— Унар Ричард, вы слушаете объяснения своих товарищей?

— Слушаю, господин Арамона. — Дик ответил почти случайно.

Голоса начинали звучать, будто сквозь воду.

— …и в честном поединке убил Эгмонта Окделла, — Ричард услышал писк Анатоля.

— Унар Ричард, вы все поняли?

— Да, господин Арамона.

— Повторите, — приказал капитан, однако Дикон его уже не слышал.

Дикон свалился, начав кашлять. Кашель звучал неловко, хрипло, будто бы Ричард пытался задержать его в груди. На самом деле он пытался вдохнуть. Его накрыла паника. Почти каждый раз его накрывает страх, но тут он был перед унарами, в незнакомом месте. Он задыхался. Ричард скрёб пальцами горло, пытаясь убрать каменный обруч с шеи, пытаясь сделать вдох.

Не получалось.

Сначала почти никто не понял, что с ним происходит. Эстебан, единственный, кто стоял у кафедра, едва успел его подхватить. В его глазах отражалось непонимание и, что Ричарду не понравилось, испуг.

Ричард попытался ему что-нибудь сказать, попытался донести, что ему нужен воздух, что он не может дышать. Попытался сказать, что нужно что-нибудь тёплое, приложить к груди. Тщетно. Вместо слов выходил жалкий хрип, перед глазами начали плясать чёрные точки.

— Окно! — Он смог услышать крик мэтра Шабли. — Ему нужен воздух!

Унары его послушали. Норберт оказался у окна быстрее других и принялся трясти разбухшую за зиму раму, пытаясь открыть её. Та поддалась, не выдержав бергерского напора, и в комнату хлынул холодный влажный воздух. Эстебан дотащил его до окна. Дик не соображал уже почти ничего, он оставался в сознании не иначе, как чудом.

Ментор посадил его, растегнул форму и принялся растирать ему грудь. Остальные унары лишь беспомощно смотрели, не зная, чем помочь. Капитан побледнел до цвета штукатурки.

— Дышите, Ричард, — приговаривал мэтр Шабли, — только дышите. Давайте, Ричард, медленно, вдох и выдох.

Он прекратил хрипеть, теперь из горло вырвался лишь сип. Казалось, растирания не помогали.

— Дышите, Ричард, давайте, — ментор не останавливался, — Вы знаете, как это делать. Дышите.

Затем с его груди будто резко что-то сняли. Ричард закашлялся так, будто готов был сейчас выкашлять свои лёгкие, чем явно напугал других унаров. Зато получилось сделать вдох. Неловкий, крошечный, но вдох. Красная пелена начала исчезать перед глазами.

— Вот так, вот так, — ментор продолжал растирать, — Дышите, унар.

Кашель продолжился, но он позволял делать вдохи. Позволял дышать. Постепенно приступ сходил на нет, и Ричард был этому рад.

— Спасибо, мэтр, — удалось прохрипеть ему, — всё в порядке.

***

Эстебан вызвался проводить его на террасу,

подышать свежим воздухом минут тридцать, что рекомендовал мэтр Шабли. Ричард не отпирался от провожатого. В конце концов, Эстебан помог ему, даже если сделал это больше по инерции. Всё же, он не ожидал, что Ричард свалится с приступом.

— Теперь Карл и Луиджи будут бояться, что капитан их доведёт, — Дик хохотнул, хрипло, но в кашель это не перешло. — Дескать, сына мятежника довёл и нас доведёт!

Интересно, как унары будут относиться к капитану теперь? Озлобятся? Начнут поддерживать Сузу-Музу? Или поддержать капитана?

Эстебан посмотрел на него, потом отвёл глаза и сжал кулаки, будто решаясь на что-то. Наконец, он сделал вдох и посмотрел Ричарду в глаза.

— Унар Ричард, — немного чопорно сказал он, — Позвольте попросить у вас прощения.

— За что? — Ричард действительно удивился. Почему Эстебан должен просить у него прощения?

Эстебан отвёл глаза.

— За то, что довёл вас до приступа.

Литов пёс, вот в чём проблема. Но он действительно считал, что ни Эстебан, ни Альберто, ни Анатоль не виноваты в том, что случилось. Как теперь сказать о этом Эстебану?

— Унар Эстебан, — Ричард повторил чопорные интонации товарища, — Позвольте сказать вам, что в произошедшем не было вашей вины.

Эстебан вскинулся, будто был готов доказывать обратное, но Ричард его остановил.

— Унар, — Он посмотрел Эстебану в глаза. — Позвольте спросить. Вы виноваты в моей болезни? Виноваты в том, что капитан решил поиздеваться надо мной через других унаров? Виноваты в том, что Эгмонт Окделл поднял восстание?

