— Останься здесь.

Северус.

Она чувствует его ладонь на своем плече. Слепо следует движению его руки, по инерции садится на стул в зале ожидания и не моргает до тех пор, пока Драко не исчезает за поворотом.

— Я все сделаю, — негромко произносит он. — Жди здесь.

Язык не слушается. Гермиона смотрит на него сквозь пелену слез, застилающую глаза, и даже не может заставить себя кивнуть. Она слышит его, она его понимает, но не может ответить.

Не может, потому что перед ней стоит не Северус, а кто-то другой. Словно призрачный образ, наложенный на его силуэт. Гермиона часто моргает. Решает, что все дело в проклятых слезах, но ощущает, как ком встает в горле.

Она видела его раньше. Она видела его во сне.

Северус еще какое-то время смотрит на нее, словно пытается ответить на ее вопросы, пусть и не знает, как именно, а затем всё же отводит взгляд и уходит в смотровую, куда увозят Драко.

Гермиона шумно выдыхает, глядя перед собой. События этого вечера у нее в голове не укладываются. Одна мысль заглушает другую. Она страшно боится за Драко, умоляет Всевышнего, чтобы ничего страшного с ним не случилось, но в то же время другая, не требующая отлагательства мысль, начинает ее мучить.

Ей не становится легче после того, как она получает Его.

Ей кажется, что она сходит с ума, потому что становится только тяжелее. Где-то в глубине души Гермиона чувствует, что что-то упускает из виду, что-то упорно, без конца отрицает, хотя Он дает ей подсказки, Оно дает ей подсказки.

Гермиона прерывисто вздыхает, когда эта мысль снова появляется в сознании.

Я знала его задолго до нашей встречи.

— Черт, — облизывает она губы и опускает локти на разведенные в стороны колени, зачесывая назад волосы.

За окном грохочет небо.

Гермиона трет виски, чтобы заглушить тупую боль, царапающую под кожей.

— Полный бред, — шепчет она сама себе. — Полный бред, хватит придумывать, — она трясет головой. — Хватит.

Я схожу с ума.

Гермиона кусает губы, зажмурившись, и нервно трясет ногой. Это все эта дрянная легенда, эта чертова картина и этот проклятый взгляд ангела с полотна над постелью хозяина дома. Это все полный бред.

Это все неправда.

Я не могла его знать.

— С ним все будет в порядке, — слышит она голос Северуса, который присаживается рядом. — Пара ссадин, но ничего серьезного.

И ей бы радоваться, ей бы облегченно выдохнуть. Ей бы сказать хоть что-то, но…

Гермиона головы не поднимает. В груди пульсирует тревога. Ей страшно. Страшно, потому что она боится собственных мыслей. Потому что ей кажется, что она сходит с ума. Потому что она больше не думает, что это игра.

За окном снова грохочет небо.

Гермиона зажмуривается и не может заставить себя посмотреть на Северуса, лишь сидит, прислонившись к спинке стула, сжимая напряженные руки по обе стороны от себя в кулачки. В приемном покое тишина, лишь изредка слышится голос дежурной сестры.

Гудит автомат со снеками, шумит за окном дождь. Северус сидит рядом с ней, не произносит ни слова. Гермиона дрожит, не понимая, как ей поступить. Как же нелепо она будет выглядеть, если скажет ему, что у нее ощущение, словно она знает его всю свою жизнь.

И не только эту.

Мысль обрывается в тот момент, когда она чувствует на тыльной стороне своей ладони его пальцы. Грейнджер замирает, задерживает дыхание. Он осторожно ведет рукой вперед и в какой-то момент останавливается.

Гермиона кусает губы и раскрывает ладонь, побуждая его скрестить с ней пальцы. По телу пробегает разряд электрического тока. Грейнджер знает, что она увидит, когда обернется. Знает, что почувствует Это снова.

Надо было читать мелкий шрифт с обратной стороны коробки с Игрой, Грейнджер.

Следовало внимательнее читать правила.

И она смотрит.

Глаза ангела с картины над постелью хозяина дома вновь смотрят ей в душу.

Гермиона сглатывает, не может больше молчать. Пусть сочтет ее сумасшедшей, пусть отправит в лечебницу, пусть делает все, что захочет. Если она не скажет ему о том, что с ней происходит здесь, в Италии, то это ее убьет.

