— Мне тоже жаль, что ты не смогла приехать, — говорит он, разглядывая вид за окном. На меня совсем не обращает внимания, и я проскальзываю, внутрь, скидываю халат, и прислоняюсь к его спине, обнимаю за талию, и чувствую, как он напрягается, резко оборачивается. А я смотрю с вызовом исподлобья, неготовая сдаваться, если он сейчас меня погонит. Но он не делает никаких попыток прервать этот контакт, долго смотрит, кажется, уже не слушает собеседника в телефоне, и я обхожу его. Скольжу рукой вдоль талии, веду носом по ткани, втягивая горький аромат его парфюма, и запах кожи. Встаю напротив. Касаюсь кончиками пальцев его щек, они колючие, и тёплые, перемещаюсь на губы, обвожу их контур, спускаюсь на подбородок, потом ниже, по сильной шее, в расстегнутую на груди рубашку. Всё это время он непрерывно смотрит на меня, и держит телефон возле уха, но похоже совсем не вникает в разговор. Сердце его убыстряет ход, под моей ладошкой, и я скольжу ниже и сама опускаюсь на колени перед ним, тянусь к его ремню.

— Я перезвоню, — хрипло кидает он в трубку, и прерывает разговор.

Смотрит вниз, на мои ловкие пальцы, что быстро разделываются с его ремнём и ширинкой, потом на мои закушенные губы, наконец, впивается в глаза. Опаляет, опьяняет голодом, что сверкает в них. Неприкрытым желанием. Сглатывает, и проводит по своим волосам рукой, и наблюдает, как я достаю его член, и массирую рукой, не отводя от него глаз. Вожу рукой, вверх вниз. Он растёт и твердеет под моими пальцами, а в глазах Стефа, разгорается пожар. Он чаще дышит, и, не отрываясь, смотрит на меня. В его руке вибрирует телефон, и он скидывает звонок, отбрасывает трубку, на мягкое кресло, и снова возвращает на меня красноречивый взгляд. Я облизываю пересохшие губы, и прохожусь языком по всей длине его члена, от основания до конца, собирая на губы солоноватый вкус, тяну носом мускусный аромат, смешанный с ментолом. Дурею от запаха его желания. Балдею от вкуса нежной кожи переплетенной натянутыми венами. Томление в животе усиливается, грудь наливается, бесстыже торчит затвердевшими сосками. Дыхание сбивается, и с моих губ срывается стон. Я облизываю головку, и погружаю член в свой рот. По телу Стефа пробегает дрожь, и руки зарываются в волосы на моей макушке. Он запутывается в них, наматывает, стягивает. Держит жестко, но пока даёт волю. И я стараюсь. Распаляю его, водя влажным языком по закостенелой плоти. Погружаю глубоко, но когда он теряет терпение и сам жёстко вбивается в мой рот, у меня перехватывает дыхание. Он достаёт до самого горла, перекрывая мне кислород. Я только и успеваю урвать клочок кислорода, когда, его член снова упирается мне в горло. Стеф тяжело дышит, и натягивает меня на себя. Упираюсь руками в бедра обтянутые брюками, но не толкаю, наоборот притягиваю. Кайфую от его силы, от резких движений, от рваных стонов. Каждую венку оглаживаю языком, скольжу сомкнутыми губами по твердой плоти. Пусть теряет контроль, пусть забудется, спустит всё семя мне в рот, пусть содрогается от подступающего восторга. Я и сама изнываю от желания, распаленная этими порочными звуками, и стонами. Представляю, как эта напряжённая плоть будет вбиваться в меня, и вырывать из горла крики. Между ног просто потоп, я чувствую, горячую влагу, что струиться по бёдрам, и сжимаю ноги, и от этого простого движения меня простреливает сладкая судорога. Стеф чувствует мои вибрации, и резко покидает мой рот. В первую минуту мне кажется, что он желает меня наказать, оставить без удовольствия, и я протестующе всхлипываю.

— Нет, прошу! — еле ворочаю опухшими губами. — Стеф!

Но он подтягивает меня вверх, и поворачивает спиной, толкает на стол.

— Не переживай, — хрипит он, — я дам тебе кончить!

Я послушно ложусь на полированную поверхность, придавленная его рукой. Он резко входит, раздвинув мои ноги шире. Вбивается одним толком, и я содрогаюсь, и подставляю ягодицы выше, как течная сучка, подмахиваю бедрами. Стеф отрывает меня от стола, притягивая к себе, сжимая одной рукой поперёк талии, а другой давит горло. И продолжает насаживать на себя, пыхтя в моё ухо горячим рыком. Рука с талии скользит вверх, мнёт грудь, с горла перемещается выше, и большой палец ныряет в мой рот. Грубо врывается, толкает, скользя по языку, и я обхватываю его, сосу.

