Говорите, монсеньор, говорите. Какие ещё хорошие новости скажете?
— Теперь три года вам придётся жить под моей крышей. Ну и живите на здоровье, — Да, монсеньор, для здоровья, говорят, полезно, жить под вашей крышей. — Вы вольны распоряжаться своей персоной как вам угодно, но, поскольку вы мой оруженосец, — Герцог пододвинул к себе кувшин и плеснул в высокий узкий бокал красного вина, — вам придётся соответственно одеваться. О вашей одежде позаботятся слуги. Глаза у вас серые, а волосы тёмно-русые, так что чёрное с синим вас не погубит, хотя не сказал бы, что это ваши цвета. — Потому что это ваши цвета, монсеньор? — Деньги у вас есть? Насколько мне известно, дела у Окделлов идут не лучшим образом…
Интересно. Попытка уколоть? Прощупать? Отследить реакцию? Да на здоровье, монсеньор. Ричард улыбнулся.
— У меня есть деньги, сударь.
— Когда они кончатся, а деньги в Олларии имеют обыкновение кончаться очень быстро, — скажите. — Алва посерьёзнел, стал словно… злее? Ричард не мог подобрать слово. — Раз уж вы при мне, я не желаю слышать от других, что мой оруженосец считает суаны. Это, пожалуй, всё, что я имел вам сообщить. Советовать не делать глупостей не буду — всё равно вы их наделаете. — А вот сейчас обидно было. Может и нет, откуда вам знать, монсеньор? — Лошадь у вас есть?
А то вы не знаете, герцог Алва.
— Да, — спокойно ответил Ричард.
— С ней — к Пако. Со всем остальным — к Хуану. — Ворон сделал глоток и поставил бокал на стол. С утра пить голова не болит, монсеньор? Или вы действительно не ложились? — И вот ещё что, юноша. Я бы мог сказать, что осведомлён о ваших чувствах к моей персоне и моей фамилии, но, увы, не имею привычки врать. К несчастью, в этом королевстве куча церемоний, на которых оруженосец должен сопровождать своего господина. Эту беду мы, надеюсь, переживём. Может, вы скажете, что с вами творится?
— Скажу, — Ричард легко улыбнулся. — Монсеньор, можно два вопроса?
— Поверьте, юноша, если мне что-то не понравится, я вам скажу. Говорите.
— Монсеньор, вы мне подыграете?
Дик ещё никогда не видел, чтобы две острые брови так синхронно взлетали вверх в удивлении. Однако, вот они мы.
— Понимаете, монсеньор, — Дикон сложил руки в замок. Правую тут же прострелило болью, но он предпочёл не замечать этого. — Плевать я хотел и на Людей Чести, и на их бредни про «Великую Талигойю». Если бы вы меня не взяли, я бы уехал с Катершванцами в Торку служить, у меня была договорённость, — Так бы он также смог доказать свою верность короне. Наверное. Дик подумал об этом только сейчас. — Но вы меня взяли, что я считаю настоящей удачей. Врун я никакой, а сталкиваться с людьми, которые считают меня союзником, придётся, как и объясняться с ними. У вас слишком безопасно, чтобы я просил себя куда-нибудь отпустить. Так почему бы мне немного не «сойти с ума», — Дикон снова улыбнулся. — И вам польза в репутационном плане, и мне хорошо. Что скажете?
— Скажу, что когда мне сказали, что в Лаик едет герцог Окделл, я ожидал Окделла, а не того, кто им назвался, — Ворон смотрел проницательно, прямо в душу. Возможно, искал подвох. — Я вас понял. Что насчёт второго вопроса?
— Можно мне бывать в вашей библиотеке?
— Просто бывать? — Алва усмехнулся.
— Читать тоже, — Дикон невинно захлопал глазами. — Ну так что? Никто ничего не теряет.
— Точно не Окделл, — Алва фыркнул. — Сводить с ума невинных младенцев мне ещё не приходилось. Обычно этим грешат дамы. Хорошо, сделаем вид, что вы меня убедили. Я, так и быть, вам подыграю. Можете идти по своим не-окделловским делам.
— До свидания, сударь. — Ричард схватился за костяной шар, служивший дверной ручкой, и едва сдержал крик. Литов пёс! Про руку-то он, дурень, забыл! Целебный бальзам близнецов притупил боль, но он явно не исцелил рану.
— Что у вас с рукой?
— С какой? — Дик попытался отшутиться.
— С правой. — Ворону было не до шуток. — А ну идите-ка сюда.
Не осталось ничего другого, кроме как повиноваться.
