Альма проходит вперед, идет по чистой каменной дорожке вдоль десятков кустов с сочными бутонами, но не оглядывается по сторонам, только смотрит вперед, высматривая среди зелени его силуэт.

Она останавливается, когда видит его.

Кориолан, чуть сгорбившись, сидит в глубоком кресле и обрабатывает стебель белоснежной розы. Его волосы белые, точно снег, густая серебряная борода закрывает нижнюю часть лица. Он в черном смокинге. Ему не дали возможности выбрать себе парадный костюм для казни, он одет в то, в чем был арестован.

— Я знал, что ты придешь первая.

Альма не удивляется, что он никак не отреагировал на ее присутствие. Ни поворота головы, ни вздрагивания. За столько лет они оба стали хладнокровными змеями, которым достаточно мгновения, чтобы за несколько метров от себя почувствовать какое-то движение.

Альма присаживается на стул в нескольких метрах от него и кладет ногу на ногу. Кориолан бережно, с такой несвойственной ему нежностью кладет обработанный бутон в вазу к сородичам и наконец поворачивает к ней голову.

Лицо его испещрено морщинами, под глазами тяжелые мешки, губы сухие, потрескавшиеся, в трещинах слабо виднеются красноватые полосы запекшейся крови. Его лицо болезненного, слегка желтоватого цвета, глаза уставшие, серые, безликие, но по-прежнему опасные.

Как у нее.

Кориолан смотрит ей прямо в глаза, словно в самую душу посмотреть пытается, отыскать то, чего нет. Альма Койн прислушивается к своему поношенному старому сердцу, но оно уже не заходится в бешеном ритме, как в молодости.

— Люси Грей Бэйрд, — он позволяет себе улыбку. — Сколько же лет прошло?

Давно забытое имя царапает слух, и Альма в глубине оставшейся души надеется, что это всколыхнет хоть что-то, но ничего не происходит.

— Я давно сбилась, Корио, — наконец произносит она.

Его взгляд смягчается, на мгновение в старческом взгляде Альма видит мальчишку с капитолийского вокзала.

— Скольких мы пережили, не подскажешь? — склоняет он голову вправо, но взгляд отвести от нее не может.

Кориолан Сноу восхищен. Сражен. Он побеждал всех, всегда, постоянно. Лишь однажды он чуть не попал в сети свободолюбивой пташки с чудным голосом. Спустя столько лет она сидит перед ним, а сам он был поражен птицей, вскормленной под ее крылом.

От такой нелепой насмешки судьбы Кориолан кряхтит с улыбкой. Альма понимает, что он пытается смеяться.

— Всех, — кивает Альма и тоже позволяет себе улыбку. — Всех пережили.

Кориолан снова смеется, но закашливается. Он прикладывает белоснежный платок к губам и затем сразу его сворачивает. Альма замечает, что кашляет он кровью. Казнь президента — лишь представление, лишь фасад, так необходимый народу. Альма знает, что он уже мертв.

Как и она.

— Я знала, что мы еще встретимся, — начинает разговор Альма, — с того момента, как я проснулась возле домика у озера с простреленным плечом, я знала это, Корио.

— Надеюсь, я не сильно тебя поранил? — разговор приобретает светскую оболочку, Альма сразу вливается.

— Пустяки, — спокойно отвечает она. — Царапина, затянулось через месяц, шрама почти не осталось.

— Рад это слышать.

Он снова чуть дергает уголками губ и продолжает на нее смотреть. Альма не знает, о чем он думает, никогда не знала. Он тоже никогда не мог узнать ее мыслей. Альма оглядывается назад и думает о том, что они с Корио, к сожалению, никогда не понимали друг друга. Да и в любовников играли крайне паршиво.

— Расскажи мне, как ты выжила, — просит ее Кориолан.

— Ты же все знаешь обо мне, дорогой, — не прерывает с ним зрительного контакта Альма. — Также, как и я о тебе.

Кориолан снова улыбается. Хоть в этом они похожи. Змеи, которые находят лазейку всюду. Которые все обо всех знают.

— Давай представим, что это не так, — предлагает он. — Это наш последний разговор, наш последний день, возможно, последний час, дорогая, — он ненадолго замолкает. — Я давно ни с кем не разговаривал и не рассказывал о себе. Думаю, тебе это знакомо.

