С пяти часов на вокзал стали съезжаться власти, пришел почетный караул Александровского училища. Без четверти шесть приехала великая княгиня Елизавета Федоровна в сером, форменном, своей общины, одеянии, и почти тотчас же подошел поезд, с которым прибывали из Царского Села наследник с двумя младшими сестрами. Великая княгиня Елизавета Федоровна поднялась в салон-вагон, и через несколько минут вышел наследник, а за ним великая княгиня и княжны.
Наследник был в морской форме и выглядел молодцом. Ему рапортовали градоначальник и губернатор. Он принял рапорты серьезно, подал руку и быстро пошел в царские комнаты. За ним – другие. Проходили мимо выстроенного для государя почетного караула. Заиграли встречу. Наследник отдал честь и, улыбаясь, шел дальше, смотря каждому юнкеру в глаза. Потом он с гордостью говорил сестрам, что он делал все так, как делает ПапаR. Ему впервые приходилось играть самостоятельную роль, и он был горд. С детьми приехали обер-гофмейстерина Нарышкина, за министра двора – граф Нирод, генерал Мосолов, лейб-медик Боткин, учитель Жильяр и неизменный боцман Деревенько[26], смотревший важно по сторонам.
В шесть пятнадцать подошел царский поезд, и высочайшие особы поднялись в салон-вагон их величеств. Вскоре показался государь, за ним вся семья. Раздалась команда, заиграла музыка. Приняв рапорт и встречу, государь прошел в парадные комнаты, где стояли депутации. Городской голова Челноков поднес хлеб-соль. С ним и с предводителем дворянства Самариным государь немного поговорил. Приняв все депутации, направились к экипажам. В первый автомобиль сели их величества, наследник и великая княжна Ольга Николаевна, великая княгиня Елизавета Федоровна с остальными племянницами – во второй, и кортеж тронулся. За ним масса автомобилей и экипажей. Уже смеркалось. Было свежо. Толпа приветствовала горячо. Войска, учащиеся, народ – все кричали «ура!», махали шапками, флажками, платками. Перекатывался волнами народный гимн. Из церквей выходило духовенство с хоругвями, трезвонили колокола.
После традиционной остановки у Иверской Божией Матери[27] выехали через Красную площадь в Кремль. Все залито народом. В блестящих ризах духовенство с крестными ходами. А над всем гудел трезвон вовсю колоколов кремлевских… Многие плакали…
Вечером, при обсуждении маршрутов на завтра, выяснилось, что произошло некоторое недоразумение с генералом Джунковским. Пользуясь в Москве близостью к великой княгине Елизавете Федоровне[28], а в Петрограде – служебным положением, генерал пытался было сыграть роль какого-то посредника между приехавшими и Москвою, что выразилось в представленных государю проектах программы. Генерал внес туда много приятного Москве и много личного. Это было замечено дворцовым комендантом. Государь остался недоволен и изменил проект по-своему. Джунковскому дали понять, что это не его область.
Настроение в Москве, в высших кругах было странное. Несмотря на то что Распутин никакого участия в поездках государя не принимал и отношения к ним не имел, московские кумушки очень им занимались. Правда, он к этому времени завязал близкие отношения со многими московскими дамами. Нашлись многие поклонницы его всяческих талантов. Центром всего этого недоброжелательства по связи с Распутиным было ближайшее окружение великой княгини Елизаветы Федоровны во главе с упоминавшейся уже Тютчевой.
Сама великая княгиня, как будто отошедшая от мира сего, очень интересовалась вопросом о Распутине. Это создало около нее как бы оппозиционный круг по отношению к царице. Все падало на голову царицы, и теперь особенно, когда она приехала в Москву в сопровождении Вырубовой, которая никакого официального положения при дворе не занимала – значит, надобности в ней не было.
