И я с жадностью начал приезжать на работу на Манхэттен. Каждый день я бродил по улицам по два-три часа после работы, как будто боялся, что этот шанс ускользнет у меня из рук. Я полюбил этот город. Эти небоскребы. Этот темп жизни.

Магазин – это нечто! Ибо не рассказать о нем я не могу. У магазина есть своя аура. Она поселилась в нем в лице его хозяев – Марика и Давида.

Аура магазина – это великий русский язык, дух которого сыпался на головы «небожителей».

Великий и могучий заходит в мозг любому покупателю, и он, улыбаясь, проглатывает фразы из русского языка с восхищением и улыбкой. Это делало меня «деревянным» в начале моей работы (под многоточием подразумевается все что угодно, только не литературный русский язык):

– Эрик! Подай этому… лампочку!

С недоумением шел я с товаром к покупателю, смущенно смотря куда-то себе под ноги.

– Эрик! Видишь этого… дай ему краску, которую он хочет!

Я с трудом начал осознавать, что в финансовой столице мира все «небожители» не знают русский язык и не могут его отличить от любого другого!

– Эрик! Видишь эту… дай ей скотч! – И так каждый день в течение десяти часов. Люди не знают язык главного стратегического соперника их страны!

– Эрик, посмотри на эту!.. – Женщина улыбается и спрашивает: «Вот лангвич ду ю спик?»

– Эсперанто, – с усмешкой дается ответ, и дама с деликатной улыбкой уходит из магазина.

Как к этому привыкнуть? А никак! «Небожители» не знают, как отличить русский даже по произношению. Великий и могучий льется рекой каждый день. И люди улыбаются, ибо для них это незнакомое покрикивание, на фоне которого они совершают покупки.

Скажу честно, работать в магазине я начал в легких туфлях. Марик отчитал меня за эту глупость, отсчитал сорок долларов и погнал меня в магазин кроссовок. Загадочное слово «Нью баланс» я записал на бумажке. Кроссовки, или «сникерсы», надо было подыскать с широким и высоким носиком, чтобы пальцам было свободно.

«Воркинг шуз», или New Balance Working shoes, созданные специально для людей, много часов проводящих на ногах. И я купил себе эту модель. Ее хватало на два года. Потом я покупал новые шузы и через пару лет их снова стаптывал. Эта обувь божественно удобна, легка, прочна и мягка. Гениальные кроссовки!

А есть модели для городских прогулок. Они стоят в два-три раза дороже, но в них американец ходит уже не два года, а пять-шесть лет!

Смотрите, как люди здесь носят кроссовки! Когда ты едешь в метро и видишь людей, одетых строго по дресс-коду, а вместо туфель на ногах «Нью баланс», «Найк» или «Рибок», тебя это немножко коробит. Оказывается, до работы американцы едут в кроссовках, и лишь придя в офис, меняют обувь на туфли. Здесь молятся на кроссовки. Их обожают, как котят. Магазины кроссовок торгуют ими, как семечками. В магазинах звучит рэп и вас обслуживают спортивные афроамериканцы. Они не стоят, а танцуют. Поют. И все успевают. И вот заветная коробка у вас в руках. Выходите из магазина, тут же переобуваетесь, оставляя старые кроссовки на поребрике для бездомных. Красиво шнуруетесь и радуете свои вены, пятки и щиколотки.

Покупайте кроссовки здесь и везите их родным и близким. Вы сэкономите кучу денег, ибо в России за эту обувь надо выложить ползарплаты.

Я съехал от родственников. Студия в Бруклине, что я снял через агентство недвижимости, принесла мне несколько месяцев жизни в условиях жесткой экономии и психологического дискомфорта. Соседями по этажу была испаноговорящая семейка, жизнь у которой начиналась ночью, а заканчивалась утром, когда всем невыспавшимся идти на работу.

Я учился экономить. Получив «лиз» на два года, скрупулезно вел дневник расходов. Одному жить невыгодно: с зарплатой 1740 долларов в месяц у меня 700 уходило за студию, 70 на метро, 50 за свет и телефон, 370 долларов на еду (львиная доля из-за кофе и сэндвичей Манхэттена), 10–15 на футболки и носки, 3 на стирку, 10 на средства гигиены (пена для бритья, спрей, шампунь, зубная паста), 20 долларов на домашнюю химию (чистящие средства для кухни, мебели, пола). Покупка посуды, инструментов для хозяйства, шпаклевок, красок – не менее 40–50 долларов, итого в кармане остается 300 долларов, чтобы пойти и положить их в банк. Разовые покупки (например, компьютер и монитор, кроссовки, осенне-зимняя одежда, велосипед) – это в среднем 600–700 долларов.