— Снимите перчатку.
Дикон решил не тянуть кота за хвост и резким движением сорвал перчатку. Захотелось взвыть.
— Просто прекрасно, — Маршал взял Дика за плечо и буквально швырнул в кресло. — Кладите руку на стол.
Ричард снова повиновался. Ворон присвистнул.
— Да нет, юноша, свою фамилию вы оправдываете по всем показателям! Окделл как есть. — Хватка герцога была железной. — Давно это?
— Со вчерашнего утра…
— Врёшь, так за день не загноится, разве что… — Ворон тряхнул головой. — Какая тварь тебя укусила и где?
— Дух… крыса была… — Голова кружилась. — В «загоне», в комнате… Я рану прижёг, а потом ещё бальзам…
— Не знаю насчёт «духов», — Алва поднялся, подошёл к шкафу из чёрного дерева и налил что-то в эмалевый кубок. — Но, видимо, у Арамоны крысы и те ядовитые. Пей, и до дна!
Ричард послушно выпил нечто, похожее на жидкий огонь. Стало жарко, боль немного отпустила, но кабинет перед глазами задрожал и задвоился.
— Закрой глаза. Захочешь кричать — кричи!
Кричать хотелось, и сильно, но Дик терпел. Он и так сотворил глупость, прав был Ворон, прав был Юка, так что сейчас себя следовало немного наказать. Вот зачем ему эта крыса тогда нужна была? Вот просто зачем?
— Всё. — Голос долетал откуда-то издали. Дикон попробовал открыть глаза. Всё плыло и покачивалось, а потом в нос ударил резкий отвратительный запах, и в голове немного прояснилось.
— Скажи, не болит ли у тебя ещё что-то, — Алва вытирал руки полотенцем, и Дик был без понятия, откуда оно. — Болезнь, может. Не хотелось бы завтра утром обнаружить труп своего оруженосца. Такого не выдержит даже моя репутация.
Дик задумался. Болезнь. Сказать, не сказать? Дик логично предполагал, что скрыть свои приступы вряд ли получится, а свалиться в людном месте, когда никто не может тебе помочь, ему не улыбалось. Хотя
наступала жаркая, летняя пора… Лучше сказать. Тем более, герцог теперь его эр, он несёт за Дика ответственность. По идее.
— Грудная болезнь, — рассеянно проговорил Дик. Алва впился в него взглядом. — Больше ничего.
Первый маршал замолчал, задумавшись о чём-то. Дик даже не пытался предположить, о чём он думает. Он был немного не в состоянии думать об этом сейчас.
— Завтра повязку придётся сменить, я пришлю врача, а сейчас отправляйся к себе и ложись. — Ворон дёрнул витой шнур, и на пороге возник чернявый слуга. — Проводите господина оруженосца в его комнату, ему нездоровится. И пришлите кого-нибудь прибраться.
— До свидания, эр Рокэ, — пробормотал Дикон, выползая из кабинета. Голова кружилась, но рука болела уже не так сильно, что было хорошо.
***
Врач, сухопарый старик, велел отдыхать, но ничего не делание было выше диковских сил. Пришлось проситься в библиотеку. Насчёт чтения врач ничего не говорил. Так что четыре дня Дикон провёл с пользой, напрочь утонув в книгах по истории и стратегии. Дикон никогда не думал, что это может быть настолько интересное занятие.
Друзьям отправились письма со стандартным списком вопросов: где, как устроились, что интересного. Сам Дик написал, что слава его монсеньора (как было приятно это писать!) принадлежит ему заслуженно, и рассказал про руку, справедливо ожидая ругани в адрес того, какой он идиот. Уж какой есть. Также Дикон написал письмо деревенским, сёстрам и Юке, написав, кому он теперь служит. Ответ от Юки придётся ожидать дольше остальных.
Также Дик написал матушке, надеясь, что она хоть как-то войдёт в положение сына, а не станет сразу молиться Создателю и просить изгнать из сына дух Леворукого. От её фанатичной веры можно ожидать чего угодно.
Как хорошо, что она не в курсе, чему его учили Юка и деревенские. Как хорошо, что она не знает, что сёстры учатся тому же. Что матушка не узнает, то её не потревожит.
Все эти четыре дня ни кузен, ни Штанцлер его не искали. Кузена Дик ещё мог понять и простить — тот больше матушки боялся только Первого маршала Талига, так что навряд ли он сможет уговорить себя перейти порог дома Ворона. Надо будет потом с ним встретиться — раз уж он весь такой из себя свободный. Причины Штанцлера его не интересовали.