– Да. Ну что смотришь? Ты знаешь, у моего отца было всё непросто с самого детства. – Лёша посмотрел на верхушки сосен. – Я, когда собирался на эти сборы, поговорил с ним перед отъездом. Он мне кое-что рассказал.

– И что рассказал?

– Про своё детство, про свою семью. Про дом, в котором он жил. Про то, как с матерью моей познакомился. – снова посмотрев на Славу. – Они ведь из одного посёлка.

– Да, ты рассказывал.

– Ну вот.

– Но он про Оксану тебе не рассказывал?

– Да вот тогда и рассказал. Ни он, ни мать ничего раньше не говорили мне. Они от меня кое-что скрывали. Моя мама мне правды так и не сказала, а вот отец…

– Что за правда?

Было ещё рано, солнце не выбралось из леса к небу. Оно пряталось где-то за верхушками сосен. Лучи шершаво пробивались через иглы. Казалось, что от солнца кроны сосен ещё больше краснели, словно наколенное железо. В этот момент приехало такси.

– Долгая история. Расскажу, как приеду.

Они оба обнялись.

– Напиши оттуда. Держи в курсе.

– Да, хорошо.

Алексей приехал в новую квартиру. Она находилась на Шаболовской, недалеко от войсковой части Алексея. Сам полк был на Большой Тульской. От дома до него можно было дойти пешком.

Квартиру его отец купил, когда Алексею было восемнадцать лет. Он был успешным архитектором в Москве. Мать Алексея умерла от тяжкого заболевания. Алексей не захотел оставаться с отцом, потому и ушёл в армию.

В старый дом он вернуться не мог. До своего восемнадцатилетия Алексей со своими родителями жил на окраине Москвы в Раменках. Для родителей брак оказался тяжёлой ношей, которую пришлось нести и сыну по мере взросления. Отец у Алексея был не простым по своему характеру и опыту человеком. Когда мама умерла, Алексей в своём сердце стал винить в этом отца.

Если бы вы спросили у Алексея, что он считает своим домом, он бы ответил – армия. В новой квартире отца он появился несколько раз за пять лет, а в Раменках больше никогда. Она им не принадлежала, её получил отец при очень странных обстоятельствах. Сейчас она вернулась прежнему собственнику, а сам Алексей поклялся себе больше никогда не появляться в том районе. Он думал, что стоит ему туда вернуться, как на него нахлынут все слова, которые отец сказал ему при последней их встрече. Он искренне, всем своим сердцем ненавидел это место. Остерегался его.

В новой квартире, которая теперь принадлежала только ему, он не стал долго задерживаться: на следующий день он собрал вещи и поехал в родной посёлок своих родителей, который назывался Каменка. Там и похоронили отца. Он не стал афишировать приезд своей родне, а тайно присутствовал на похоронах, не выдавая себя.

У могилы он только и думал о своём последнем разговоре с отцом. Всё вокруг напоминало об этом. Он оказался скандальным, и был их прощанием друг с другом. Отец знал, что дни его жизни, украденные зависимостью, начинают заканчиваться. Он позвал своего сына домой, чтобы рассказать ему сокровенную тайну. Отец поведал ему о семье и войне, а также о последствиях, которые могли привести его сына в тупик. Правда, как и гнев, были очень характерны для всех Стародубцевых.

Алексей стоял у могилы своего отца, когда уже все разошлись. Рядом с его отцом было ещё одно захоронение, которое так же утопало в цветах. По слухам оно принадлежало его погибшему брату. Он долго смотрел в глаза своего отца и пытался выпытать из них сходство с собой, но никак не получалось. Алексей не захотел оставаться в посёлке и вернулся в Москву.

Упав на отцову кровать, он пролежал до следующего утра и сам себя снова выгнал из квартиры. Он нигде не мог остановиться, осесть. Его потянуло прогуляться. С Шаболовки он дошёл до парка Горького и долго бродил то среди душистой сирени, то вдоль реки. Он пошёл в сторону музеона, уселся на ступеньки и стал наблюдать за прохожими. Когда надоело, он отправился дальше. Вернулся к реке и прошёл мимо исполинского памятника Петру. Его ноги беспрестанно попирали уставшие под его тяжестью корабли.