Эстебан молчал. Ричард продолжил.

— Так позвольте вам сказать. В первом нет вашей вины. Во втором тоже — я чувствовал, что приступ сегодня может случиться. Ну а в последнем, — Дикон пожал плечами. — Вашей вины нет тем более. Так что прекратите винить себя, если вы это всё же делали, и проводите меня, наконец, на воздух.

Всю оставшуюся дорогу они молчали. Ричард стал насвистывать Горца, но Эстебан не обратил внимание, слишком погружённый в свои мысли.

Когда они вернулись, Альберто тоже подошёл, чтобы попросить прощение. Пришлось объяснить ему тоже самое.

Пришлось также как-то начать жить с тем, что теперь все знают про его грудную болезнь.

***

Вечером пришедшие в трапезную унары поняли, что таинственный граф, кто бы он ни был, заигрался. Очень сильно. И главное, прилетит-то что первую очередь по ним самим.

— Разрубленный Змей, — благоговейно прошептал Валентин, — всё как при Карле Третьем Разумном!

— Это есть большой здорово, — выдохнул Йоганн, — та-та, я хотел жать руку, вешавшую этот хроссе потекс!

Норберт резко оборвал братца. Компания, что начала по тихоньку учить торское наречие, кэналлийский и надорский, поняла, что старший близнец почитает за благо не знать шутника. Ричард был с ним, в принципе, согласен, что и выразил, но уже на своём языке.

— Это не я! — испуганно шепнул Анатоль.

— И не я. — прогудел Карл. Луиджи просто продолжал пялиться на подвешенный предмет гардероба.

— Ещё бы, — скривился Северин, — ты и на стул-то не влезешь, куда уж на потолок. Тут орудовал отменный гимнаст.

— И, похоже, не один, — заметил Эстебан. — Любопытно, что предпримет господин капитан?

— Наденет другие панталоны, — пожал плечами Альберто. — Полагаю, они у него имеются.

Тут он не ошибся — ворвавшийся минуту спустя капитан был полностью одет. Вверх он взглянуть и не подумал, сразу подступив к примолкшим унарам и проревев:

— У меня завёлся вор! Сегодня после обеда он обокрал меня! Здесь! Но я выведу его на чистую воду! Кража орденской цепи — это измена! Никто отсюда не выйдет, слышите вы! Никто! Я лично обыщу ваши комнаты… Я знаю, кто здесь ненавидит меня и короля. Дурная кровь! Я поймаю вора, не будь я капитан Арамона!

Арамона топал ногами, кричал и ругался, брызгал слюной и вопил, как боров, изрыгая угрозы и проклятия. Если таинственный граф решил пошутить, то унарам было не до смеха. Всё понимали, что на сей раз начальник просто так не уймётся, тем паче отец Герман куда-то запропастился, а в отсутствие олларианца Арамона расцветал пышным цветом.

Наоравшись вволю и несколько осипнув, Арамона в последний раз пригрозил виновнику Занхой и иссяк. Стало тихо и мертво. Все оцепенели. Капитан шумно дышал, свирепо вращал налитыми кровью глазами и только что не рыл сапогами каменный пол. Переведя дух, Арамона расставил пошире ноги и ткнул пальцем в сторону несчастного Луиджи.

— Вы! Отвечайте, что вам известно о краже?

Бедный унар захлопал ресницами, закатил глаза и пискнул:

— Там!

— Прекратить! — Хриплый капитанский бас перешёл в какое-то кукареканье, под испепеляющим взглядом Луиджи сжался и стал ещё меньше. — Это ересь! Вы посягнули не только на меня и короля, но и на Создателя, и вы поплатитесь за это! Унар Арно, что вы знаете о преступнике?

— О преступнике, господин Арамона, я не знаю ничего, — Арно говорил спокойно, хотя Ричард видео, что губы у него побелели, — но унар Луиджи прав. Пропавшие вещи находятся наверху. Пусть господин капитан посмотрит на крюк от лампы…

Господин капитан посмотрел, и лишь сейчас унары осознали, что такое настоящие вопли. Предыдущие не шли ни в какое сравнение с тем, что исторгалось из капитанской пасти при виде пропавшего имущества. Забыв, что выше головы не прыгнешь, Арамона совершил невероятной для подобной туши бросок — увы, цель была недостижима. Капитан же, приземляясь, проделал столь потрясающий пируэт, что Карл не выдержал и расхохотался. Бедняга в ужасе зажал себе рот ладошкой — не помогло. Страх и напряжение выплеснулся в диком хохоте, который оказался заразным. Второй жертвой пал Йоганн, за ним — Паоло; вскоре ржали уже все «жеребята». Окончательно потерявший голову Арамона выхватил шпагу и замахал ею, но неуклюже и как-то по-бабьи.