Добавить тут нечего, кроме этой семейки за стенкой, что мешала спать всему этажу, и полицейских, упрямо ждущих, пока им не откроют дверь эти милые люди.

Совет:

– Снимайте жилье на двоих (руммейтство), тогда каждый сможет накопить начальный капитал, либо ищите себе будущую жену, только не ошибитесь с выбором!

Отвлечемся на время от бытовых проблем и выйдем на Манхэттен. Вы должны знать, что боги создавали Манхэттен для души, а Бруклин – для жизни.

Душа Нью-Йорка работает как эликсир молодости. Хотите помолодеть лет на десять – обязательно работу ищите в Городе (in the City). Хотите постоянно удивляться, радоваться, видеть новых и разных людей, прислушиваться ко всем языкам мира, театрально объяснять прохожим, как пройти до Таймс-сквер, заводить мозг под песни «50 центов», орущие из каждой черной машины, разглядывать постоянно меняющиеся шикарные витрины магазинов, ждать Крисмаса с его обалденным намеком на то, что тебе хочется наверстать что-то упущенное из детства, брать за 2,50 доллара «пич снаппл», чувствовать себя в пиццерии, как в ресторане Москвы, любоваться формами чрезвычайно хорошо выглядящих женщин, рассматривать архитектуру небоскребов, ходить в футболке до колен за доллар, сесть в автобус и уехать в Атлантик-Сити или Бостон, завести себя ритмом танцующих ребят в Централ-парке, увидеть вечером барражирующий луч с вертолета, ищущий гангстеров, посочувствовать русским дамам в «Мейсисе», спуститься в туалет Медисон-сквер-гардена – и все это вынашивать в себе до появления подвала с крысами. И это метро, где нужно обязательно выбрать экспресс-трейн, так как там больше порядочных пассажиров и меньше хулиганов, и уехать в Бруклин, посмотрев по пути домой на последнюю радость этого дня – вечерний Бруклинский мост.

Бруклин для жизни. Бруклин для старости. Для игры на компьютере по ночам. Чтобы посмотреть, как в жилом скверике советские бездельники режутся в домино, карты и шашки. Напомнить себе, что таки есть на свете мусор на улицах. Для русского магазина с кавказским акцентом. Для внимательных еврейских бабулек у подъезда, признающих в тебе советского гомо сапиенс. Для единственного удовольствия постоять в лифте величиной с маленькую кухню из хрущевского прошлого. Для телевизора, борющегося за права человека во всем мире. Для ночи, что поспать тебе даст с визгом полицейских машин, пожарных сирен и воем «Скорой помощи». Для утренней газеты – «Вестник ЗОЖ», что уверенно держит удар уже много лет перед медицинскими офисами. Для поезда «Кью» в Манхэттен, где нужно занять место на сорок минут, чтобы уткнуться в газету или телефон «рейзер». Для радости, что «черные» станции расположены дальше, а потому до Манхэттена все «белые обезьяны» будут ехать сидя. Для ушных раковин, которые пытаются понять акцент орущего из динамика кондуктора в вагоне. Для первой утренней предтечи Манхэттена – проплывающего мимо Бруклинского моста. Для того чтобы на Тридцать четвертой пулей вылететь из поезда и, поднимаясь по лестнице, с каждой ступенькой чувствовать приближение серых стен, как будто из колодца глядящих на вас сверху. Скорее, вот уже последняя ступень, и ты выходишь на Манхэттен с радостью и крыльями за спиной.

Двоюродный брат учится в Бостоне. Как-то он взял меня с собой, когда после очередных каникул уезжал туда. Бостон – город студентов со всего мира. Сэкономив на китайском автобусе, мы приехали в кампус. Довольно просторные комнаты, где живут студенты по три-четыре человека. Везде чистенько. За окном приятные пейзажи благоустроенных территорий. Идем в столовую.