Я не хочу отвечать ему. Не хочу, но понимаю, что ничем хорошим моя болезнь не закончилась бы.

Она спасла меня.

Черт побери, какая-то девчонка меня спасла.

Ухмыляюсь.

Теперь она будет ждать за это благодарность.

Нет, никаких благодарностей. Это был ее выбор. Никто не заставлял ее выступать в роли спасительницы.

Я просто верну ей то, что она потратила на меня.

– Алиса, – останавливаюсь перед дверями ее комнаты. Выходит не сразу.

– Что? – смотрит прямо и вопросительно.

Я достаю бумажник и отсчитываю купюры.

– Это возмещение твоих затрат на меня, – протягиваю ей.

Брови девчонки взмывают вверх.

– А как же штрафные санкции? – ухмыляется невесело.

– Какие санкции? – не понимаю я.

– Ну, я, как минимум, нарушила три твоих правила, – закатывает глаза и начинает выкидывать из кулака пальцы. – Не заходить к тебе в комнату. Не разговаривать с тобой без крайней необходимости. Не готовить, когда ты дома. Не знаю, может, еще что-то нарушила. Ах да, я приносила тебе чай в комнату. А у нас же запрет на еду вне кухни.

От ее слов я впадаю в легкий ступор и не сразу соображаю, что ответить.

– Так что можешь вычеркнуть из моих карманных денег, – кивает она на купюры в моей руке.

– Ты нарушила правила в силу… обстоятельств непреодолимой силы.

Мне не хочется ничего вычитать из ее денег.

– Обстоятельства непреодолимой силы, – задумчиво повторяет девчонка, а потом забирает деньги и делает то, от чего я впадаю в транс. Она пересчитывает их и возвращает мне ровно половину. – Все по-честному. У нас договор. Я нарушила его условия и должна понести наказание. Подачки мне не нужны.

– Подачки? – хочется мне переспросить, но заноза уже закрыла дверь. И теперь я просто стою и пялюсь на темное дерево.

Ухожу к себе, но не нахожу места. Да, меня потряс ее поступок. Она не взяла деньги. Хотя могла. Я не стал бы урезать их. Но она НЕ взяла их. Принципиальная? Не верится.

Все любят деньги. И я никого за это не осуждаю. В деньгах нет ничего плохого. Деньги – это определенный уровень свободы. И она добровольно от них отказалась.

Эта девчонка не так проста, как кажется.

Спустя несколько дней, когда я уже и думать забыл о поступке занозы, раздается телефонный звонок. Номер незнаком, но отвечаю. В трубке женский голос. Не молодой, чуть старше среднего.

– Марк Александрович? – тон строгий.

– Слушаю Вас.

– Это Алла Витальевна, классный руководитель Вашей племянницы.

Хочется сбросить звонок и добавить номер в черный список, но заставляю себя слушать.

– Скажите, с Алисой все в порядке?

– Утром было вполне. А что? – потираю переносицу.

– Алиса уже две недели не было в школе.

Зависаю.

Она каждое утро уходит с сумкой и в школьной форме.

– Вы уверены? – задаю вопрос и сам чувствую, как по-идиотски он звучит.

– Что, простите?

– Алиса каждый день ходит в школу.

– Я не знаю, куда ходит Алиса, но уж точно не в школу, Марк Александрович. У нее много долгов по предметам. История, русский, литература, английский. Девочка будет не аттестована по итогам первой четверти. А это одиннадцатый класс, Марк Александрович. На носу ЕГЭ.

Что на носу? Это болезнь какая-то? У кого? У Алисы или этой… Как ее там? Классной руководительницы. Чувствую себя полным идиотом, но пытаюсь держать лицо.

– Я… поговорю с Алисой. Она исправится.

– Уж поговорите, Марк Александрович, пожалуйста. Она портит нам всю статистику. Я понимаю, что девочка-сирота, у нее травма, но ей надо взять себя в руки и учиться, иначе все, она же никуда не поступит. Она не сдаст ЕГЭ. Вы понимаете, что это значит, Марк Александрович?

Нет, но вслух:

– Да.

– Я надеюсь, что Вы сможете повлиять на Алису. И, Марк Александрович… – она замолкает на пару секунд, как будто подбирает слова. – Вы не были на родительском собрании. Мы решали важные вопросы. Впереди выпускной.

О, нет, это без меня.

– Простите, я не могу сейчас говорить. У меня совещание.