— Так? — спрашивает Стеф, без устали тараня меня. — Так тебе нравиться? Так ты хочешь?

— Да, — выдыхаю я, когда он освобождает мой рот. — Да, так! — обнимаю за шею, закинув руки назад, и тянусь к его губам. Он тут же откликается. Накрывает своими и страстно и грубо целует. Шарит своим языком и толкает его в унисон, своим движениям. Размашистые, быстрые движения. Бёдра в бёдра. Сильно, жёстко, невыносимо. Держит практически распластанную по его телу. Сжимает в железных объятиях. И вбивается, так одержимо и безудержно.

— Порочная! — пыхтит он. — Распущенная! Лживая! Невыносимая! — награждает эпитетами, сжимая меня до одури.

— Стеф… — всхлипываю я, совсем потеряв волю, пытаюсь рассмотреть его глаза.

— Моя! — выдыхает он, и я кончаю. И слово это, словно впаивается в мой мозг. Его оплетают невероятные, космические эмоции, от захватившего тела экстаза. И всё затапливает ярким светом.

— Твоя, — тихо отвечаю я, расслабленно замерев в его руках.

А Стеф удобно меня подхватывает, складывает почти вдвое, и таранит, крепко держа за талию, натягивая на себя. Рычит и еле успевает выйти из меня, кончая на ягодицы и спину.

Я облокачиваюсь на стол, чтобы было удобнее стоять, потому что он всё ещё меня держи за талию. А мне нравиться его широкие горячие ладони на своём теле. Мы молчим, восстанавливаем дыхание. Накал спал, и на его место приходи опустошение.

Он скользит ладонями по обнажённой коже, оглаживает грудь, плечи. Потом возвращается к ягодицам.

— Я делаю тебе больно, — шуршит его хриплый голос.

— Что? — не понимаю я его.

Он резко разворачивает меня к себе и осматривает с ног до головы. Рука его скользит за взглядом, по подбородку, и шее, по груди и талии.

— Ты про синяки, — понимаю я, — нет мне не больно.

Глажу его руки, пытаясь успокоить.

— Не больно, — усмехается, и берёт мою руку, на запястье которой красноречиво виднеются результат его несдержанности.

— Тебе это нравиться? — спрашивает он. — Когда я так сжимаю тебя, что ты вся в синяках? — спрашивает обвинительно.

Смотрит с возмущением, нависнув сверху. Я даже отклонилась, уперев бёдра в столешницу стоящего позади меня стола.

— Но тебе, же тоже это нравится, не сдерживать себя, — тоже возмущаюсь я.

— А раньше, тебе это нравилось, или ты страдала от моей нежности? — в его взгляде вновь разливается презрение.

— Стеф, — выдыхаю я, — я никогда не страдала с тобой.

— Тогда почему? — задал он главный вопрос, вперив в меня тяжёлый взгляд, боль в котором я физически ощущала.

— Стёп, прошу тебя, это было просто глупое…

Меня прерывает включившийся автоответчик на Стёпином телефоне. Он беспрерывно вибрировал, пока мы были заняты друг другом, и видимо сработала какая-то функция.

— Степа, ну что ты дуешься! — вещал телефон, нежным, томным, женским голосом. — Я не рассчитала, не успела на самолёт! Любимый перестань дуться и возьми трубку! — потом писк.

Я смотрю на его застывшее лицо. И меня разбирает смех. Нет мне больно, обидно, и неприятно, но сейчас мне смешно, просто дикий смех разбирает.

— Лицемер! — выдаю я. — Какой же ты лицемер! — толкаю его в грудь, чтобы отошел от меня, но он не двигается.

— Дай мне пройти! — снова толкаю, и он перехватывает мои руки.

— Я ничего тебе не обещал, — цедит сквозь зубы, а во взгляде разливается досада.

— Это ты себя или меня утешаешь? — скалюсь я.

— И это ничего не меняет, — опять режет своим скрежетом.

— Да пошёл ты! — снова улыбаюсь, игнорируя тот факт, что он прижимает меня сильнее. — Ты только что трахал меня и называл своей, а вчера допрашивал с пристрастием, переживая, что меня может кто-то ещё имеет, а сам!