Каково же было удивление Булочкина, когда Людочка, получив письмо, сама подошла к нему, томным взглядом доверчиво проникла в истерзанную Васину душу, в один миг залечила все его сердечные раны и, сжигаемая от девичьего любопытства, уточнила:
– Вася, ты правда меня так любишь?
С этой минуты у Васи Булочкина началась взаимная любовь. Через два месяца они поженились. За ненадобностью Булочкин перестал писать стихи в сотрудничестве с Рабиндранатом Тагором, а Людочка вскоре забыла загадочные фразы, которыми пленила бывшего поэта Василия Степановича Булочкина.
Велика власть искусства над человеком!
Ох уж эти мужчины…
Вениамин Филаретович, обхватив руками голову, думал. Он напрягал весь свой ум, но вопрос о подарке к 8 Марта оставался открытым. Хотелось удивить Вареньку чем-нибудь эдаким необычным, но фантазия, в самый решительный для него момент, обеднела. И вдруг спасительная мысль: «В магазине сориентируюсь. Мужики подскажут…»
В универмаге Вениамин прямиком направился к прилавку, возле которого собралось несколько мужчин. «Люди просто так в магазины не ходят, – подумал он. – Куплю то, что другие своим женам покупают».
Мужчины с детской беспомощностью шарили глазами по целлофановым упаковкам с разноцветными бантами и, украдкой наблюдая друг за другом, выжидали.
– А может, Ваня, вот тот набор… – обратился мужчина в сером пальто к своему соседу.
– Нет, не годится. Побьешь – неприятность, – философски заметил сосед. – Небьющийся какой-нибудь сувенир, оно будет надежнее.
– Я в прошлом году жене шахматы сувенирные за 12 рублей подарил, а она обиделась, – вставил чей-то голос.
Мужчины переглянулись.
– …Говорит, вместо этих шахмат лучше бы капроновые чулки купил, – продолжил голос и замолчал, а его владелец сконфузился.
– И правда, – обрадовался мужчина в сером пальто. – Заглянем в «Женскую одежду».
– Ты знаешь, что носит твоя жена? – удивился тот, которого звали Ваней.
– Не-е-т… – растерянно произнес мужчина в сером пальто.
– То-то же. Однажды я проявил инициативу. На целых два размера промахнулся.
– Ну и забот дает нам этот женский день, – продолжил разговор рядом стоящий мужчина.
– Не говори, – ответил тот, которого звали Ваней.
– А ведь у них, этих женщин, как-то все просто и легко получается.
– Это у них от природы.
– …Я не знаю, а моя жена знает, какой мне костюм или рубаху купить.
– Это тоже у них от природы.
– Ты думаешь?..
Усталый и измученный, Вениамин плелся по улице. На руке, опущенной в карман пальто, болталась пустая авоська. «Женщинам хорошо, – сокрушался он. – Сбегают в магазин, продуктов накупят – и все их заботы. В очереди отдохнут – и к плите, в тепло. А ты по холоду из магазина в магазин мотайся. Голову ломай, мозги выкручивай, думай, чего у них нет, чего им не хватает. А чего? Всё у них есть. Всё они сами себе умудряются купить. Вот если бы…»
– Дяденька, а дяденька, купите цветы.
– Какие цветы?! Откуда ты на мою голову? – недовольным тоном произнес Вениамин Филаретович.
– Мы с папой маме розы приготовили, а она срочно уехала в командировку. Купите, а?
– Розы? Гм… розы… А может, и правда купить? Ну давай сюда свои розы…
– Веня, милый. Ты наконец вспомнил наши свадебные цветы, – вдыхая нежный сладкий аромат чайных роз, ворковала возбужденная жена.
– Парень вот… – смущенно начал Вениамин.
– Какой парень? – насторожилась жена.
– Да это я о работе, – спохватился муж.
– Венюра, какая работа!
Жена прижалась к мужу и ласково погладила его шершавую щеку.
«Трудно понять этих женщин, – краснея от удовольствия, подумал Вениамин. – Пустяк такой, а они от радости на седьмом небе».
Откровенный разговор
Петр Ефимович Липкин, литконсультант «Литературных всходов», прикрывая левой рукой рот, сладко зевнул. Он только что вкусно отобедал и был совершенно не расположен к работе. Хотелось помечтать, расслабиться, отдаться дреме. Но на столе лежала гора бумаг и нагло требовала к себе внимания. Все удовольствие от обеденной трапезы грозило безвозвратно исчезнуть в надоевших рукописях.
