Пьер печально побрёл вперёд, вдруг он услышал детский голос:

— Брат, постой!

К нему выбежала Марани. Она взяла Пьера за руку и важно сказала:

— Я остаюсь с братом.

Ноги подкосились от Пьера. “Марани, ты меня не ненавидишь?”, — готово было слететь с языка. Но ласковая добрая улыбка Марани говорила сама за себя. Марани взяла руку Пьера, показывая всем, — она не винит Пьера, он будет с ним до конца. Экене со скорбью вздохнул:

— Что ж, Марани, прощай, — он не скрывал грусти, Экене любил её как родную сестру. Но выбор есть выбор. Нужно отвести остальных сестёр домой.

Соплеменники Экене расходились по своим домам. Друзья и многие другие хотели пойти за Экене, поговорить с ним, может как-то помочь морально. Но он сказал, что ему не нужна ничья помощь. Пьер слышал, как возле дома вдруг заревела малышня, чуть позже разрыдались старшие ребята.

Никто из бывших соплеменников, знакомых, друзей Пьера, никто не сочувствовал Пьеру. Только презрение и гнев они испытывали к нему. Один лишь Бохлейн с Шонииридой печально провожали его взглядом. Пьер подошёл к старейшине Бохлейну и спросил у него:

— Ты ведь всё про меня знал с первых мгновений, так почему ты ничего не рассказал никому?

— Я сначала только подозревал, что ты внук Филиппа Вернанта, — возразил Бохлейн. — Лишь спустя несколько лет полностью убедился в своих догадках. Уж слишком ты похож на своего деда внешне, да и не только внешне. Филипп был таким же верным и прекрасным другом, отчаянным храбрецом, ради близких и чужих ему людей готов был, не раздумывая, пожертвовать собой. Только вот твой дед не был зависим от своих же выдумок. Он умел здраво смотреть на мир.

— Но почему ты не рассказал всё?

— Поначалу я ничего не мог рассказать. Вдруг я ошибаюсь, а ты на самом деле Уэйт Дельфур? А если бы и рассказал, то тебя бы вернули в семью. Ты не просто бы обиделся на родителей и возненавидел многие законы вашего общества. Ты бы возненавидел весь мир, — Бохлейн вздохнул и слегка приобнял его. — Помнишь, ты мне рассказывал про одну девочку из Марселя, кажется, её звали Анна Ландро? Она сильно тебя зацепила, — Бохлейн не догадывался, что Пьер встретился с Анной в Орлеане, но он увидел, какую боль причинило его младшему брату это имя. Несколько догадок стало рождаться у старейшины. — Ты очень похож на Анну Ландро, ты бы мог стать как она. А если бы рассказал правду о тебе соплеменникам спустя несколько лет, когда ты стал сыном капитана Барре, то, — Бохлейн закрыл глаза и замолчал, — то, ты бы никогда не понял глубину своей ошибки. Ты бы спокойно жил в мире собственных убеждений и стал бы одним из тех людей, которых ты так презираешь. После смерти тёти я предупредил тебя, что может совершить твоя ложь, но ты меня не послушал.

Пьер нагнул голову вниз.

— Зато Мейкна, Ноуза и Тейю остались бы в живых.

— Кто знает, — Бохлейн положил руку на плечо и поднял его голову. — Кем бы ты ни был: Пьером или Уэйтом, Мадива бы полюбил Абени. Его пленение от тебя не зависело. Я не пророк, я не знаю, нашёл бы Экене другого мальчишку, который вместе с ним попал в плен гаапи и невольно познакомил Мадиву с Абени. Не знаю, будь ты Пьером, смогли бы они четыре года прятаться от наших глаз. И кто знает, будучи Пьером, смог бы ты отговорить Экене не вольнодумствовать. Кто знает, как дальше бы сложилась его судьба и судьба его родителей и сестры. Отправился бы за ними Шарль или нет, нашёл бы их там. Я не могу видеть различные будущего, но ложь никогда никому не приносила чести и счастья.

Пьер соглашался с каждым столом старейшины. Но он не понимал… почему Мейкна? Экене?

— Если пороки наказывают своих хозяев, то почему погибли мои друзья и Мейкна, а не я? Почему страдать должны больше всех Экене и его брат с сёстрами, а не я? Ведь они ни в чём не виноваты!

— Потому что они были для тебя дороже собственного счастья и даже в жизни. Наказания за грехи никогда не бывает мягким. Оно бьёт нас по самому больному. Кто-то погибает сам, кто-то разоряется, а кто-то теряет близких.