Потому что все, так или иначе, связано с ним.

Гермиона набирает в грудь воздуха.

— Мистер Снейп?

И замолкает, опуская голову и убирая свою руку из ладони Северуса, чуть отодвигаясь в сторону. К ним приближается мужчина в белом халате. Северус поднимает взгляд и встает с места.

— Как он? — тут же спрашивает он.

— Ваш сын в порядке, — кивает доктор. — Повреждений внутренних органов или костей нет, и это поражает.

Гермиона с облегчением выдыхает. Северус кивает. Они оба спокойно реагируют на фразу доктора о том, что Драко — сын Северуса. В противном случае, они бы не смогли получить о нем полной информации, ввиду его несовершеннолетия, и пришлось бы обо всем рассказать Люциусу, который сейчас не в лучшем состоянии видит десятый сон.

— Мы сможем забрать его домой? — интересуется Северус.

— Да, — кивает доктор. — Желудок по вашей просьбе мы ему промыли. Вечеринка, по итогу, для парня закончится легким похмельем и парой синяков, — хмыкает он.

Видимо, не первый раз такое видит, да и не последний.

— Где-то неподалеку с вашим сыном есть Ангел Хранитель, — склонив голову, сообщает доктор. — Иного объяснения такому благополучному исходу я найти не могу.

Северус кивает, протягивая для рукопожатия руку.

— Спасибо, док.

— Берегите себя.

Дождь прекращается, когда они едут обратно. Гермиона снова сидит сзади, Драко спит у нее на коленях. Девушка, в этот раз, взгляда от зеркала заднего вида сама не отрывает, но Северус внимательно следит за дорогой, глядя перед собой.

К четырем часам утра они прибывают домой.

Северус осторожно вытаскивает крестника из машины и укладывает на диван в гостиной, накрывая пледом. Гермиона молча достает из морозилки пакет зеленого горошка и садится рядом с другом, прикладывая холодный продукт к синяку на его руке.

Грейнджер слушает, как Северус ходит на кухне, и терпеливо ждет, когда он окажется рядом с ней. Сердце гулко бьется в груди. Она все еще чувствует, как кожа горит от его прикосновений. Губы жжет от случившихся поцелуев. Тело пробивает дрожь. Она никогда не испытывала таких эмоций ни с одним из тех, кто был с ней в постели.

Грейнджер слышит, как он входит в комнату. Как подходит к ней и ставит возле нее стакан воды, а после присаживается рядом.

— Гермиона.

Девушка перехватывает замерзшими пальцами пакет с горошком и поднимает взгляд.

— Как ты себя чувствуешь?

Так, словно нахожусь не в своем теле.

— Нормально, — хрипло произносит она.

И она лжет. Лжет так неправдоподобно, так глупо и нелепо, что не верит сама себе. Ничего не нормально. Нет вообще такого понятия, как «нормально». Все перемешалось, все изменилось.

Обычная игра оборачивается против нее, мысли путаются, а сознание находится в огне.

Ты все поймешь сама. Каждый раз понимаешь.

Грейнджер непроизвольно бросает взгляд на распухшие костяшки пальцев Северуса и двигается к нему чуть ближе. Не говоря ни слова, девушка кладет его руку себе на колени и осторожно прикладывает к ней пакет с замороженным горошком.

Северус облегченно, едва слышно выдыхает. В тишине они сидят какое-то время. Грейнджер только перекладывает пакет с места на место, собираясь с мыслями, а после…

Гермиона решается.

— Мы с вами встречались раньше? — чуть нахмурившись, спрашивает она, глядя ему в глаза.

Северус сглатывает, покачав головой. Всякий раз ему тяжело, когда этот разговор начинается. Всякий раз эмоции все те же. Необратимые, бессильные, причиняющие боль.

— Мы снова на «вы»? — вскидывает он брови.

Оттягивает разговор, что ему еще остается? Грейнджер облизывает губы и на мгновение зажмуривается.

— Не уходи от ответа, — она настроена крайне серьезно. — Ответь мне.

— Я… — он подбирает слова, — так не думаю.

Грейнджер оставляет пакет с горошком на столе, разминает замерзшие руки, греет их друг об друга. Сейчас. Она скажет это сейчас. И пусть он считает ее сумасшедшей, ей нечего терять.