Пьер никак не мог поверить в только что увиденное им зрелище.

— У нас тоже есть приметы, — говорил он Экене, — например, чёрная кошка, перебежавшая дорогу, рассыпанная соль, разбитое зеркало к несчастьям. Но нет такого, что человек родившейся к четырьмя пальцами и ещё с чем-нибудь — к беде, у нас их не убивают! Экене, ты меня вообще слушаешь?

Экене стоял и внимательно слушал, но не друга, а разговор вождей, его не меньше Пьера волновала судьба девочки.

— Ах да, извини, что ты сказал? — произнёс он.

— У моей мамы есть… то есть была подруга, которая была очень суеверной, — продолжал рассказывать Пьер. — Она вставала только с определённой ноги, никогда на пороге не стояла, без конца стучала по дереву и плевалась через левое плечо. Она просто помешана была на суевериях. Но даже ей в голову никогда в жизни не пришло, убить человека, чтобы не навлечь беду! — Пьер воскликнул. — Это не суеверия, а какое-то изуверство!

Азубуик тем времен всё убеждал и убеждал друга, отдать ему девочку. Но его попытки оставались тщетны.

— Да ты сам будешь меня потом проклинать, — не сдавался Чибуза, — что у вас начались несчастья. Нет, ради тебя я готов многое сделать, но только не это.

Азубуик начинал понимать, что он не сможет переубедить упрямца. Вождь громко засопел и в последний раз обратился к другу:

— Чибуза, не глупи, давай, расстанемся по хорошему: нам девчонка и её мать, вам спасение от несчастий.

— Нет! — воскликнул Чибуза. — Я не прощу себя, если причину вред другу.

Азубуик печально вздохнул и развернулся. Он собрал мужчин и со скорбью сказал:

— Ничего не вышло. Мы уходим.

Пьер с вытаращенными глазами смотрел на вождя. Он недоумевал: как это уходим? а девочка? её мама? Он негодовал. «Как уйти, если знаешь, что малышку сейчас убьют?» — вскричал в мыслях Пьер, но вслух побоялся сказать хоть слова и только растерянно смотрел на вождя.

Но Экене не мог молчать в отличие от скромного Пьера.

— А как же та девочка? — воскликнул он. — Мы что, спокойно разрешим нотцая убить её? Если они не отдают её, так давайте сами заберём ребёнка!

— Что значит сами? — удивился Азубуик. — Она член Нотцая мы не может придти и забрать её вот так просто.

— Так она же им несчастья приносит, мы избавим их беды и всё!

— Это малышка — член племени Нотцая, — повторил вождь.

— То она проклятье племени, то она член этого племени, — не понимал Экене. — Такого не может быть.

— Экене, — пытался спокойно объяснить Азубуик. — У тебя есть собака. Представь, что твою собаку силой кто-то заберёт, и она будет жить у того человека, но ты же будешь её всё равно считать своей собакой. Так и тут, пока девочка нотцая, то она приносит им несчастья. У Нотцая другие законы не как у нас. Её мать не может спокойно взять дочь и уйти из племени. Она женщина, и поэтому собственность племени, как и её дочь. Всё, что я мог сделать, так это отложить жертвоприношение на следующий день.

Но слова вождя совершенно не успокоили Экене, а только привели его в ещё большую ярость.

— Да, дядя Азубуик, ты сделал великое дело, раз отодвинул день её смерти! — закричал он на вождя.

— Экене, как ты разговариваешь со старшими! — прикрикнул на него Тейю.

— А как ты, отец, можешь спокойно уйти, зная, что ребёнка, которого несколько минут назад ты собственными глазами видел, скоро убьют! У тебя у самого такого же возраста дочь живёт, и ты допустишь смерть маленькой девочки? — закричал Экене на отца, а затем сказал всем. — Вы можете уйти, а я нет! Я не могу жить нормальной жизнью, зная, что рядом убивают кого-то за отсутствие пальца или слуха!

Экене опять обратился к вождю:

— Дядя Азубуик, ты ненавидишь американцев, за то, что они убили твоего брата, за то, что они держат в рабстве людей только потому, что у них другая кожа и говоришь, что надо что-то с этим делать. Не должно быть таких предрассудков, несправедливости и жестокости в мире. Но буквально под твоим носом убивают детей из-за не такой внешности! Ты — друг Чибузу, ты имеешь на него большое влияние, так убеди в обратном! Я понимаю, что невозможно искоренить полностью у них эти предрассудки, потребуются десятилетия, если не столетия, чтобы полностью убрать их из сознания людей. Но спасти эту девочку можно было сегодня. Предложить выкуп, надавить на слабое место у Чибузы, да попросту не отступать от своего. Ты, я вижу, не так сильно и хочешь её спасти.

