— Соблюдайте спокойствие! — всё тем же актерским голосом произнес он. — Сейчас энергоснабжение будет восстановлено. Я лично…

Но вот что именно он собирался сделать лично — выяснить не удалось: мужчина вдруг осекся на полуслове. Или, быть может, его микрофон отключился, как и электричество в больничном корпусе — хотя почему-то проработал чуть дольше.

— Максим Алексеевич, — шепотом произнес референт-охранник, — я могу вас вывести отсюда. Я знаю, где дверь, а ситуация потенциально…

Но и ему оказалось не суждено закончить свою фразу. Свет загорелся снова так же внезапно, как и погас. И на сей раз все наблюдатели издали общий вздох облегчения. Так что никто, включая самого Макса, не заметил в первый момент странности: отсек за стеклом, где находился Зуев и здешние «доктора», был задернут теперь черной пластиковой шторкой. Макс знал: так делают, когда процедура экстракции подходит к завершению. Слишком уж устрашающее зрелище являют собой под конец недобровольные трансмутанты. Но — доктор Берестов хорошо знал и другое: процедура экстракции занимает самое меньшее пять минут. А свет отключали секунд на тридцать, самое большее. Да никто и не стал бы пытаться привести приговор в исполнение в полной темноте.

Макс вскочил на ноги — так что стул его с грохотом отодвинулся. И почти синхронно с ним поднялся со стула его охранник — который наверняка проследил направление взгляда Макса и заметил, что произошло.

— Быстро идем туда! — бросил ему Макс. — Что-то тут не так.

И они оба даже успели сделать шага по три по направлению к двери, когда зальчик для наблюдателей огласился криками ужаса. Макс быстро обернулся, и тотчас увидел, что сотворила с собой Наташа Зуева. Она сидела на своем стульчике спокойно, и даже как-то расслабленно. А по белому вороту её свитера ползло влажное ярко-алое пятно.

3

Наташа сразу по окончании экстракции её отца должна была отправиться в специальный санаторий «Перерождения» (где ждали также и Сашку Герасимова — хотя и в другом отделении). Так что на процедуру она прибыла уже в теплой одежде: в кофте с толстым воротом до самого подбородка и высоких сапожках, в которые были заправлены её джинсы. Очевидно, за голенищем одного из сапожек она и спрятала предмет, который пустила теперь в ход.

Все, кто находился в зале для наблюдателей, должны были при входе в него проходить через рамку металлодетектора. Так что сопровождавший Макса «референт» вынужден был прийти сюда с одним лишь ван Винклем в кобуре: усыпляющий пистолет имел модификацию, в которой отсутствовали металлические детали. И Наташа Зуева выбрала для достижения своей цели керамический нож — короткий, с широким лезвием. Но сейчас Макс мог видеть лишь рукоять этого ножа, да узенькую полоску клинка чуть пониже гарды. А всё остальное — ушло в Наташину шею, чуть пониже подбородка. Там, где находилась сонная артерия.

Макс действовал, не размышляя. Понимал: при таких ранениях человек истекает кровью за секунды. А белый ворот Наташиного толстого свитера всё набухал ярко-алой жидкостью. Её мама так и сидела на стуле рядом с дочерью — даже не поднялась. И только взирала на неё, разинув рот, да повторяла раз за разом «Наташа, Наташа?», как если бы полагала, что вместо дочери с нею рядом оказался кто-то посторонний. Так что Максу пришлось грубо отпихнуть её стул, и она едва не рухнула на пол.

Макс на бегу сорвал с себя галстук, в один миг свернул его тугим комом и прижал к Наташиной шее — придавил участок вокруг ножа. Понимал: если клинок извлечь, это лишь ускорит фатальный исход.

— Наташа, только не шевелись! Сиди неподвижно.

Только тут до Наташкиной матери стало что-то доходить. Она испуганно заверещала, вскочила и протянула к дочери руки. Но подоспел охранник Макса: удержал её, не дал ей коснуться жуткой раны.

Впрочем, выглядела эта рана всё-таки не так ужасающе, как Макс ожидал. Кровь должна была бы бить из неё пульсирующим фонтанчиком, но на деле кровавое пятно на вороте Наташиного свитера даже не расползалось. Кровотечение словно бы замедлилось само собой. Получалось, что клинок запечатал рану. Макс о подобных случаях знал, вот только — не при повреждении сонной артерии у девочки-подростка.

