Повисшую тишину прервал стук в дверь. Ликон хотел было пойти открывать её, но дворфийка опередила его.

— Там какой-то дед, наглый и высокомерный, — даже не то что не поворачиваясь, а не отрывая взгляда от чашки, сообщила она.

— Тортогон, — кривясь от зубной боли, поняла Агнесса. — Как всегда вовремя… как бы ему объяснить, что сегодня неподходящий день…

— Иди по своим делам, — неожиданно сказала дворфийка.

— М? — вопросительно посмотрела на неё ведьма.

— Мы уже ничего не успеем сделать — слишком мало времени, — Рин наконец оторвала взгляд от чашки и натянуто усмехнулась, — вся надежда этого мира теперь на тебя, подруга.

Разобравшись с Кадмом, который сегодня даже пришёл в себя, пускай и на краткие мгновения, Агнесса вышла на улицу, застыв в неуверенности. Надо было продолжать обход, посетить ещё Ерепонта, заглянуть к Феме и…

Именно в этот момент ведьма словила себя на мысли, что делает всё для того, чтобы не идти домой. Причём уже второй день подряд. Надо было провести эти последние, очень важные часы рядом с Изельдой, но ведьме категорически не хотелось этого делать. Страх, притаившийся на задворках сознания, упорно убеждал её, что, если игнорировать проблему, — то так будет лучше.

Впрочем судьба сама направила её куда надо. Не слушая все внутренние протесты на такой малодушный поступок, Агни всё же решила продолжить обход, но неожиданно для себя обнаружила деревню полупустой. Все те, кого она хотела посетить, по неясным причинам отсутствовали. Даже Ерепонт — и тот куда-то запропастился.

Можно было подумать, что народ массово ушёл работать в поле — солнечная, тёплая, ясная погода очень этому благоволила, но, во-первых, Агнесса прекрасно знала, когда и кого может застать дома, а во-вторых, никакого ажиотажа там не наблюдалось. Да и представить ту же тётку Фему работающей в поле было совсем непросто. Максимум «посевных» работ, которые позволяла себе гадалка, — это сделать скидку на предсказание грядущего урожая. Она называла это инвестициями в будущее.

Так, медленно, совсем не по своей воле, ведьма дошла до родного дома, где и обнаружила недостающий в остальной деревне народ. Он, выстроившись в очередь, собрался здесь, чтобы попрощаться с Изельдой. Подобная самоорганизация говорила об очень многом.

В первую очередь о том, каким огромным уважением пользовалась бабушка. Всё мало-мальски взрослое население Любятова собралось здесь. Но несмотря на такое столпотворение, вели они себя тихо и почтительно. Лишь появление Агнессы заставило их зашептаться.

Сама же ведьма, оправившись от удивления, скромно встала в конец очереди, проявляя тем самым уважение, а на самом дело надеясь получить небольшую отсрочку. Однако и здесь судьба не дала ей смухлевать.

Стоявший впереди дядька Гутер, славившийся своим крутым нравом, большой любитель драк, неожиданно сказал, указывая рукой вперёд:

— Иди, я пропускаю тебя.

Агни хотела вежливо отказаться, но не успела и рта открыть, как вся остальная очередь, не сговариваясь, повторила его жест. Последний путь к отступлению оказался отрезан.

— Иди, она тебя всё утро ждёт, — донёсся спереди голос Фемы.

Стоявшая рядом с ней Веста вдруг что-то сунула в безвольную руку ведьмы. Взглянув вниз, Агнесса поняла, что сжимает в ладони свечку. Племянница Нани натянуто улыбнулась и сказала:

— Мы подождём.

Поняв, что иного выбора у неё больше нет, Агнесса на негнущихся ногах медленно побрела вперёд. Чтобы унять дрожащие руки, она вцепилась ими в платье с такой силой, что затрещала ткань. На неё одновременно устремилось огромное количество самых разных взглядов. Добрых и не очень, презрительных и восторженных, сочувствующих и безразличных. Некоторые даже что-то пытались сказать, но Агни из-за страшного волнения никого не слышала. Только своё сердцебиение.

Этот путь, который в иное время не занял бы у неё и двух минут, показался ведьме длинною в вечность. Наконец, оказавшись перед знакомой дверью, она с трудом подняла руку, собираясь открыть её, но та сама распахнулась. Это сделал выходивший Ерепонт. Выглядел староста решительным и сосредоточенным, но по его взгляду было понятно, что это напускное. Невнятно что-то буркнув, он вежливо пропустил Агнессу.