Ее присутствие бросало тень на императрицу, а присутствие ненавистного общественности министра Маклакова далеко не увеличивало симпатий к государю и, проще говоря, вредило ему в Москве. Джунковский старался угодить и Москве, и Петрограду и скоро на этом провалился. Здесь уже чувствовалось, что он утратил много симпатии у царской четы. На императрицу все эти сплетни и дрязги, принявшие в Москве мелочный, провинциальный характер, производили самое нехорошее впечатление. Между сестрами были разговоры, выявившие большое различие во взглядах на многое. Царица чувствовала себя нездоровой. Это проникло в окружавшую их величеств среду. Все насторожились. Смотрели друг на друга вопросительно.
9-го утром государь произвел в Манеже смотр нескольким тысячам молодых солдат и остался очень доволен. Днем их величества с дочерьми и Елизаветой Федоровной осматривали распределительно-эвакуационный пункт Красного Креста. Представлял Самарин. То была колоссальная, отлично поставленная организация. Их величества обошли несколько сотен раненых и, когда узнали, что подошел поезд с новыми ранеными, обошли там всех и вновь вернулись на пункт. Среди раненых были две девушки-доброволки, которые, под видом солдат, бежали на войну и работали с одним полком, пока не были ранены. Государь пожаловал их медалями.
Посетив затем лазарет в обители Елизаветы Федоровны, куда приехал и наследник, вернулись во дворец. Ввиду выяснившейся невозможности для их величеств объехать даже важнейшие госпитали, так много их было, лица свиты объезжали их и передавали медали от имени государя.
10 декабря государь делал смотр молодым солдатам второй очереди, посетил Александровское военное училище, а после завтрака вся семья осматривала передовой отряд Всероссийского Земского союза. Объяснения давал печальной памяти князь Г.Е. Львов[29].
Государь знал, как много нехорошего накопилось уже у министра внутренних дел про этот союз, но не показывал виду и был с князем очень милостив. Царица же, узнав, что в отряде нет походной церкви, немедленно отдала приказание, и на следующий день церковь была доставлена в подарок от царицы. Посетив еще несколько лазаретов, уже в темноте вернулись во дворец. После обеда в большом дворце состоялся прием депутаций от всех работавших на войну организаций. Было много сотен народа. Были все известные общественные деятели: Самарин, Долгоруков, Челноков, Брянский, Шлиппе, Крестовников, Булочкин, Львов, Трубецкой, Рябушинский, Кишкин и много других. Главные представители подробно докладывали о своих организациях, некоторые представляли карты, диаграммы и т. д. Долго и внимательно выслушивал государь объяснения о работе Всероссийских Земского и Городского союзов: князя Львова и Челнокова. Так государю была представлена вся работа тыла. Государь, видимо, был весьма удовлетворен. Он благодарил всех сперва по отдельности, затем еще раз всех сразу, сказал горячую речь, которую покрыло не менее горячее «ура!». Чувствовалось всеобщее единение, общность, порыв. Казалось – вот залог успеха.
11 декабря государь смотрел третью очередь молодых солдат, посетил переведенный из Варшавы Суворовский кадетский корпус, а после завтрака вся семья посетила госпиталь Биржевого и Купеческого обществ. То был огромный шестиэтажный дом.
Лежало 700 раненых. Обход всех палат занял три часа. В одной из палат лежал умиравший подпоручик 8-го Гренадерского полка жандармов. С лихорадочным взглядом он смотрел на дверь и ждал государя. Ждал целую ночь.
«Хоть бы увидеть государя, – шептал он, – боюсь, не успею, умру». И вот он вошел. Подошел к постели. Взволнованный офицер стал говорить, как он счастлив, что может умереть спокойно.
Государь ласково утешал его. Царица присела на кровать, перекрестила его, повесила на шею образок. Умиравший припал к руке, целовал, плакал. Когда ушли, офицер крестился, что-то шептал, а слезы текли и текли на подушку.
В одной из палат лежал солдат 137-го пехотного Нежинского полка татарин Шерахудинов, тяжело раненный в грудь и руку. Государь подал ему медаль. Тот громко поблагодарил государя и сказал:
