мне было так хорошо и спокойно на душе, что жизнь казалась раем.

А потом рай закончился, потому что у меня резко поднялась температура. Меня уложили в постель, заставили выпить лекарство. Весь день я лежала и смотрела, как по стенам над моей кроватью ползут ивовые ветви, сплетая причудливый узор.

Я почти не шевелилась, и лицо мое было грустным и несчастным, но это не подействовало ни на Алису, ни на маму с папой. Он собрались и уехали в кино без меня, оставив меня на попечение соседки тети Наташи, которая заходила ко мне каждые двадцать минут.

Перед тем, как выйти вслед за мамой и Алисой, отец заглянул ко мне в комнату, присел на край кровати, поцеловал меня в лоб и сказал:

– Не скучай без меня, деревце.

Какое-то странное чувство осело в груди после того, как он, подмигнув мне напоследок, вышел из комнаты.

Время в одиночестве тянулось долго. Сначала я смотрела телевизор в комнате родителей, обнимая Маркиза, который лежал рядом со мной. Я всегда разрешала ему спать со мной, когда никого не было дома. А потом фильм по телевизору закончился, я встала и подошла к окну.

На улице уже было темно. Я закрыла глаза, пытаясь понять, где темнота сильнее: на улице или внутри меня. И тут словно большое огненное колесо прокатилось перед моими глазами. Я часто заморгала, испугавшись этого ощущения. На улице было все так же темно и тихо, и меня охватила паника. Я отошла от окна, отдышалась, села на стул. Что это было?

Примерно через час ко мне зашла соседка тетя Наташа, бледная и взволнованная, и сообщила, что произошло большое несчастье – моя семья попала в аварию.

Сердце мое на этих словах остановилось, я больше не ощущала себя живой… А тетя Наташа, как назло, тянула время.

– Марина и Алиса сейчас в больнице, они живы, а вот папа твой… – соседка прижала к глазам белый кружевной платочек, – папа твой не выжил, погиб…

Я осела на пол и закрыла лицо руками. Тетя Наташа что-то говорила, Маркиз лизал мои руки и волосы, на заднем фоне из телевизора играла индийская музыка, из открытой форточки доносилась сирена скорой помощи.

Вся эта какофония звуков была невыносимо раздражающей, я подняла лицо кверху и закричала что было сил. Крик мой огромным стеклянным шаром стукнулся об потолок и разбился, посыпался на меня мелкими, колючими осколками…

***

После возвращения мамы и Алисы наша жизнь стала совсем другой. Поначалу было очень сложно, как будто из нашей семьи ушел не только отец, но и ее душа, основа.

Мы втроем сначала сидели по разным комнатам, переживая в себе все случившееся. Так прошло много дней. Но однажды мы с Алисой легли в мамину кровать и обняли ее с обеих сторон. С тех пор мы стали делать так постоянно.

Слушая, как мама тихо плачет, мы тоже начинали плакать. А потом, в один из таких вечеров, мама вылезла из кровати и, вытерев ладонями слезы, подошла к окну и отдернула легкую занавеску. Мы с Алисой с удивлением смотрели, как она неуклюже забирается на подоконник.

Сердце у меня бешено заколотилось в груди. Нехорошее предчувствие комом подкатило к горлу.

– Мам? – неуверенно позвала я.

Она обернулась и неожиданно широко улыбнулась нам с Алисой.

– Ну что, девочки. Где там наши звезды, помните?

Я вылезла из-под одеяла и забралась на подоконник рядом с мамой, Алиса подвинула стул к окну и села на него, щурясь и всматриваясь в ночное небо. Звезд не было, плотные темно-серые осенние облака застилали все вокруг, не давая нам ни единого шанса разглядеть хотя бы одну звезду.

– Я не вижу, но знаю, что они где-то там, за тучами, – сказала Алиса.

Мама поцеловала нас с Алисой по очереди – сначала ее, потом меня.

– Все правильно Вася говорил нам тогда. Главное, что мы вместе. Все остальное неважно… Помните, как мы тогда лежали на снегу перед новым годом? У Аси на следующий день горло заболело, я тогда на Васю из-за этого ругалась, – мама грустно улыбнулась.

И мы начали наперебой рассказывать друг другу свои важные, добрые и забавные воспоминания, связанные с отцом. Легли спать уже под утро…

***

– Не скучай без меня, деревце, – это были последние слова отца, обращенные ко мне, знать бы это заранее, я бы обняла его на прощание крепко-крепко…

Я вспоминаю эти слова очень часто, особенно, когда смотрю на его прекрасные картины, висящие сейчас в моей арт-студии. Среди них и пейзажи, и портреты людей, и мой портрет – тот самый, с ивовыми ветвями, которые, кстати сказать, до сих пор со мной.

Я вспоминаю эти слова и не слушаюсь. Скучаю по нему. Каждый день и каждую минуту. Да, он был не идеальным отцом. Но детям ведь вовсе не нужны идеальные родители. Нужны те, кто понимает, любит и ценит их.

Пап, если ты только слышишь меня, хочу тебе сказать, что ты был не идеальным. Ты был лучшим…

Она стоит на сцене. Перед ней огромный зрительный зал, несколько тысяч человек. Она смотрит на сияющие лица, ловит улыбки незнакомых людей, видит вдали маленькие сияющие звезды – включенные фонарики мобильных телефонов.

Музыка волнами широкой реки течет вперед – это ее музыка, ее река, но сегодня она не может войти в ее воды, слиться с ней. Сегодня она пустая, а река не принимает таких, ей нужна лишь живая энергия.

Перед концертом она знала, что не сможет сегодня петь и даже говорила об этом Герману, своему концертному директору, но он не захотел ее слушать.