Пьеру ужасно больно было слышать каждое слово Бохлейна. Тот словно копался в его души и говорил то, о чём Пьер даже боялся думать. Особенно поразили его слова насчёт своего пути, если бы жизнь у него сложилась чуть по-другому. Он бы не отличался от Анны. Впрочем, Анна оказалась намного лучше его.

Шониирида заметила смятение и горестное уныние на лице Пьера. Она молча дала мужу знак, чтобы больше не мучил он мальчика. Пьер итак довольно многого сегодня лишился и узнал. Бохлейн пожал на прощание Пьеру руку и сказал ему:

— Пока, Пьер, ещё увидимся. Я с тобой уж не прощаюсь. Надеюсь, смерть Мейкны, Ноузы и Тейю окажется не бессмысленной.

***

Пьер сидел на грубом неотёсанном камне вдалеке от деревни Тинуваку. Он не хотел возвращаться домой, к Шарлю. Ему хотелось исчезнуть, испариться из этого мира навсегда. Пьер рассказывал всё Марани.

— И как ты после всего продолжаешь верить мне? Любить меня? — спросил непонимающе он Марани.

— Ты ведь мой брат, — тихо ответила она, прижавшись к плечу Пьера.

— Я ходячее несчастье, несущее всем беды, — вздохнул Пьер.

Марани положила руку на лицо Пьера.

— Это неправда. Уэйт… Пьер, ты очень хороший.

— Ты так говоришь, только потому, что ты любишь меня, — возразил Пьер.

— Нет, брат, у тебя только два недостатка: ты считаешь своё мнение единственным правильным, и всеми силами не хочешь принимать свою родную семью, считая, что они тебя предали, использовали для личных нужд. Хотя родители тогда, думали, что принесут тебе только добро. Ах, да! Ты ещё по ночам сильно храпишь, — засмеялась она.

Пьер слегка улыбнулся. Он согласился с Марани только насчёт последнего.

— Пьер, перестань скрываться от них, научись прислушиваться и к другим мнениям, — попросила Марани Пьера.

Пьер не ответил. Какая уже разница кто он: Пьер или Уэйт? Правильно ли продолжает жить или нет? Он лишился всего: уважения, друзей, семьи. Он сам разрушил всё то, ради чего боролся. Экене был прав — уже слишком поздно…

Марани просила Пьера возвратиться домой, к родным родителям, говорила, чтобы он перестал мучить хотя бы родную семью. Но он казалось, не слышал её. Пьер думал только о Мейкне, которую никогда больше не увидит, о Экене, который никогда не простит его, и о всех остальных, которым причинял только страдания.

Неожиданно его взгляд пал на деревья. За ними раздавался какой-то шорох. Какая-то тень приближалась к Пьеру.

— Неужели Экене? — пронеслась у Пьера мысль. — Он хочет… поговорить со мной?

Но тенью оказался добрый гепард Риго. Гепард узнал Пьера, своего немохнатого друга, по которому сильно соскучился за это время, и как котёнок забурчал и поластился к Пьеру. Он почесал за ухом и Риго замурлыкал от удовольствия ещё больше.

— Риго, Риго, — упавшим голосом говорил Пьер. – Почему люди не могут быть такими, как ты? Ты родился хищником. Человек – твой злейший враг и добыча. Ты просто обязан убивать людей. Но ты не такой, ты живёшь против своей природы. Так почему же люди не могут жить без вражды и ненависти, ведь человек, в отличие от зверя, был создан для любви, по образу Божьему?

Риго что-то промурлыкал, но Пьер не понял ни слова. Он смотрел на гепарда, который хотел было заснуть на коленях у Пьера, и вспомнил тётю Камиллу и гепарда, убившего её. Как же тот гепард отличался от мирного дружелюбного Риго. Тот был настоящим зверем, кровожадным чудовищем. «Кровь, кровь, убийство», — читал тогда Пьер по его морде.

«У них звери такие же человекоубийцы как и люди», — вспомнились слова вождя. Да, Азубуик не ошибался. Они были чудовищами. Только зло слышал про них Пьер и зло видел сам. Только Абени была исключением, да и её убили.

Он ещё раз взглянул на Риго. Тинуваку часто звали его своим талисманом. Риго как бы представлял члена племени Тинуваку: смелый, добрый, справедливый. Среди гаапи только чудовищ видел Пьер. Причинять страдания было для них наслаждением, они не видели разницу ни между чужими, ни между своими. Они убивали и продавали не только врагов, но и своих, кто не был согласен с их правилами.