Каждый раз, как ему в руки попадает дрянь, – он восхваляет ее, словно это лучшее, что ему доводилось пить. Он никогда не признается, что вновь обосрался в своих алкоэкспериментах. Тайно надеясь, что я, дурак, тоже решу это попробовать.

Как я и говорил – это одно из немногих развлечений для молодежи в нашем городе.

– Сак! Телефон звонит! – окосевший Женька уловил вибрации от моего бедра.

– Да.

На обратном конце «провода» – мать.

– Да нет, мам. Мы с Женькой посидим и разойдемся.

Искореженный голос динамиков недовольно хрипит.

– Да нет, мам. Нормально все. Я приготовлю че-нибудь. Не переживай, – отвечает хороший сын Саша Аксаков.

Голос снова недоволен.

– Да блядь! Не бухаем мы!

«Ну все, давай!» – доносится из трубки, и телефон с характерным хлопком обрывает связь.

– Че орешь? – тычет меня в плечо этот идиот. – Не ори на мать!

– Я, сука, щас твоей позвоню, если не прекратишь! – отталкиваю его кривую руку и сажусь за компьютер.

За окном – апрель. Голубое небо стало ближе к земле, и редкие облака, подхватываемые ветрами, вяло ползут. Трава уже зеленая, а снега осталось так мало, что его можно в музей выставлять. Запах-то какой… Открытое окно балкона доносит звуки улицы и ароматы весеннего воздуха.

«Вот бы так было всегда…» – проскальзывает в моей голове мысль и уходит куда-то в туман.

– Ну че? – задает пустой вопрос Женька, подкуривая сигарету прямо посреди комнаты.

Я с размаху бью по папиросе, высекая искры, а после – тушу остатки носком.

– Удилов, блядь! Иди нахуй отсюда – на балкон!

Аксаков и длинная ночь

– Вот же… – стряхиваю я, в полукоматозном состоянии, и попадаю на свои светлые джинсы.

– Сак, ну ты че, скоро? – орет Женька, уйдя далеко вперед. – Мы че, тебя, ссыкуна, ждать будем?

Покачиваясь, я выбрался из кустов, попутно полоснув по лицу острыми ветками. Противно. Глаза глядят во тьму, а видят лишь яркие вспышки фонарей, что мотаются туда-сюда и не дают покоя.

От тошноты я опускаю взгляд, чтобы приземлиться ближе к асфальту под ногами, и становится легче. Вот кто как, а я пить не умею. Пусть начинаю я неплохо, но конец всегда один, и он печален.

Чем чаще я поднимаю глаза, тем труднее держать равновесие среди этих кружащихся вокруг светлячков. Так и бреду, склонив голову в пол, пока не натыкаюсь на кроссовки Юрца.

– Сак, ты че? – говорит Юрец своим утробным голосом, будто в глотке у него коктейль: половина блевотины, половина сигаретного дыма. – Еще вся ночь впереди, а ты уже никакой.

«Да знаю я…» – проносится в голове, а выговорить не могу. Лень. Я достаю помятую пачку и вновь закуриваю. Дым спускает тошноту куда-то ниже, и снова становится лучше. Прекрасная ночь. Просто восхитительная.

Если вы подумали, что мне плохо, – это не так. Я всецело обожаю это состояние. В голове нет ни одной плохой мысли. Такая пустота, такая легкость. Я вот днем, хоть и отмазался от всех дел, но всей своей ответственной душонкой чувствовал тревогу. Сейчас тревоги нет.

Ночной бульвар вдоль городского пруда тащит нас в самый центр. Туда, где ярко и громко, снуют машины и суетятся сотни людей. Вот вроде будний день, а людей там всегда до хрена. Колхозники на своих удроченных «девятках» слушают музыку, синяки валяются в кустах, менты мочат ноздри и суют их во все возможные щели. Это прям консенсус всего людского, что есть в этом городе. Все биороботы спят или впахивают на заводе, а мы, люди, отдыхаем…

– Сак, да ты задолбал! – Женька отрывает меня от скамейки, на которой я примастырился отдохнуть.

– Женя… – вою я откуда-то из желудка. – Жекос… Ну вот как ты так?

– Как «так»?

– Аксакыч, ну в натуре, вставай уже, – подхватил Юрец, мой одноклассник, а за ним и Димка, с параллели, завыл. И все в один голос твердят:

– Сак, вставай, пойдем бухать.

– А я не хочу!

