Стало быть, и вправду все кончено. Полное поражение. Дед убит, стены разрушены.

Ну нет, пока жив хоть один Хорт, красномундирникам покоя в Усолье не будет! Обр посидел немного, закрыв глаза и силясь вздохнуть полной грудью. Он-то, последыш, седьмой сын Свена, наверняка жив. Надо выбираться отсюда.

Слегка отдышавшись, он начал действовать. Тихотихо сполз через любимый лаз вниз на поварню. Внутри по-прежнему никого не было, но прямо за задней дверью слышалось ритмичное лязганье металла о камень и чья-то ленивая перебранка. Значит, принялись уже и за восточную стену. Прежним путем уйти не удастся. Обр поразмыслил, стянул рубашку, подпрыгнул раз двадцать до первого пота, подтянулся на потолочной балке, зачерпнув из очага пригоршню старой золы, щедро посыпал спину и плечи, грязными руками хорошенько повозил по лицу. Серая пыль пристала к телу, припорошила старые и новые шрамы. Хорошо получилось. Рубашку Обр обвязал вокруг головы, будто бы от солнца. На самом деле она прикрыла длинные волосы. Усольские смерды стриглись в кружок, но Хортам с короткими волосами ходить не пристало. Теперь в руки надо что-нибудь взять. Лом там или лопату… Но ничего подходящего не нашлось. Зато отыскался кусок толстой веревки. Так, ни то ни се, обрывок в полторы сажени. Что ж, сойдет и веревочка.

Обр, не скрываясь, распахнул широкую, давно рассохшуюся дверь поварни и, помахивая сложенной вдвое веревкой, неспешно зашагал по двору. Он шел по своему разоренному дому, щурился на горячий круг солнца, вдыхал каменную пыль и изо всех сил старался не глядеть на проломы в стенах, не оглядываться на цитадель, которую пока не тронули. На ходу он с видимой ленцой, но ловко уклонялся от столкновения с оглоблями, лошадиными крупами и снующими туда-сюда вонючими смердами, потными, пыльными, голыми по пояс, в общем, ничем не отличавшимися от Хорта в его нынешнем виде.

Наконец на глаза ему попалась подвода, груженная целыми каменными блоками, которая определенно направлялась к воротам. Обр деловито зашагал к ней, ухватился за низкий борт, прикинулся, будто поправляет веревку, удерживавшую груз на месте, да так и пошел рядом. Никто не обращал на него внимания.

В воротах подвода встала. Хорт присел сзади, опустил голову, терпеливо ожидая, когда все это кончится.

Тут, перекрыв путь, скопились сразу три подводы. Было ясно, что незаметно выскользнуть не удастся.

– Вот эти две, – вещал от ворот начальственный голос, – не в город, а снова ко мне на двор. Разрешение у меня, сам понимаешь, имеется.

– Да куда ж тебе столько? – скучливо поинтересовался возница.

– Не твоего ума дело. Новый дом строить буду. Низ каменный, верх деревянный.

– Ишь ты! – раздался другой голос, молодой и насмешливый. – А не боишься?

– А чего мне бояться?

– Душ неуспокоенных. Вот проснешься ночью в своем новом доме, а они стоят над тобой и воют: «Семерик, отдай наше добро!»

У Обра снова захватило дыхание. Еще минута, и в обморок грохнулся бы, как девка на смотринах. Он уткнулся лбом в прохладные камни, словно надеялся, что они ему помогут. Семерик! По голосу и не узнать. С Хортами он так сроду не разговаривал. Герман частенько гонял Обра к «Семи соснам» с поручениями или просто за свежей сивухой, так даже перед ним, самым младшим, Семерик юлил, лебезил, предлагал угощение и даровую выпивку, и все это тонким козлетоном, с пришепетываниями и придыханиями.

Сейчас коренастый корчмарь стоял в воротах важно, распрямив плечи, засунув за пояс крепкие кулаки. Как же. Наградили его. Родовое гнездо Хортов на откуп отдали.

Обр знал, как убивают голыми руками. Правда, сам никогда не пробовал, но Маркушка все растолковал очень доходчиво. Это вам не столбцы. Это последыш Хортов запомнил влет, с одного раза. Но дураком он не был, поэтому бросаться на предателя на глазах у толпы смердов не стал. Все-таки сумел удержаться, хотя дышал по-прежнему трудно. Тихонько, не поднимая глаз, побрел рядом с тронувшейся тяжелой подводой, прошел мимо, так близко, что на него пахнуло от Семерика кислым вином пополам с кухонным чадом, почти дошел до ворот и тут не выдержал, оглянулся. И встретился взглядом с корчмарем, смотревшим вслед подводам.