— Экене, не позорь меня, — произнёс Тейю.

— Это ты, папа, ты не позорь меня! — воскликнул Экене, чуть ли не плача от обиды. — Мне стыдно, что моему отцу всё равно на происходящую вокруг несправедливость, но мне не всё равно. Мне сейчас только десять, я сейчас ничего не могу изменить, но, клянусь, когда я выросту, я не оставлю это так! Я всеми силами буду стараться изменить Нотцая и Тсину, чего бы мне это не стоило. И я…

Экене замолчал на миг и важно добавил.

— И я не хочу всю жизнь жить в ненависти с Гаапи! Можно ведь помириться с ними, ведь можно, только вы, вожди и воины не хотите этого!

Он больше ничего не сказал и быстрым шагом зашагал в сторону родной деревни.

— Подожди! — закричали ему вслед отец и Пьер, но Экене сделал вид, что не слышит их.

— «Помирится с Гаапи» — пробурчал Азубуик. — Это невозможно, они — само зло.

Пьер побежал за Экене.

— Экене, постой, не кипятись, — сказал он.

Экене повернулся к Пьеру.

— Как можно оставаться спокойным в такой ситуации? Уэйт, не обижайся, но ты сам ничем не лучше моего отца и вождя. Я вижу, что эта малютка затронула тебе душу, но ты на её защиту никак не встал, когда Азубуик отказался её спасать.

Пьер вспомнил ещё раз девочку, Экене прав, надо что-то делать. Нужно её, во что бы то ни стало, спасти её. Но как? Всю дорогу до дома он думал об её спасении. Что если отправить к нотцая Бохлейна? Нет, Бохлейн не очень-то хорошо общается с ними и навряд ли сможет договориться с ними.

Друзья возвратились в родную деревню. Возле их дома стояла Ноуза.

— А где папа? — спросила она, удивившись, что дети вернулись одни.

— Сзади идёт, я пошёл домой один без него — ответил Экене и поведал матери всю историю.

Ноуза разозлилась не меньше отца, услышав о произошедшем.

— Экене, так ты мог накричать на взрослых! Мы тебя совершенно другому учили!

— И ты туда же, — грустно произнёс Экене.

Он заскочил домой, к счастью Мейкны дома не было, и лёг на кровать и стал о чём-то думать. Брат и сёстры предлагали ему поиграть, то Экене сказал, что у него нет настроения.

А Пьер ходил кругами по деревни и всё думал, как спасти девочку. На ум не приходила ни одна хорошая идея. В деревню уже давно вернулись Тейю с Азубуиком. Вождь о чём-то говорил с Бохлейном.

Вдруг, к нему подошла Токи.

— Думаешь, о той малышке? Как Экене? Его родители не наказали, за то, что накричал на всех? — спросила она.

— Да, думаю, — ответил Пьер. — А насчёт Экене не знаю: я ещё домой не заходил, самое главное, чтобы Мейкна не рассердилась, иначе она ему снова устроит «хорошую жизнь».

Токи присела к Пьеру.

— Не понимаю, как можно верить в такие предрассудки, я вообще в них не верю. А ты?

— Я? Я не верил, не верю и не буду ни в какие предрассудки никогда верить. Это всё сказки! — громко заявил он, так, что было слышно чуть ли не по всей деревне.

Пьер, неожиданно, услышал, как усмехнулся Бохлейн, но непонятно к кому была обращена эта усмешка: к нему или к Азубуику. Он стал снова думать о спасении девочки уже вместе с Токи.

— Выход есть, выход есть, — повторял он. — А что если…?

Пьер внезапно взял Токи за руку и потащил её в сторону дома.

— Уэйт, не беги, зачем ты меня тащишь? Ты знаешь, как спасти девочку? — недоумевала Токи.

Пьер ничего ей не ответил, он прибежал домой и с порога позвал Экене. Но того не было дома, Ноуза сказала, что за ним зашли Акиш и Ненмарди, и Экене ушёл с ними. Пьер не теряя ни минуты, побежал, таща за собой Токи, на поляну, где они обычно играли с друзьями.