– Ты опять в своем репертуаре, – тормошат они меня втроем. – Задрал уже делать два взлета за ночь. Мы щас нажремся – ты отойдешь. И ведь ты до последнего будешь нас дрочить со своим бухлом и «Давайте еще, че вы как маленькие»!

– Буду, – с полной уверенностью отвечаю я.

Парни приподняли меня и уселись на лавочку.

– Не, ну тогда ждем полчасика, пока Аксак в себя придет, и тогда двинем. А то он всех телок там распугает.

А я – да. Умею портить настроение. Вот они шли такие воодушевленные, ждали чуда. А я – хуяк, и притормозил их. Пыл поубавил. Вот они тоже успокоятся и с холодной головой пойдут. А куда пойдут? Так в клуб, куда ж еще?

Честно говоря, клубом это место-то и не назвать. Так, гадюшник. Вот если и есть в городе место, что как подводная лодка, только наоборот, наполняется пролитым бухлом, мочой и блевотиной, так это вот и есть тот клуб. Этот клуб, думаю я, останется отпечатком на всю жизнь. Вот мне говорят «клуб», а я уже чую запах прелой мочи, пота и перегара.

– …тот раз нормально было, вообще! – говорит Димка, передвигая пиксельные ящики в своем старом телефоне.

Я тут же вскакиваю со скамейки, в ярости закуривая сигарету.

– Тебе, дебилу, может, и норм было! А я весь вечер наблюдал, как на танцполе дергается какой-то солевой, в огромных кроссовках. Он же там один был! ОДИН, блядь!

– О, пацаны! Сак-Сак очнулся!

– Ага, видать…

– Ну че, погнали тогда…

«Да ну и хрен с вами», – думаю я, вдыхая живительную сигарету так сильно, что фильтр губы начинает обжигать.

Мы прошли еще пару километров, окончательно выветрив алкоголь из крови, и наткнулись на огромную парковку, уставленную всяким отечественным хламом. Все звенело и дребезжало от хрипов дешевых динамиков, и казалось, будто на улице вечеринка будет явно приятнее. Вот только нам, стае шакалов, тут и огрести можно без проблем.

Вот и уперлись мы в двери одного из самых знаменитых и самых поганых клубов нашего города. Почему сюда? Да все просто. Их всего три в городе. В одном – тусуются мамки, всем уже под сорок, и стоит тебе туда войти, как тебя (взрослого мужчину в самом рассвете сил) начинают щипать за жопу, как старшеклассницу на выпускном. Второй клуб – вообще для отбитых, поговаривают, что зэки устроили блатхату и прекратить не могут, а кто-то случайно назвал это место клубом, вот и стрижет бабки за вход. Третий – перед нами. Хочешь бухла посреди ночи – сюда. Наркотики бесплатно – сюда. Кривые и косые телки – тоже сюда. Тут даже криворожему Юрцу и рыжему Женьке, может, че перепадет. Димону не перепадет.

Кстати! Наркотики – это вообще отдельная тема. Переписываюсь с парой пацанов из столицы Урала, так они скулят, на жизнь жалуются, мол, бабки на приколы найти не могут. А я в шоке сижу. У нас тут промоакция как началась, так все закончиться не может. Вот и суют всем по карманам, на халяву и много. Пацанчики дуют и умирают. А те, кто не умирает, – дуют, пока не умрут. Тут так и повелось. Вот уже года два как.

Я вот бухло люблю…

– Так, стопэ. Этот в кроссовках. Не пройдет, – здоровая туша преградила нам путь, а сзади уже начали собираться в очереди местные маргиналы.

– Сука, – вырвалось у меня. Интеллигенты ебучие, ну какой клуб в туфлях? Точнее: какие туфли в клубе? Я че, может, еще и пиджак с брюками надевать должен, чтоб нажраться и ублевать им все сортиры, пока в соседней кабинке кого-то усердно ебут?

– Блядь, Сак, говорили же, что не прокатит!

Я снимаю обувь и встаю босыми ногами на заплеванное крыльцо.

– Так сойдет?

– Шутник хуев, – сказал «фейс-контрольщик». – Че, думаешь, смешно? А вот иди-ка ты нахуй отсюда.

– Да, Сак, иди-ка ты нахуй! – смеется Женька и заходит внутрь.

Мудак. Вот просто мудак. Следом и Димасик, и Юрец. Вот вам – шайка слабоумных. Трус, балбес и пидорас. А вот как ни крути – все равно им ничего не перепадет.

Я засовываю ноги в свои кеды, попутно забирая с собой пару спичек и шелуху от семечек. Чуть притоптал, и все встало на свои места.