Экене начал мысленно прощаться с родными. „Только бы они Марани пощадили“, — молил он. Но разбойник не собирался его убивать. Когда он решил, что ребёнок достаточно намучился, то прекратил пытку, схватил Экене за волосы и бросил к ногам Анны.
— Будешь просить у меня прощения? — невиннейшим голоском проговорила Анна.
„Нет. Пусть меня убьют, но я никогда не унижусь перед такой как ты“, — хотел было ответить Экене. Он уже сказал „нет“, но вдруг услышал отчаянный крик Марани:
— Сделай, что она просит!
Он повернул голову в сторону Анны и увидел, как шрамованный со всех сил сжимает его сестру и закрывает мощной рукой ей рот, к Марани подошёл Ангел. Что с ней сделает Анна и эти головорезы, на их плечах видно не одна загубленная жизнь? А как же остальные? Экене в ярких красках представил, как в чёрных одеждах в племя Тинуваку едут Уэйт и Шарль. Уэйт плачет, Шарль как только может успокаивает сына. „Экене умер“, — дрожащим голосом он говорит Тейю и Ноузе. Родители в один голос кричат ему в лицо: „Мы не верим, не верим!“. А потом мать падает на колени и начинает плакать и проклинать себя и всех людей, которые волей-неволей причастны к гибели её сына, а отец набрасывается с кулаками на Шарля: „Из-за тебя погиб Экене“. Мейкну впервые пытается успокоить младший брат Коу, который ещё не осознал, что старший брат никогда не вернётся. Глупая Мики подбегает к маме и спрашивает: „Когда придёт Экене?“. Ещё менее смышлёная Эми задаёт вопрос: «Что такое „умер?“
Экене всего передёрнуло: он не может пожертвовать близкими! Никогда! Есть вещи поважнее чести.
Он встал с пола, посмотрел Анне в глаза, в которых ничего не видел человеческого и сказал:
— Прости меня.
Анна ничего не ответила, она даже не шевельнулась и продолжала смотреть на Экене, ожидая большего.
— Прости меня, — повторил Экене. Но она не ответила. — Прости, пожалуйста. Прости.
Экене повторял и повторял заветное для Анны слово. Но Анне этого было мало. Она хотела, чтобы Экене зарыдал и стал умолять о пощаде. Как делали остальные. Но даже сейчас от Экене этого не дождаться было слов мольбы.
— Я же говорила, что никогда не прощаю, — заговорила наконец Анна. — У тебя была возможность на спасение, ты ею не воспользовался. Теперь, если хочешь выйти отсюда живым, то извинись по-другому, — она хитро улыбнулась. — Встань на колени передо мной, снова попроси прощения и поцелуй мою ногу, — Анна подошла поближе к Экене и протянула ему ногу.
Шрамованный продолжал удерживать Марани, Алан восхищаться наполеондором, остальные члены шайки, как ни в чём не бывало, ждали развязки истории. Создавалось впечатление, что все привыкли к таким заявлениям Анны. Только один Экене оторопел, обомлел от услышанного. Он даже забыл, что его могут убить.
— Ты… ты… — Экене не знал, как сказать по-французски „спятила“, „лишилась рассудка“. Но даже если бы знал, то вряд бы мог сказать. Язык слово прилип к горлу.
Но Анна поняла, что хотел сказать Экене.
— Или тебя убьют, — спокойно добавила она.
Экене стоял перед трудным выбором. Позволить себя убить он не мог, поцеловать ногу Анне было для него невозможно. Надо было как-то по-другому убедить Анну помиловать его и Марани.
— Твой отец узнать… — сказал Экене.
Но Анна не дала ему договорить.
— Мой отец ничего не узнать. Он думает, что вы встретились с Уэйтом и капитаном, а я гуляю с подружкой. В фиакре я пустила слезу и согласилась с тем, что плохо поступила, нагрубив вам. „Папа, давай ты поможешь людям с работой, а я сама отведу Экене и Марани к капитану Барре. Я ведь знаю Уэйта и его отца, просто в порыве злости смолчала об этом. А потом можно погуляю с Люси?“, — сказала я. Мои мама и папа очень любят меня и всегда верят моим раскаяниям. Я их тоже очень люблю, но, к сожалению, мне приходится иногда им лгать. Они никогда не догадаются, где и с кем я сейчас нахожусь. Ну что? Будешь просить прощение или я прикажу своим людям убить тебя вместе с малявкой? Поверь, они выполнят мою просьбу легко.