– Да, да, конечно, – поспешно отвечает классная. – Простите.

Отлично! И что я должен теперь сделать? Поставить девчонку в угол? Наказать? Выпороть? Да ей без пяти минут восемнадцать! Она должна сама думать о своем будущем! Почему я должен в это вмешиваться?

Сама создала себе проблемы, пусть сама их и расхлебывает. В конце концов, я ей не отец, а всего лишь попечитель.

Я возвращаюсь к работе: подписываю документы, читаю договора, провожу совещания, но где-то на периферии сознания крутятся мысли о том, что девчонка пропускает школу. Эти мысли не мешают. Они движутся параллельно, но все равно есть.

Каждый день она уходит из дома. В форме. С сумкой. Я регулярно даю ей деньги на карманные расходы и прочие школьные нужды, как она говорит.

Каждый вечер она возвращается из школы. Нет, это я так думал до сегодняшнего дня.

Девчонка мне нагло врет. Каждый день.

Тогда куда она ходит? И зачем ей деньги?

Меня выносит. Я НЕНАВИЖУ, когда мне врут. Я презираю таких людей и сразу рву с ними всякие связи.

Девчонка должна быть наказана!

Я жду ее в гостиной, пытаясь смотреть телевизор. На часах около девяти вечера. Могу, конечно, позвонить ей, но не стану.

Хлопает дверь. В коридоре возня. Наконец, появляется. Вскользь бросает на меня взгляд и собирается уйти к себе.

– Добрый вечер, Алиса! – произношу я предельно вежливо, не глядя на нее, но боковым зрением вижу, как она замирает.

– Добрый… вечер, – отвечает растерянно.

– Как дела в школе? – переключаю каналы, но мне совсем неинтересно, что там идет.

– Н-нормально.

– Мне сегодня звонила…, – не могу вспомнить имени. – Твоя классная руководительница. Алла…

– Витальевна, – заканчивает девчонка упавшим голосом. Она уже все поняла, но сама признаваться не собирается.

– Да, Алла Витальевна, – смотрю на нее. – Когда ты последний раз была в школе?

– А можно я в твои правила добавлю одно свое? – торопливо спрашивает заноза.

– Нет, – отвечаю спокойно. – Так что? Я задал тебе вопрос.

– Мне не нравится эта школа, – начинает она возмущаться. – Ты же не спросил меня, хочу ли я в ней учиться.

– Что именно тебя не устраивает? – мне неинтересно. Я просто хочу парировать любое ее возмущение.

– Все! Тупые занудные учителя, дебилы одноклассники, которые, если у тебя нет айфона последней модели или ты одеваешься не в Милане, считают тебя просто отребьем. А если ты не из Москвы, так ты вообще никто, – она с криком выпаливает это мне в лицо. – Да какое тебе вообще до этого дело? Тебе же все равно плевать. Я и для тебя просто грязь под ногами, заноза, сидящая у тебя на шее.

Я молчу, спокойно глядя на нее. Она как нельзя более точно описала мое отношение к ней. И ее это задевает. Впервые девчонка проявила по этому поводу какие-то эмоции. А я считал ее терпилой. Таких обычно не уважаю. Каждый должен бороться за лучшую жизнь, а не сносить все тяготы и унижения нынешней. И ни в какую судьбу, рок, карму и прочую чушь никогда не верил. Человек сам кузнец своего счастья. И если с тобой происходит что-то плохое, ты сам это допустил и сам позволил этому случиться. Не в счет маленькие дети и недееспособные, которые в силу своих особенностей не могут за себя постоять. Девчонка не относится ни к тем, ни к другим. И судя по тому, что я слышу и вижу сейчас, она пытается бороться за лучшую жизнь. Хотя отказ от посещения школы – не самый лучший выход.

– У тебя долги по предметам. Ты можешь остаться на второй год.

– Ну, а что я могу? – снова взрывается. – Не понимаю и не запоминаю я эти дурацкие правила по русскому. Ну не гуманитарий я и что теперь? Эйнштейна вон вообще дебилом считали в школе.

– А история чем тебе не угодила? Английский?

– Я не запоминаю все эти даты, – уже не кричит. Смотрит в сторону. – А английский… Там, где я училась в Нижнем, англичанка была старой маразматичкой. Она, наверное, жила еще в те времена, когда убили Ленина. Так что тут не моя вина. А репетиторов нанимать…