– Думаешь, я держу его? – кривит рот безумец, выдавая себя за разумного человека.

– Ты пришла!

Алексей вскакивает и бежит к Веронике. Пистолет быстро прячется вместе с рукой за спиной. Ребёнок с разбегу налетает на свою спасительницу, заключая её в родные объятия. Падая на колени, она принимает его к себе изо всех сил, словно пытаясь убедиться в том, что это никакой не морок. Из её глаз бегут слёзы.

– Как ты? Всё хорошо? Ты не ранен?

Она рыщет руками по нему пытаясь найти подвох, но успокаивая её, ребенок сильнее прижимается к ней и, поднимая детские глазки, задает наивный вопрос:

– Папа сказал, мы теперь будем вместе. Как раньше?

Осколки взрываются смехом. Они смеются над ней. Со всех сторон льют в её уши слова о том, какая она тупая и безмозглая.

– Что? Папа?

Ребёнок отдаляется и по-взрослому оценивающе разглядывает её лицо.

– Ты забыла? Опять?

Незаметно приблизившийся мужчина кладёт руку на его плечо и говорит по-доброму:

– Забыла. Забыла. Ты же знаешь, она всегда забывает. Ничего страшного. Скоро всё кончится. Сможешь закончить то, о чём я тебя просил?

Алёша с опаской поглядывая на Веронику, отдаляется сначала к мужчине, потом не спеша, опустив голову, бредёт к треснувшему стеклу, разрисованному красной губной помадой.

Мужчина опускается на корточки перед ошарашенной Вероникой, безумно улыбаясь.

– Ничего. Скоро всё кончится. Из-за твоего нового ёбыря, я тут кое-что узнал про наш мир… про нашу семью. Поспрашивал у тех, кто ведает. И знаешь, мне подсказали, как нам отсюда выбраться.

Слова звучат рядом с ней, но её мозг кряхтит, словно заглохший двигатель, пытаясь вновь работать как надо.

– Мне надоело это всё. Я вытащу нас отсюда. И все мы будем как раньше. Вместе.

Через туман в голове и смех осколков она видит, как Алёша берёт губную помаду и тянет руку к стеклу. Он не понимает, что делает. Ему не нравится это. Нужно просто разрешить ему не делать этого.

– Алёша! – зовёт она его, но, словно во сне, её рот открывается, но слова не могут вырваться из него, и всё произнесённое тает в тяжёлом как свинец воздухе прямо перед её глазами. – Алёша! Не надо! Не надо, Алёша!

И вдруг то самое давно забытое слово само собой вырывается из неё, разрушая оковы тёмного колдовства, и заставляет руку, выводящую на стекле последнюю ступень, остановиться в нескольких миллиметрах от соединения магических линий.

– Сынок!

Алёша замирает, задумчиво округляя глаза, точно такие же, как и у её матери – зелёные-зелёные. Удивление в глазах отца за секунду сменяется гневом, и Вероника, теряя ориентацию от удара пистолетом по лицу, падает на пол, забрызгивая всё кровью из разбитого носа.

Сквозь безумный смех Вероника видит испуганные глаза. Испуг от удара заставил Алёшу вздрогнуть, и красная помада в его руках соединила красные линии на стекле, завершив колдовство. Фигура на стекле у основания ступеней начала своё размеренное движение вверх.

– Сотри её! – кричит Вероника, но Алёша застыл, не понимая, что происходит. – Сотри лестницу!

Когда фигуре на стекле остаётся несколько ступеней до двери, нарисованной в конце ступеней, очнувшийся ребёнок бросается послушно выполнять просьбу матери, но его усилия лишь размазывают помаду по стеклу и ускоряют силуэт, минующий последние ступени в считанные секунды.

Вероника слышит, как дверь за её спиной распахивается. Она не смеет шевельнуться. Не смеет дышать. Лишь непослушная кровь выдает в ней живого человека, каплями падая на ржавый пол из её разбитого носа.

Холодное дуновение, исходящее от чёрного силуэта с очертаниями женщины, пронеслось мимо Вероники и остановилось возле захлёбывающегося от собственного смеха мужчины, на секунду, за которую на его шее появляются красные полосы.

– Алёша, беги! – выкрикивает Вероника, вскакивая на ноги, но тут же её сознание проваливается, ощущая расползающуюся тугую боль по затылку.