Жуткий вопль «Хорт!» повис над двором, мгновенно заглушив все звуки. Как видно, Семерик боялся куда больше, чем хотел показать. Теперь он вопил, вылупив глаза, как ревун в тумане.

В один миг Обр сообразил – уйти не удастся. Уже весь двор орал «Хорты!», все бежали, теснились к воротам. И тогда он сделал последнее, что мог успеть в этой жизни. Прыгнул на Семерика, мигом преодолев разделявшие их сажени, еще в полете захлестнул на жирной шее обрывок веревки. В умелых руках и веревочка – оружие. Семерик повалился как куль с мукой. Колено Хорта давило ему на грудь, веревка неумолимо затягивалась, тонула в багровеющих складках жира.

Десятки рук вцепились в последыша Свена, отодрали от валявшегося в пыли предателя, Обр, не глядя, врезал кому-то локтем в печень, кому-то сухой мозолистой пяткой по лодыжке, и его отшвырнули вперед, под ноги надвигающейся толпе. Он упал удачно, как кот, на все четыре, задыхаясь, вскочил на ноги. Что сейчас будет и как это будет, он знал совершенно точно. Как-то раз в Белых Камнях у него на глазах забили конокрада. Принимать смерть, как тот несчастный, валяясь в ногах у всех этих возчиков и каменотесов, умоляя о пощаде и завывая от смертного ужаса, он не собирался. Надеялся только, что слишком долго терпеть не придется. Почти у каждого из тех, кто неумолимо надвигался на него, в руках были ломы, колья и лопаты.

Обр взглянул вверх. Тускло блестящий солнечный диск тоже показался ему гладким краем тупой лопаты. Пора было пугаться, но даже на это не осталось времени.

От первого брошенного камня он увернулся. От второго тоже уклонился, легко, но в это время третий врезался как раз в сломанные, едва поджившие ребра. Хорт согнулся от боли, но успел принять на предплечье, пропустить по касательной удар черенком лопаты, направленный прямо в голову. Рука сразу онемела. Кто-то крепко вмазал ему по спине. Обр все-таки упал.

– Разойдись! А ну, разойдись, кому говорю! Именем князя!

Небо вдруг очистилось. Черные всклокоченные головы, занесенные для удара руки и оскаленные в крике лица исчезли, будто их ветром сдуло. Хорт приподнялся на одно колено. Сквозь толпу, работая рукоятками палашей, а то и кулаками, к нему пробились, встали вокруг красномундирники. Немного, человек пять, во главе с малорослым, но решительным капралом.

– Стоять! – рявкнул тот, отпихивая наиболее рьяных, все еще пытавшихся достать Обра.

– Хорт! Смерть Хорту!

– Самосуда я не допущу! – заорал капрал, аж приседая от натуги. – На землях князя закон соблюдается неукоснительно.

– Это земли Хортов, – упрямо прохрипел Обр.

Лошади стали, и Обр едва не повалился вперед. Упасть помешали веревки. Они тянулись от скрученных спереди рук куда-то вперед и вверх. Должно быть, к тем самым всадникам, которые ехали по обе стороны от него всю дорогу. Но точно этого Обр не знал. Трудновато видеть что-то, когда на голову надет старый вонючий мешок. Именно из-за мешка он смертельно устал. Ехали не шибко, за неспешно трусящей лошадью он мог бы бежать целые сутки, но только с открытыми глазами и без кляпа во рту. Кляп попался какой-то особенно мерзкий, со вкусом лежалого навоза. Должно быть, мстили за тот фокус с лошадьми. Честно говоря, Обр рассчитывал повторить его. Не вышло. Но это не беда. Выбравшись из такой страшной напасти, он уверовал, что хуже уж точно не будет.

Веревки ослабли, затекшие руки бессильно упали вниз. Мешок сдернули. Обр сразу же зажмурился: тихий свет раннего летнего вечера показался ему нестерпимо ярким.

– Ух ты, так это и есть ваш страшный Хорт? – весело спросили сзади. Обернувшись, Обр осторожно приоткрыл один глаз. В лицо ему усмехался веселый худощавый мужик с черными усами щеточкой.