Он дошёл до Якиманки и поднялся на Патриарший мост. Дойдя до храма, он долго кружил вокруг него, рассматривая бронзовые горельефы. Большинство из статуй пытались своими ступнями поместиться и устоять на карнизах храма. Некоторые находили себе место в филенках дверей.

Алексея привлёк всего один горельеф, где стоял Христос. Держа в руке стяг, он победоносно шёл вперёд. Кажется, что он хочет спрыгнуть с этого карниза, но такое ощущение, что он пойдёт прямо по воздуху, как по Галилейскому морю. Лицо у него было слишком строгим и беспристрастным. Своей ногой он придавил большую змею, наступая ей на брюхо. Алексею казалось, что он её не замечает, смотрят на неё лишь люди, которые столпились вокруг Христа, прижавшись к стене.

Оставив этих бронзовых людей, Алексей, поднимаясь по Гоголевскому бульвару, добрался до Тверской. Пройдя чуть дальше, он увидел, как растягивалась очередь. Он пошёл к её началу и дошёл до литературного института. Алексею захотелось себя выдать за абитуриента, лишь бы оказаться внутри.

Алексей встал в очередь, на удивление она очень быстро двигалась. Краем глаза он увидел, как поступающие показывали листок охраннику. Тот его рассматривал и пропускал. У Алексея ничего не было. Когда он подошёл к охраннику, они оба с ног до головы посмотрели друг на друга одутловатым взглядом.

– Листок. – потребовал он

– Слушайте, я его посеял, может по паспорту пропустите.

– Листок. – продолжал на своём охранник.

– Ну я же сказал, я его потерял, возьмите паспорт. – Алексей заметил, что его голос звучал как-то по-детски и умоляюще, он даже не узнал свой тембр.

– Приказ никого не пропускать без экзаменационного листа, давай, не задерживай очередь, следующий. – сказал охранник, но следующий не подошёл, так как Алексей странным и пренебрежительным смешком отреагировал на слово «приказ».

Алексей внезапно для посторонних глаз приосанился, его голос снова воспрял духом, а глаза зажглись командирской задорностью.

– Слушай меня, товарищ охранник, что ты меня калишь своими приказами, я с армии сюда приехал не для того, чтобы твоим приказам подчиняться, на тебе паспорт, – он ткнул им в грудь охраннику, и тот его взял, чтобы он не упал вниз, – эта книжка намного важнее твоего мятого листка. Запиши мои данные и дай пройти.

Охранник забежал в свою будку, чтобы переписать данные, но, раскрыв документ, увидел, что это военное удостоверение. Не зная, что писать, он молча вернул его Алексею.

Пока они спорили, Алексей и не заметил, как резко потемнело. Над головой сгустились тучи, и стало мерно накрапывать. Дождь еле процеживался сквозь темно-синюю муть, лаского стуча по листкам деревьев. Он прошёл мимо желтого особняка с белыми пилястрами. Подошёл к памятнику, который стоял спиной к нему. Это оказался Герцен, он задумчиво смотрел на маленький парк, что впереди его дома. Внутри двора никого не было, Алексей стоял один. Он повернулся к зданию, чтобы посмотреть на фронтон. В небольшом треугольнике спрятались музы с арфой от противного дождя. Вдруг щебетание листвы от капель усилилось. Поднялся шум, а вместе с ним полил ливень. Алексей забежал внутрь.

Старый запах. Пыльный. Подвальный. Сырой. Казалось, что он не спрятался от этого дождя. И пришёл в то место, где он царит всегда. А затем он увидел узкий коридор со вздутым линолеумом и обшарпанными дверями. Он прошёл вперёд и оказался у каменной лестницы.

Алексей взбежал по лестнице вверх. Оказалось, что все абитуриенты чего-то ожидали на втором этаже. Он собрал рукой всю влагу со своих волос и отбросил капли воды на пол. Путь вёл мимо множества горшков с цветами, но он так и не сдвинулся с места. Рядом сидела молодая девушка, которая смотрела на него и улыбалась какой-то тайной для него улыбкой. Он никогда не видел более разговорчивых глаз. Большие и круглые они глядели на него своими морскими зрачками. Они были наполнены какой-то живительной энергией, влажностью, которая придавала блеск, некой кокетливой поволокой, оттиском улыбки всего её духа в них.