Выходит, что, провозглашая принцип неотвратимости наказания, В. И.Ленин просто оказался прилежным учеником, хорошо усвоившим давно известные истины.
Современная криминалистика также оказались не без греха. Заимствуя предложенные в прошлом идеи и решения, в лучшем случае своеобразно их приспосабливая, мы порой сами того не сознавая, оказываемся в роли откровенных плагиаторов, воспроизводящих «хорошо забытое старое».
Есть все основания назвать «хорошо забытым старым», к примеру, разработки некоторых положений теории криминалистической идентификации, начало формирования которой обычно связывают с именем профессора С. М.Потапова[246], опубликовавшего первую теоретическую статью на эту тему в 1940 году.[247]
Среди множества научных положений, выработанных данной теорией, самостоятельное место занимают правила получения сравнительных образцов, призванных заменить в идентификационном исследовании объекты, тождество которых требуется установить. Без образцов невозможно идентифицировать, например, человека по почерку, огнестрельное оружие по следам, возникающим на стреляных пулях при выстреле. Трудно себе представить и дактилоскопическую идентификацию человека без использования образцов отпечатков пальцев проверяемого лица и т. д. Согласно выработанным теорией правилам, сравнительные образцы способны выполнять в идентификационном исследовании свою функцию «заменителей» проверяемых идентифицируемых объектов лишь при условии, если отвечают комплексу требований. В противном случае достоверность результатов отождествления материальных объектов по их отображениям может быть поставлена под сомнение. Среди таких требований, предъявляемых к сравнительным образцам, современная теория криминалистической идентификации называет требования сопоставимости, несомненности их происхождения и количественной достаточности.[248]
Между тем, несмотря на всю их «современность», важнейшие из этих трех требований мы находим в Уставе гражданского судопроизводства (УГС), введенного в действие в1864 году, то есть более 150 лет назад, где сказано, каким сравнительным образцам почерка следует отдавать предпочтение при подготовке к «идентификационному» исследованию сомнительных подписей. «Суд избирает, – говорится в ст.552 УГС, – предпочтительно акты крепостные, нотариальные, или подписанные тем лицом, почерк коего сличается, наблюдая притом, чтобы сличаемые акты относились по возможности к одному времени». (выд. мною – АЭ).
Таким образом, согласно нормативному акту 1864 года суду для «сличения почерка» надлежало выбрать только те документы, которые были бы подписаны именно лицом, «почерк коего сличается», то есть отвечать требованию несомненности происхождения. В воспроизводимой формулировке ст.552 УГС можно обнаружить и еще одно требование – «чтобы сличаемые акты относились по возможности к одному времени». А это не что иное, как требование сопоставимости образцов с исследуемой подписью по времени их возникновения. Иными словами, те требования, которые предъявляются к сравнительным образцам современной теорией криминалистической идентификации, были известны как минимум еще в середине ХIХ века.
Однако, составители Судебных Уставов 1864 года также не стали «первооткрывателями» упомянутых двух важнейших криминалистических требований, предъявляемых современной теорией криминалистической идентификации к сравнительным образцам подписей, поскольку, как выясняется, ко времени принятия Уставов они были известны российскому праву уже более 160 лет. Так, в Уложении 1699 года говорилось, что в случае «сомнения о подлинности подписи акта она должна быть удостоверена допросом, ежели возможно, того, кто значится подписавшим его, и через сличение почерка с другими, им же написанными бумагами (требование несомненности происхождения – А. Э.)… при этом надлежит основываться преимущественно на актах, современных спорному» (требование сопоставимости по времени выполнения – А. Э.).[249]
И требование, чтобы «сличаемые акты» были «современными спорному», то есть относились к одному времени, и требование использовать «для сличения» другие, им же написанные бумаги (то есть проверяемым лицом), формулируются сегодня как итог современных научных разработок, несмотря на их более чем 300-летнюю известность в истории борьбы с подлогами документов.
И таких, судя по всему, не всегда осознанных исторических «заимствований» в криминалистике немало. Например, признаки машинописного текста, отображающие индивидуальный навык его исполнителя, еще 100 лет назад были подробно описаны Р. А.Рейссом. Он же отметил их особую важность для установления личности человека, напечатавшего текст на пишущей машинке.[250] Однако, вплоть до сегодняшнего дня эти признаки, составляя предмет современной «дактилографии», преподносятся читателю как вполне новый вид криминалистического исследования документов[251]. То есть без ссылок на его давнюю историю.
Ненамного больше новизны можно обнаружить и в идее приводить экспертов, привлекаемых в уголовное судопроизводство, к присяге. С этой идеей в свое время выступил Р. С.Белкин, предложив для штатных сотрудников государственных судебно – эспертных учреждений вместо предупреждения об уголовной ответственности закрепить в законе текст присяги эксперта.[252] Идея нашла поддержку,[253] хотя так и не была реализована, несмотря на ее, как выясняется, 300-летнюю историю.
О необходимости приведения экспертов к присяге, оказывается, было написано еще в Воинском Уставе Петра Великого 1716 года.[254] А через полторы сотни лет это правило заимствовали авторы Устава уголовного судопроизводства 1864 года (ст. 694 УУС), принятого в период царствования Александра II. Забвению присяга эксперта была предана в советское время. В процессуальных кодексах советского и постсоветского периода «очистительная присяга» эксперта была заменена на предупреждение об уголовной ответственности, то есть на заурядную угрозу наказания за дачу заведомо ложного заключения.
Интересна и история становления криминалистического исследования документов. Практически во всех современных учебниках можно найти описания средств и методов исследования документов, о которых было известно и сто, и двести и более лет назад. Криминалисты прошлого, к примеру, вполне были осведомлены и о признаках и свойствах исследуемых рукописных текстов, которые важно учитывать, решая идентификационные задачи. В частности, о таком качестве почерка как его вариационность, препятствующем установлению тождества лица, исполнившего текст, которое было описано задолго до создания научных основ современного судебного почерковедения и судебно-почерковедческой экспертизы.[255]
Весьма поучительна также история с формированием в отечественной криминалистической экспертизе судебного автороведения. Так, на необходимость при исследовании документов обращать внимание не только на графические признаки письма (почерковедческие), но и на содержание, манеру, стиль изложения, то есть на признаки письменной речи, впервые обратил внимание почерковедов А. И.Винберг в 1940 году.[256] Однако, первое монографическое исследование и первая диссертация на тему идентификации личности по признакам письменной речи была защищена только спустя 30 лет – в 1970 году.[257] Исследование же признаков письменной речи в учреждениях судебной экспертизы вплоть до начала 70-х годов прошлого века продолжало оставаться лишь дополнением к почерковедческой экспертизе.[258]