Экене стоял перед мучительным выбором. Разбойники с усмешкой ждали, смилуется ли Анна или нет. Их главарь ждал ещё денег. Она достала из кошелька два наполеондора и подала разбойнику, которые тот охотно взял. Но Анна не собиралась пока отступать
— Что ты медлишь? Я не люблю ждать, — продолжала она. — Не хочешь жить, так я помогу тебе отправиться в мир иной. Но подумай о сестре. Что с ней будет? Я смилуюсь, не стану отдавать приказ её убить, но выживет ли она? Не умрёт ли с голоду? Не будет ли растерзана бродячими собаками? Не станет ли чей-нибудь рабыней до конца своих дней? Даже если с девочкой ничего страшного не случится, и её отыщет капитан Барре, вряд ли она снова сможет доверять людям. По тебе видно, ты не сирота. Так подумай о маме и папе. Каково потерять сына? Может быть, у тебя есть бабушки и дедушки, ещё братья, сёстры, подумай и о них. Ну что ты решил? Просто встань на колени и поцелую мою ногу. Неужели это так трудно?
„Ещё как трудно“ — говорил про себя Экене. Он молчал, не зная, что делать и говорить. Экене готов был лишиться человеческого достоинства только из-за родных, но тело само не слушалось своего хозяина, язык отказывался говорить. „Давай же, — заставлял себя он, — встань на колени. У тебя есть семья, твоя жизнь не принадлежит тебе одному, пока есть тот, кто любит тебя“. Марани недоумённо смотрела на Анну и Экене. Что же Анна хочет от её брата?
— Я так поняла, ты выбрал смерть. Молчание — знак согласия, — на лице Анны появился волчий оскал, — Алан, убей его. Сейчас же! Это приказ, — добавила она, ощущая своё превосходство не только над мальчишкой.
— Приказ? — раздался вдруг бас молчавшего всё это время Алана. Он выпрямился во весь рос, слова Анны возмутили и оскорбили его. — Я тебе слуга, чтобы выполнять приказы?
Анна недоумённо посмотрела на него.
— Я тебе плачу деньги, а ты взамен выполняешь свои просьбы. Можно и слугой тебя назвать, — забыв страх, проговорила она. — Чего ж ты возмущаешься? Мы же год назад обо всём договорились.
Среди разбойников послышался смех. Он вывел Алана из себя. Какая-то соплячка решила по отдавать ему приказы!
— Забыла кто я? Я Алан Одноглазый! — закричал он.
— Забыл кто мой отец? Маркиз де Ландро, — в ответ сказала Анна со спокойствием. — Так что не угрожай мне и давай не ссориться. Повторяю, я плачу тебе большие деньги. А ты, будь добр, выполняй мои приказы. Прикажу побить — побьёшь, прикажу убить — убьёшь.
Смех среди разбойников звучал громче. Ангел и Шрамованный даже засвистели. Алан озарился на Анну злобным взглядом, он думал: прикончить девчонку своими же руками или взять на помощь палку. Она не смеет его позорить! Он не слуга. А у Анны времени оставалось всё меньше, её ждал ничего не подозревающие папа и мама.
— Ладно, Алан, давай не ругаться, мы же нуждаемся друг в друге, — смягчила голос Анна. — Прикончи Экене и я уйду. Будь добр.
— После твоих слов я не хочу с тобой иметь дело, даже если ты мне платишь! — заорал он.
Анна вздохнула.
— Алан, я тебе заплачу больше. В следующий раз я принесу тебе восемьдесят франков, только добей Экене. Сейчас у меня нет таких денег, но я принесу. Обещаю, только прикончи ты его наконец.
Алан выдохнул, цена была слишком большой, чтобы возражать. Он кивнул головой. Алан посмотрел на Экене, мальчик стоял окружённый пятерыми головорезами и малолетней тиранкой, в руках Шрамованного плакала Марани, совсем ещё малютка. Дети были так беззащитны перед ними всеми, в том числе и перед Аланом. Рядом на столе лежал нож.
Алан понял — он не может лишить жизнь ребёнка. Он смотрел на Экене и вспоминал такого же маленького мальчика, которого когда-то любил, из далёкой своей молодости. Своего младшего брата. Алан взялся на грудь, его что-то укололо. Впервые он ощущал некое подобие совести, которую забыл тридцать лет назад.
— Я не могу убить ребёнка. — промямлил Алан.
— А я не знала, что поджигатели домов такие нежные, — съязвила Анна.