Внутри всё оказалось по-старому, разве что окна были плотно занавешены, а на обеденном столе прочно обосновался красивый дубовый гроб — Старопонь явно постарался на славу. Возле него ходила взад-вперёд растерянная Хродгейр, чуть поодаль, возле стены, прислонившись к ней, тихо разговаривали Стив и Форли, периодически поглядывая на жующего в углу Демиурга. Что он там ел было решительно непонятно — за последние четыре дня Агни даже пальцем не прикоснулась к готовке, а больше и некому было.

Когда ведьма вошла, все присутствующие замерли, прервав свои занятия. Первым оклемался Стив, который подошёл к ней и, пытаясь выразить с помощью мимики и жестикуляции невыразимое, сказал:

— Привет.

— С-спасибо, что приехали, — пытаясь выглядеть так, будто её не колотит от волнения, ответила ведьма.

— Чем можем поможем, — переглянувшись с братом, натянуто улыбнулся Стив.

Ведьма кивнула и собралась уже к бабушке, как вдруг замерла, сообразив, что нужно сказать ещё кое-что:

— Поговорите с Рин. Все вы.

— А где…

— У Ликона. Хродгейр, отведи их.

Только после этого, подойдя к двери, ведущей в бабушкину комнату, Агни подняла руку, кое-как сжав её в кулак, и слабо дважды стукнула, прося разрешения войти. Этого не требовалось раньше, а уж сегодня — подавно, но что-то внутри неё всё ещё хотело отсрочить неизбежное. Будто бы это что-то изменило.

— Входи, — раздалось с той стороны.

Комната Изельды была неожиданно ярко освещена. Причиной тому было с сотню разномастных свечей, горевших разом, которые стояли просто повсюду. А ведь в очереди снаружи стояло ничуть не меньше, и, надо понимать, будут ещё!

Трясущимися руками Агни сначала подожгла подаренную свечу от другой, а затем, поднеся к огню тыльную сторону и дав ей немного оплавиться, поставила к остальным.

Лишь после этого ведьма осмелилась взглянуть на бабушку. Та лежала на спине, кутаясь в одеяло, хотя в комнате было просто невыносимо жарко, и постоянно его подтягивала трясущейся сухой ручкой едва ли не до носа. Сама она ссохлась и как будто стала меньше. Возможно, из-за освещения, возможно, из-за осознания происходящего, но Изельда выглядела очень старой и измотанной.

Тяжёлая картина для любого, кто видел Изельду хотя бы раз в жизни. Старой она была всегда, но старой никогда не ощущалась. Могла и побегать, если надо, и тяжести потаскать. Агнессу же такое состояние бабушки и подавно вогнало в ступор.

Совсем недавно путь от конца очереди до порога родного дома показались ей целой вечностью, но несколько шагов до края кровати бабушки перекрыли это стократно. И всё это лишь затем, чтобы, не устояв на покосившихся ногах, упав, рыдая забуриться лицом в одеяло.

— П-п-прости… пр-рости… что я та-а-к долго не приходила, — сквозь слёзы невнятно сказала Агни.

Рука бабушки осторожно, на ощупь нашла её волосы и аккуратно погладила их.

— Тебе не за что извиняться, — ответила ей Изельда. — Я ни в чём тебя не виню.

— Просто… столько всего случилось… и случится, я… я не справлюсь!

— Справишься, — категорично заявила бабушка. — И не слушай никого, кто считает иначе. Ни сегодня, ни впредь — это пустая трата времени.

Наконец немного совладав с эмоциями и прекратив реветь, Агнесса спросила то, что волновало её все последние дни:

— Демиург сказал, что вы боги, но… как бог может умереть?

— Как свеча может перестать гореть? — вместо прямого ответа поинтересовалась Изельда.

— Эм, когда фитиль… выгорит, — растерявшись на несколько секунд, сказала Агни.

— Хорошо, — бабушка едва заметно кивнула, — значит на свой вопрос ты уже знаешь ответ.

— Но почему ты никому не сказала, даже мне?

— Потому что мне не нужны верующие. Не нужны фанатичные последователи. Мне нужно, чтобы вы — люди — сами поняли, как нужно жить. Чтобы ты, — указательный палец старой ведьмы коснулся лба Агни, — сама поняла, что я делаю и зачем, а не слепо повторяла каждое действие.