– Минуты спокойно отдохнуть не дадут. Писак расплодилась целая уйма, – ворчал Петр Ефимович, глядя на стопку бумаг. – Всё что-то пишут, пишут, выцарапывают, выковыривают, выкапывают, выискивают, выдумывают. А ты их рецензируй, отвечай им. Да еще уважаемым называй каждого. А вот если их не за что уважать?
Неизвестно, чем бы окончились рассуждения Петра Ефимовича о младших братьях по перу, но дверь тихонько приоткрылась и в кабинет заглянула голова с аккуратно приглаженными волосами.
– А-а, это ты, Журавский? Заходи, коль уж пришел, присаживайся, – и Липкин кивнул на стоящий недалеко от него стул.
Посетитель аккуратно переступил порог и неуверенной походкой подошел к столу, за которым сидел литконсультант.
– Петр Ефимович, здравствуйте.
– Здравствуй, здравствуй…
Журавский отошел от стола, присел на стул, достал из папки бумаги и протянул Липкину.
– Ну-с, с чем пожаловал? Рассказ? Хорошо, хорошо… – непонятным для посетителя тоном произнес Петр Ефимович.
Он взял из рук Журавского рукопись, пробежал глазами первый и последний листы и положил на край стола.
– А я, как видишь, рецензирую. Вот, даже вздохнуть некогда. На производствах механизацию, автоматизацию применяют, труд облегчают, а у нас что? Безобидный штампик для быстроты дела с готовым отзывом и то изготовить нельзя. Там, наверху, – Петр Ефимович многозначительно посмотрел в потолок, – обезлички боятся. А какая там обезличка, если у всех написано одно и то же? Ну, одно и то же.
Липкин наугад взял со стола первый попавшийся под руку лист рукописи, просмотрел несколько строк и положил обратно.
– Про любовь написано. Да если бы нас заинтересовала подобная тема, чего проще, перепечатай Чехова или Тургенева – и готово.
– Но ведь и до, и после них писали о любви… – неуверенно начал Журавский.
– Писали? Ты говоришь, писали? – переспросил Липкин. – Но кто писал! Может, ты знаешь сочинения вот этого Мормышкина? – литконсультант кивнул головой на стопку из рукописей. – Вот видишь, не знаешь. И я не знаю. Станет членом Союза писателей, тогда, пожалуйста, будем печатать. Сам знаешь.
– А как он может стать, если его не будут печатать? – поинтересовался приглушенным голосом Журавский.
– Это его проблемы.
– Понимаю, понимаю…
О, он прекрасно осознавал, что это только благодаря ему, Петру Ефимовичу, наметилась перспектива пробиться в профессионалы. Вроде бы и неизвестная в писательских кругах фамилия Липкин, вроде бы он сам ничего и не пишет, но в редакции он правит бал.
– Где на всех желающих бумаги набрать? – продолжал Липкин. – На членов союза и то не хватает. А им, этим Иванам да Демьянам, все неймется, всё они за свое. Видишь ли, писателями все хотят стать.
Представив неутомимых Ивана и Демьяна, которые к этому времени уже что-то сочинили и, возможно, отправили ему на рецензию, литконсультант глубоко вздохнул:
– Ну и замучили все меня.
Журавскому показалось, что камешек катится в его огород. Он густо покраснел и решил больше не медлить. Собрался с духом и заглянул в глаза Липкину. Так, как заглядывает верный пес, когда выпрашивает у своего хозяина лакомство. И особенным, свойственным только ему тоном вопросительно промурлыкал:
– Петр Ефимович, а вы посмотрите мою рукопись?
– А что ее смотреть? – небрежно отозвался литконсультант. – Подправим, подчистим, подкорректируем, подредактируем – и в печать.
– Огромное вам спасибо, – дрогнувшим от радости голосом произнес Журавский. – Огромнейшее спасибо, – и добавил слащавым тоном: – Значит, как и договорились, в субботу в восемь, – и многозначительно: – Мы вас ждем.
Прочитав на лице молчаливое согласие, Журавский откланялся и осторожно, стараясь больше не беспокоить глубокоуважаемого Петра Ефимовича, вышел. Нужно было готовиться к предстоящей встрече.