Альма словно слышит всюду шипение. Они сами создали логово змей за столько лет, а сами стали предводителями. Нечего удивляться. Альма знает, что он прав, и принимает его условия, начиная их последнюю игру.

— Добралась до Тринадцатого за несколько дней, начала новую жизнь, — плавным тоном произносит она, — меня там приняли и я решила остаться. Как ты поживал?

— О, — прекрасно изображает он удивление, — рад слышать, что Тринадцатый был жив и здоров все эти годы, — он правда старается скрыть пассивную ненависть, Альма это слышит.

Они оба понимают, что на ненависть не осталось ни времени, ни сил, ни ресурсов.

— Я закончил университет, затем был помощником распорядителя Игр, а после сам им стал, — рассказывает Кориолан. — Оглянуться не успел, как попал в палату высших чинов, а затем все слилось в один день и однажды я проснулся Президентом. Забавно, правда?

— Правда, — улыбается Альма.

Она знает о нем всё. О том, какие махинации он проводил, чтобы быть лучшим на курсе. О том, как он попал в палату правления, убрав при этом полдюжины стариков, с которыми пил отраву из одинаковых бокалов, чтобы отвести подозрения. О том, сколько людей перестали дышать, чтобы он смог достигнуть поста Президента Панема.

Альма Койн все знает, даже пользовалась некоторыми его особо удачными приемами. Без них она бы здесь не сидела. Наверное.

— Ты вышла замуж? — склоняет он голову вправо. — Дети были?

Альма сглатывает. Давно зарытая скорбь пытается высунуть костлявую руку из засыпанного землей склепа ее сердца, но Альма знает, что на дверях этого склепа стоят хорошие замки.

— Ты первый, — поддерживает она диалог так, словно действительно все услышит впервые.

— Был женат, — кивает Корио. — Женился в двадцать девять. Ливия Кардью подарила мне дочь, а та, в свою очередь, внучку. Мою малышку Беллатору, — он позволяет себе улыбку, предавшись воспоминаниям, но она тут же сходит с его лица.

Возможно, зная свой конец, он забывает о том, что для его оставшихся близких все только начинается. Альма тут же отметает эту мысль. Кориолан не думает ни о ком, кроме себя и власти. Альма на мгновение представляет его обожаемую внучку на арене и чуть улыбается, слегка раздосадованная тем, что не сможет этого увидеть.

— Любил жену?

— Терпеть не мог, — сознается он, — ненавидел всем сердцем, но так было проще, знаешь… Не хотелось совершать тех же ошибок.

Альма смотрит на него и ее снова относит на годы назад. Они стоят с ним на луговине, совсем молодые, но совсем не глупые. Наоборот, самые опасные и умные подростки во всем будущем Панеме. Альма вспоминает жару повсюду, рябящий нагретый воздух, пение пересмешниц, затуманенный желанием разум, его пальцы в ее волосах и их страстные, почти искренние поцелуи.

Альма чувствует, как пожилое сердце бьется на мгновение чуть быстрее. Это проходит.

— А ты была замужем, Люси Грей?

Альма снова надевает маску и спокойно смотрит ему в глаза.

— Была, дорогой, — кивает она. — Замуж вышла в шестнадцать, в семнадцать родила сына, и детей больше не было.

Кориолан с интересом заглядывает ей в глаза.

— Как звали мужа? — спрашивает он.

Альма делает вид, что спокойна, хоть ее и злит, что он все знает, но продолжает бороздить ее раны. Ничего не поменялось. Альма непроизвольно чешет место на плече, куда Кориолан выстрелил ей десятки лет назад.

— Элдер Койн, — ровным голосом отвечает она.

— Любила?

— Любила.

Кориолан Сноу прищуривается.

— Почему в прошедшем времени?

Альма стойко держится, Кориолан тоже.

— А ты почему упомянул Ливию в прошедшем?

— Она умерла от рака легких, никак не могла бросить курить, страсть у нее была к табаку, — просто отвечает он. — Единственный раз, когда мне было жаль того, что случилось, когда я проснулся утром и понял, что мне больше некого в доме ненавидеть.

Кориолан улыбается. Альма улыбается в ответ. Она знает, что Кориолан сам помог Ливии побыстрее покончить со своей привычкой, но не говорит об этом. Лишь готовится ответить на вопрос, который он вот-вот задаст.