— Отойдите, отойдите все! — орал между тем охранник, с трудом перекрывая вскрики и ахи со всех сторон.

— И вызовете сюда еще врачей! — зло крикнул Макс. — Мы же в больнице, мать её!.. Кто-то же здесь должен уметь оказывать медицинскую помощь. Быстрее! — Он кивнул охраннику, указывая на выход. — Я тут управлюсь и без вас.

Тот устремился к дверям, а вместе с ним — и кто-то еще. Но Макс даже не сумел разглядеть, кто именно это был. Другое отвлекло его. Ножик с широким лезвием вдруг сам собой, будто по волшебству, выпал из Наташиной шеи. И клинок его оказался куда короче, чем ожидал Макс.

4

Впоследствии, когда ничего уже было не исправить, Макс не раз задавался вопросом: как вышло, что он купился на такой примитивный трюк — выполненный в духе дешевого киношного спецэффекта? И ответ находил только один: очень уж ловко было выполнено отвлечение внимания. И чересчур быстро всё произошло. Погаснувший свет лишил всех на какое-то время ясности зрения. Так что — театрального ножа с убирающимся лезвием, воткнутого в полиэтиленовую подушечку с фальшивой кровью, оказалось достаточно, чтобы обмануть всех. Даже доктора Берестова — хоть он сам себя к простакам уж точно не причислял.

Он выдернул опустевшую пластиковую емкость из-под ворота Наташиного свитера и почти что ткнул ею девочке в нос.

— Что за балаган ты тут устроила? — заорал он со свирепостью, вызванной более всего раздражением на самого себя.

И Наташа снова улыбнулась ему — той самой непонятной улыбочкой, какую он заметил на её лице давеча.

— Это не балаган, — сказала она. — Дело сделано.

В этот момент в коридоре затопотали. И в зальчик вбежали двое молодых мужчин в медицинской униформе — то ли настоящие врачи клиники, то ли просто местные лаборанты. Макс оглянулся на них, зло мотнул головой:

— Ничего не нужно. Эта барышня в медицинской помощи не нуждается.

И он поискал взглядом своего референта-охранника — думая, что тот вернулся вместе с двумя сомнительными докторами. Хотел сказать, что нужно ускорить процесс отправки Надежды Зуевой в специализированный санаторий. Однако своего «прикрепленного» Макс нигде не увидел.

Зато узрел другое.

Сашка Герасимов, который выглядел теперь как двухметровый бугай с толстенной шеей, стоял возле стекла, отделявшего от зальчика страшную процедурную. К стеклу он прижался лбом, а справа и слева от висков держал, имитируя лошадиные шоры, разведенные ладони. Макс мгновенно понял: пластиковые жалюзи, которые исполняли роль черного занавеса, имели узкие щели. И бывший безликий сумел одну из таких щелей обнаружить.

Макс поднялся, бросив на пол свой изгвазданный фальшивой кровью галстук. Конечно, он понимал, что его подопечный испытывает болезненный интерес к процедуре, через которую он сам прошел — на свое счастье, в бессознательном состоянии. Но с такой вот жадностью на неё глядеть — это было явно чересчур. «Не зря я решил, что ему требуется помощь специалиста», — подумал Макс почти что с облегчением.

И в этот момент Сашка Герасимов отпал от стекла и повернулся к нему — грозно, всем корпусом, так что Макс не без труда подавил желание отпрянуть в сторону.

— Его нет, — сказал он. — Там, на столе, он больше не лежит.

Конечно, Макс понял: его подопечный говорит о Зуеве. Однако в первый момент лишь пожал плечами:

— Должно быть, всё уже кончено. Вот его и отстегнули.

Тут же, впрочем, он сам себя и одернул: времени-то явно прошло еще мало! А Сашка вместо ответа пробормотал какое-то беззвучное ругательство, а потом прибавил — явно изо всех сил стараясь соблюдать спокойствие:

— Да вы сами пойдите, взгляните — что там. Ваш-то помощничек там уже бегает — крутится, как навоз в проруби.