– Вы его читали?! – он вскочил, едва не уронив стул. – Вижу, что читали. Так вот, Эстебан, та, кто это писала – женщина столь достойная, что вы и представить себе не способны! И если вы хоть где-нибудь, хоть кому-нибудь…

Людвигу не хватало воздуха, не хватало и слов. Он мог пригрозить оруженосцу невыносимой жизнью на службе, дурной аттестацией, дуэлью – и не мог все это выразить достаточно кратко.

– Монсеньор, – пробормотал Эстебан неожиданно виновато, – простите меня, пожалуйста!

Килеан поперхнулся набранным было воздухом.

– Вы это серьезно, юноша?

– Эр Людвиг, я вел себя непозволительным образом! Больше такого не повторится!

Пришлось заглянуть в честные глаза оруженосца и решить, что прочтение письма истинно достойной эреа произвело на Эстебана неизгладимое впечатление и заставило шагнуть на путь истинный.

В комнату без стука ворвалась герцогиня Колиньяр, и Килеан счел за благо ретироваться в самом срочном и самом вежливом порядке.

Эреа N. От Людвига, графа Килеан-ур-Ломбах. (отрывок)

Милая, прелестная эреа!

Ваше письмо наполнило меня ни с чем несравнимым счастьем! Я не хочу потерять Вас и более не в силах мириться с неизвестностью! Я требую, прошу, умоляю, чтобы Вы назвали свое имя! Я жажду встречи с Вами и готов оградить Вас от любых насмешек и косых взглядов. Вы можете сколько угодно клеветать на свою внешность, но я знаю, что Вы одна понимаете и цените меня, как никто!

Эреа, я не герцог, но у меня достаточно предков и золота, чтобы составить чье-либо счастье. Я надеюсь, что Вы об этом подумаете, хотя мой намек и может показаться преждевременным. Однако я уверен в своих словах и прошу Вас отнестись к ним серьезно…

========== 6. Сломать лед ==========

Кресло в комнате оруженосца уютно поскрипывало. Свернувшийся в нем Эстебан клевал носом и делал вид, что читает книгу. Лекарь, устроившийся в углу с каким-то талмудом, кажется, полагал, что пациент образцово выздоравливает. Пациент полагал, что лекарь – кошачий сын, а сам он мучается почем зря.

Хотелось спать, но маркиз Сабве справедливо полагал, что результат его визита к подушке будет не лучше, чем ночью. Всю ночь ему снилась Ирма. Тут бы следовало ухмыльнуться и добавить, что ночной визит эреа как нельзя кстати. Но мешали три загвоздки. Во-первых, родственница Приддов снилась одетой. Во-вторых, одета она была в зеленое и черное, то есть, в родовые цвета Колиньяров. В-третьих, Эстебану это страсть как нравилось. Юноша не мог сказать, что жаждет увидеть эту девушку обнаженной – он просто хотел смотреть, как Ирма смеется, поет, встряхивает головой, заставляя прыгать кудрявый локон…

Размышления оказались прерваны стуком в дверь.

– Эр Эстебан, – старомодно обратился к нему слуга, заглянувший в комнату после разрешения, – вам письмо, вот.

Маркиз Сабве поднялся (благо, это ему уже позволяли) и забрал письмо. Сердце сжалось при виде знакомого почерка на конверте.

Дорогой маркиз!

Надеюсь, Ваше здоровье все так же уверенно улучшается. Полагаю, благодаря стараниям родных, в доме Монсеньора ничто не нарушает Ваш покой, кроме занудства лекаря и тяжелых вздохов самого Килеана. Будьте к нему снисходительны – он лишился источника радостей в виде известной вам переписки. Я думаю, что могу слегка исправить это. После довольно-таки долгих попыток мне удалось изменить почерк так, как это было необходимо – можете удостовериться на вложенном конверте, а если захотите – то и на письме в нем.

Чем Вы занимаетесь? Еще не довели своего лекаря до необходимости пригласить коллегу по нервным болезням? Если хотите, я могу прислать Вам интересную книгу.

Мне пора вернуться к делам. Позже я напишу Вам подробнее и даже смогу рассказать какую-нибудь занятную легенду.

Ваш добрый друг Ирма.

