Геон неподвижно сидел в кресле с плотно закрытыми глазами, легко и непринужденно рисуя в своем воображении события, образы и действия из произведения, воспринимаемого им на слух. Возникающая картинка в его сознании, мгновенно передавалась по толстой связке проводов к посетителям, находящимся внизу, в комнате для трансляций. Разнообразные чувства и эмоции: от восторга, радости, легкой заинтересованности и неописуемого счастья, до печали, страха и гнева – все переживаемое Геоном, в точности передавалось по средством сложного технического оборудования в головы наблюдателей. Его напарник Рувим, конечно же, выступал здесь в качестве композитора и звукорежиссера. Находясь в своем в транслирующем шлеме с открытым прозрачным забралом, он смотрел на голографический экран настольного протографа и, слабо покачиваясь в кресле, что-то негромко напевал себе под нос. Он пристально вглядывался в прямоугольные блоки, представляющие из себя звуковые дорожки с записанными заранее фрагментами звучания тех или иных музыкальных инструментов. Рувим периодически то включал, то отключал их, при этом его тонкие пальцы искусно парили над поверхностью полупрозрачного изображения, будто бы он играл на невидимых клавишах фортепьяно. Благодаря его стараниям находящиеся в комнате наблюдатели могли не только ярко воспринимать и переживать в своем воображении ту мысленную картинку, которая поступала к ним из разума Геона, но и слышать насыщенное и яркое музыкальное сопровождение. Музыка симфонического оркестра лилась по толстым проводам и проникала прямо сознание и сердца людей. Большинство из них, очевидно, в самых эмоциональных и напряженных моментах мысленного восприятия буквально вжимались в свои кресла, крепко хватаясь руками за шатающиеся подлокотники.
К примеру десятилетний мальчик, пришедший сюда со своими родителями, мало того, что он периодически вздрагивал от переполнявших его эмоций и чувств, так еще он умудрялся изредка подпрыгивать вверх, сидя в кресле. А один из молодых парней, сжав в руках свой рюкзак, забавно и весьма эмоционально выкрикивал разнообразные междометия, а так же громко смеялся, энергично ерзая в кресле. В определенные моменты ментальной трансляции, люди находящиеся в комнате, порой напоминали участников какого-то безумного аттракциона. Порой казалось, будто они находились в рельсовых вагонетках и мчались на огромной скорости с многокилометровой высоты вниз, преодолевая опасные участки трассы и непрестанно заваливаясь то одну, то в другую сторону. И судя по всему, сеанс мысленной трансляции был крайне увлекательным не только для гостей, но и для самих ведущих, особенно для Геона. Работая со своим хорошо натренированным и от природы развитым воображением, он испытывал неподдельное удовольствие. Время от времени из под глянцевого шлема мелькала его кривая самодовольная ухмылка. Иногда во время сеанса он позволял себе немного расслабиться и, откидываясь на спинку старого кресла, устало покачивался: вперед, назад. Но когда приближался очередной сложный и динамичный момент, он становился крайне собранным и внимательным: немедленно выпрямлял спину и садился смирно, будто попал на экзамен к строгому преподавателю. Его напарник Рувим, обычно заранее готовил музыкальное сопровождение к предстоящему сеансу. Для этого он использовал метод мысленного чтения с партитуры. Этот метод заключается в подробнейшем представлении звучания каждого отдельного инструмента в своем воображении, после чего выполнялось сведение их воедино с помощью программной оболочки настольного протографа. Часто такой подход был более надежным и предпочтительным для него, поскольку прямая трансляция оркестровой музыки с партитуры, из воображения звукорежиссера, не редко влечет за собой большое количество недочетов и ошибок. Однако, пусть и довольно не часто, но все же бывали случаи когда Рувим делал исключение и работал непосредственно с нотной записью, с услаждением предъявляя возможности своего воображения и тонкого музыкального вкуса людям, пришедшим на сеанс. Обычно это происходило тогда, когда ему весьма приходилась по душе та или иная музыкальная композиция, и он буквально заучивал ее наизусть, детально представляя в своем воображении звучание каждого инструмента в партии и интуитивно сводя их все вместе, в единую мелодию. В первую очередь Рувим подробно прорабатывал в воображении звучание деревянных и медных духовых инструментов, немного позднее – ударных и смычковых, и в заключении – то, как они звучат вместе. После этой напряженной работы, обычно, все проходило замечательно, без каких-либо ощутимых изъянов и недочетов. В такие моменты мелодия буквально пульсировала в его сознании и, словно роскошный пестрый фейерверк, растекалась по проводам, попадая прямиком в сознание каждого человека, находящегося в комнате.