Последнее, что она видит, спокойный взгляд сына, поднимающего взгляд на чёрную женскую фигуру рядом с ним.

За несколько часов могло показаться, что у оборотня есть остатки чести и доблести, но при первой же возможности он поступил, как любая другая сказочная тварь: плюнул в лицо, предлагающее ему достойную смерть, и убежал в лес спасать свою шкуру.

Лес был обычный, даже довольно редкий, и случись эта погоня днём, Иван без проблем смог бы подстрелить волка. Но сейчас, в темноте, задыхающийся от погони Иван не может ни увидеть, ни услышать его. Хотя…

Дело, конечно, ни в какой не в темноте. Рассуждая здраво и размеренно, Иван мог бы сплести несложное колдовство и быстро выследить оборотня. Дело в упомянутых чувствах чести и доблести, которые с самого детства были взращены в Иване и теперь мешали ему нормально жить.

Весь ОПР теперь будет смеяться над ним. Они и так недолюбливали его, равно как и он их, но в последнее время благодаря старшему напарнику – Нанайцу – отношения с коллективом и начальством понемногу налаживались. Хотя Нанаец никогда не упускал возможности посмеяться над ошибками Ивана. Ему будет достаточно доложить руководству: Иван освободил преступника, тот плюнул ему в лицо и убежал в лес. Собственно, так всё и было.

Пока Иван, держась за голову, хаотично крутил ей во все стороны, пытаясь найти хоть какой-то след, задыхающийся после пары тёмного пива немолодой Нанаец догнал его.

– Куда ты?!

– Надо поймать его!

– Да чёрт… – задыхался Нанаец, – чёрт с ним! Гляди!

И только сейчас в протянутой руке Иван увидел и услышал исправно работающий прибор – Теневую Астролябию. По сравнению с тем, когда они проверяли оборотня, она вела себя совершенно иначе. Чёткие действия шестерёнок, сопровождаемые звуковыми и цветовыми сигналами, исправно работали, выполняя свою единственную задачу – указывали направление.

– А что с оборотнем?

– Да, чёрт с ним с волком! Мы здесь для этого!

Нанаец потряс в руках Теневую Астролябию, пытаясь таким образом придать убедительности своим словам и вытолкнуть из головы Ивана никому не нужное противостояние с магическими созданиями.

Через несколько минут умеренного бега, который был ещё по силам старому Нанайцу, они вышли из леса к тому месту, куда привёл их прибор – старому стекольному заводу, который при свете луны казался пристанищем жутких страшных тварей.

Когда двое агентов ОПР подошли к сломанным воротам, у них не оставалось никаких сомнений в том, что каждый из них замечал, но не озвучивал. Переглянувшись, они достали свои заговорённые пистолеты с волшебными пулями и со всех ног бросились на территорию завода, оставив за своими спинами тревожащие их отпечатки огромных волчьих лап.

Астролябия вела их туда же, куда и следы – вверх по ржавой металлической лестнице. К старой металлической двери, за ручку которой схватился Иван, как только её увидел. Нанаец вдруг придавил дверь ладонью, налегая на неё всем своим весом. Удивлённый Иван наткнулся на суровый взгляд обычно улыбчивого и дружелюбного напарника.

– Не лезь на рожон! – холодно приказал ему старший товарищ.

– Я понял! Понял!

Иван дёргает за дверную ручку, но Нанаец крепко прижимает дверь.

– Я не буду, как остальные, бросаться за тобой. Хочешь умереть – твоё дело. Меня в это не впутывай. Приказы отдаю я. Не забыл?

– Не забыл, – низко ответил Иван, само собой выпячивая челюсть вперёд.

Шок от картины, открывшейся за дверью, заставил их обоих задуматься на несколько секунд, за которые они потеряли своё преимущество в неожиданности.

Ближе всего к ним, на мосту, головой в луже крови лежала женщина. Дальше недалеко от неё тело мужчины, так же в луже крови. Дальше на полу, весь в крови и порезах, в редких конвульсиях бьётся оборотень. В конце моста…

– Это…

Женский силуэт в чёрном платье.

– Она?

Лицо сокрыто длинными чёрными волосами, но повёрнутая через плечо голова источает зловещую улыбку, по которой можно догадаться, что она смотрит прямо на них.