Эстебан почувствовал сильное желание пригласить специалиста по нервным болезням к себе самому. Ему хотелось осыпать поцелуями письмо из любимых рук – и разорвать в клочья эту холодную дружескую записку! Разве он не дал ей понять достаточно ясно, что не успокоится на роли друга?!

Письмо для Килеана – и правда недурно подделанное – осталось на столе, рядом с лекарскими склянками. Юноша потянулся за ним, но взял кое-что другое. Затем заговорил с Мэтром. Молодой Колиньяр умел быть очаровательным, когда это необходимо.

Стоило лекарю уснуть, как он сорвался с места, не обращая внимания на то, что резкие движения вызывают острую боль в руке. Все вокруг смешалось в какой-то дикий хаос. Письмо от Ирмы – во внутреннем кармане колета. Письмо для Килеана надо было бросить в ящик для корреспонденции, но Эстебан никак не мог вспомнить, где его оставил. А улицы бросаются навстречу, отдаются болью в руке и вызванивают за спиной звонким цокотом копыт его коня Гоганна…

Он влетел во двор, как будто удирал от Леворукого, всех его кошек и перспективы мыть миски всех этих кошек в каком-нибудь месте, здорово напоминающем Закат. Слуга схватил поводья, и маркиз Сабве не обратил внимания, удается ли тому справиться с дурно воспитанным конем. Он бежал по лестнице, ступеней на которой казалось слишком много, больше, чем всегда, и каждая норовила броситься в лицо. Комнаты расплывались в глазах. Кто-то доложил о нем – он ворвался в библиотеку, так и не поняв, с кем из слуг говорил.

– Эстебан! – всплеснула руками девушка в платье холодного синего тона. В руке у нее было перо, с которого сорвалась от резкого движения чернильная капля. – Что с вами? На вас лица нет!

– Ирма… – Создатель, почему же так трудно говорить? Да еще рука разболелась… Комната поплыла перед глазами, словно он смотрел сквозь дурное стекло или тонкий слой льда. И Эстебан грянулся об этот лед из последних сил. – Ирма, я не мог… не увидеть вас… простите…

Томазине, цветочнице с Сиреневой улицы.

Мой дорогой друг!

К сему конверту прилагаю два письма, которые следует, согласно подписанным адресатам, переправить с посыльным – на улицу в дворянском квартале Олларии и с нарочным – в Надор. Если впредь вы будете получать послания от тех же лиц – будьте добры переправлять их теми же способами по соответствующим адресам (в Надор и в Олларию). Связанные с этим траты и заботы возмещаю соответствующей прибавкой к вашему вознаграждению, которое и высылаю незамедлительно. Полагаю, у вас нет повода жаловаться на мою щедрость.

Также полагаю, что вы помните, что вам угрожает в случае предательства или разглашения обстоятельств этого дела. Будьте благоразумны.

С наилучшими пожеланиями, ваш добрый друг Ирма Амелинда П.

========== Эпилог ==========

Голос вырвался из-за тяжелой дубовой двери кабинета, раскатился по коридору, рассыпаясь на отдельные ноты от ударов о стены.

– Вы с ума сошли, сын мой?! Да вы хоть понимаете, что говорите?!

От худого, жилистого Жоана Колиньяра трудно было ожидать столь мощного тона, однако он достаточно гневался, чтобы выглядеть внушительнее иного дородного вельможи. Ответ в коридоре не слышен. Темноволосый юноша, застывший перед столом вице-кансильера, почтительно склонил голову, но его голос прозвучал твердо:

– Да, отец. Я это сделаю.

Некоторое время мужчина просто надувался от гнева, он словно стал выше и мощнее, после чего коридор располосовало вторым выкриком:

– Я лишу вас наследства!

– Лишите? – по лицу парня пробежала шалая улыбка. – В чью пользу? Или хотите, чтобы фамилию Колиньяров передали другому семейству?

Мужчина покраснел, хватая ртом воздух, и не смог выговорить ни слова. Наконец он рухнул в кресло и прохрипел:

– Эстебан, я запрещаю вам!

– А мне плевать! – юноша не сердился, не кричал, но его звонкий голос запрыгал по кабинету, вызванивая нотами непокорной радости. – Муж даст ей развод!