Иногда случалось, что после мысленных трансляций, в конце рабочего дня, Геон ощущал себя весьма подавленным и опустошенным. Впоследствии ему приходилось тратить дополнительное время на восстановление своих сил. Рувим же Артман, в отличии от него, занимался мысленными трансляциями довольно давно, поэтому с ним ничего подобного никогда не происходило. Искушенные и опытные в этой области специалисты, утверждают, что обычно спустя несколько земных лет, все негативные эффекты от подобного рода деятельности полностью исчезают, и практикующим трансляции больше ничего не грозит. Увлечение же Геона этим ремеслом было не столь продолжительным, как могло показаться изначально: он занимался мысленными трансляциями лишь около шести месяцев, однако, несмотря на такой весьма непродолжительный срок, у него отлично получалось.
Спустя еще полтора часа сеанс приблизился к своему завершению. На финальном моменте глубокого мысленного переживания, маленькая девочка достала из своего кармашка белый носовой платочек и стала вытирать им слезы, которые катились по ее бледным и холодным щечкам. Отец девочки, находившийся с соседнем кресле, снял проекционный шлем с головы, озадаченно провел рукой по своим волосам и воодушевленно произнес:
– Да… Не ожидал такого… Вот это конец! Неожиданно, весьма неожиданно! Маиса, тебе понравилось?
Мужчина помог девочке снять шлем, а она, хлопая заплаканными глазами и хлюпая своим носиком, огорченно произнесла в ответ:
– Понравилось, но почему так все плохо закончилось?
– Ну, не несогласен, – мечтательно проговорил отец девочки, – несмотря на то, что главный герой погибает, я считаю, что все-таки это хороший конец. А знаешь почему? – Мужчина погладил по головке свою дочь, расправляя ее скомканные волосы.
– Потому, что он спас… – снова всхлипнула девочка, – потому, что он спас ее.
– Все верно, – подтвердил отец девочки. – Если хочешь, в следующий раз пойдем на что-нибудь другое, не такое грустное. На следующей неделе, кстати говоря, ты вместе со своим классом можешь посетить новый иллюзион, который недавно открылся у нас в городе. Ну, что скажешь? А сейчас давай скорее собираться, – проговорил мужчина, вытер сухим платком мокрые щеки дочери и направился к гардеробу.
Сеанс мыслеобразной трансляции приключенческого романа завершился, и гости, находясь под глубоким впечатлением, стали неспешно разбредаться, покидая комнату. Геон снял устало стянул шлем со своей головы и удовлетворенно вздохнул. Некоторое время он задумчиво перекатывал головной убор из стороны в сторону, держа его в руках.
– Ну вот и все! – сдержанно проговорил Рувим. – Произведение действительно весьма интересное и своеобразное. Надо будет, как-нибудь повторить! – Он снисходительно покосился на своего напарника по работе, надел свой деловой твидовый пиджак, повесил кожаную сумку на плечо, немедленно спустился вниз и спешно покинул дом.
Глава №3 (Холодная тень)
Лют Алгой вместе со своим восьмилетним племянником направлялся по длинному запыленному и многолюдному коридору в сторону огромного колонного зала с высокими куполообразными сводами. Космопорт Лофна, на котором они сейчас пребывали, находился глубоко под безжизненной и окаменелой поверхностью спутника Каллисто: где-то совсем недалеко от иноземного города Анфедон. Сегодня Лют планировал встретиться с хозяином обанкротившейся таверны в надежде непременно совершить сделку по ее приобретению.
