– Вы очень добры, маркиз, – девушка, кажется, засомневалась, – если только обучение вас не утомит.
– Я не более добр, чем вы прекрасны! – своевременно ввернул юноша и подошел к креслу Ирмы, протягивая гитару. Белые пальцы пробежались по грифу, девушка осторожно пристроила гитару на коленях. Эстебан, склонившись к плечу ученицы, стал объяснять, как правильно держать инструмент и зажимать струны.
– Когда знаешь лютню, это уже не очень сложно, – решила Ирма, взяв на пробу несколько аккордов. Она тряхнула головой, и кудрявый локон соблазнительно запрыгал по шее, так что Эстебан не удержался – прижал прядку легким, быстрым поцелуем. Девушка вспыхнула и вскочила с места.
– Что вы себе позволяете, маркиз?!
Она часто дышала, на щеках выступил румянец. Юноша поспешно принял умеренно виноватый вид.
– Простите, эреа… хоть я и не раскаиваюсь. Вы так прелестны, что я не смог удержаться. Ведь недаром же меня прозвали наглецом! – он добавил веселую улыбку. Как ни странно, слова были почти полностью правдивы… Девушка энергично прошлась вдоль книжной полки, затем снова села в кресло, но не рядом с собеседником, а в противоположное, где до этого сидел он сам.
– Ну и что с вами теперь делать? – спросила она без улыбки. – Прощать – опасно, просить удалиться – скучно…
– На все ваша воля, эреа, – Эстебан продолжил изображать смирение.
– Хорошо! – девушка снова тряхнула головой (прыгающий локон на сей раз был вне доступа кавалера) и улыбнулась с некоторой долей яда – Я придумаю для вас задание. Справитесь – получите прощение, не справитесь – пеняйте на себя!
– Я в вашем распоряжении!
– Для начала дайте мне гитару, – попросила она довольно спокойно. Эстебан подчинился, тревожно вглядываясь в лицо Ирмы. Хороший инструмент, будет жалко, если эта особа в виде мести его повредит. Но девушка принялась задумчиво перебирать струны, пробуя несложные упражнения. Маркиз постоял некоторое время, затем занял ее кресло и стал задумчиво изучать обстановку с новой стороны. Его заинтересованный взгляд уже несколько раз упал на письмо, но прочесть его незаметно не удалось бы. Наконец, Ирма прижала струны ладонью и взглянула на гостя. Позже Эстебан будет утверждать, что в этот момент он заметил шалый огонек в ее глазах, и, может статься, не слишком преувеличит.
– Возьмите там чистый лист, перо и откройте чернильницу.
Она подошла к столу, забрала свое письмо. Проследила за приготовлениями.
– Думаю, вы умеете менять почерк?
Эстебан кивнул. А кто же в Олларии этого не умеет?
– Хорошо. Тогда пишите… – девушка двинулась вдоль полок, размышляя. На лице появилась довольно ехидная улыбка, но, кажется, относилась она не к маркизу, и Эстебан подумал, что он прощен. – «Досточтимый Эр! Мое положение обязывает меня молчать, однако я смею положиться на Вашу деликатность и обратиться в письме, поскольку не имею больше сил сдерживать свои чувства. Ваши благородство и добродетель…»
Она остановилась и повелительно взмахнула рукой.
– Напишите эти слова с большой буквы, маркиз!
Эстебан кивнул, стараясь понять, что именно задумала его приятельница.
– Эреа, так мы будем… вроде Сузы-Музы?
– Может быть… – загадочно улыбнулась девушка. – А может быть, и гораздо лучше. Вы готовы?
– Да, я написал.
– «Благородство и Добродетель, о которых я премного наслышана, являются примером качеств истинного Человека Чести, и уподобляют Вас сверкающему бриллианту среди сора и гнили, в которые обращен наш мир, и, прежде всего, некогда великая Талигойя…»
Эстебан дописал эти слова (благо, диктовала девушка не быстро, порой надолго замолкая, чтобы подобрать слово) и поднял на Ирму взгляд. Фальшивое любовное письмо – это уже занятно, но такая проделка в адрес кого-то из людей чести будет достойным событием в его биографии! Пожалуй, когда все закончится, можно будет поделиться шуткой с близкими друзьями – немного преуменьшив роль девушки в ее изобретении, конечно. Ирма, не подозревая о планах своего сообщника, в том же темпе продолжила диктовку.
«Ни с чем не сравнимое восхищение наполняет меня при одной мысли о Вас, и я невольно грешна завистью ко всем недостойным, что имеют счастье дышать одним воздухом с Вами! К сожалению, мой приезд в Олларию был бы неправильно понят… И Вы не можете оставить службу… Потому мне остается лишь мечтать бессильно о том, чтобы лицезреть Вас однажды.
Если Вы не найдете сие письмо бесстыдным и сочтете возможным написать несколько строк изнывающей вдали от Вас эреа, то, безусловно, сделаете ее счастливейшей из женщин. В таком случае оставьте письмо у цветочницы Томазины с Сиреневой улицы…»
- Мне подкупить цветочницу? – уточнил Эстебан.
- Нет необходимости, она куплена с головой, сердцем и прочими потрохами.
Юноша ощутил прилив любопытства: для каких это целей эреа пользуется услугами цветочницы? Помимо покупки букетов, ясное дело? Ирма быстро добавила последние фразы.
- «Простите, что не называю своего имени, опасаясь огласки в случае, если письмо будет перехвачено. Молю за Вас Создателя, N.»
Она остановилась у столика, прямо напротив маркиза, и заглянула ему в глаза. На губах заплясала лукавая улыбка.
– А теперь, Эстебан, – девушка впервые назвала его по имени, – подпишите адресата: Людвиг Килеан-ур-Ломбах. И позаботьтесь, чтобы это письмо попало в руки вашего монсеньора.
Эстебан представил, что сделает с ним Килеан, если раскроет шутку, и судорожно сглотнул. Нет, похоже, он еще не прощен. И рассказывать об этой истории будет преждевременно даже Северину и Константину. Но с другой стороны – до чего же соблазнительно подложить эру такую кошку!
– Это письмо должно прийти издалека? – уточнил юноша. – Тогда я несколько дней буду носить его с собой, чтобы бумага не выглядела только что свернутой.
– И правда… - согласилась девушка, сияя от удовольствия в предвкушении проделки. – Молодец!
Эстебану осталось гордо улыбнуться и потянуться за крышкой чернильницы, но Ирма поймала его руку.
– Не спешите, друг мой. Вам предстоит написать еще одно послание.
Чернильница была немедленно оставлена в покое, а перед юношей появился чистый листок. Девушка приступила к диктовке, сверяясь с уже готовым письмом и поигрывая серебряной подвеской на шее:
– «Почтенная Эреа! Простите, что нарушаю Ваш покой столь неосторожным и, быть может, откровенным посланием, однако я не нахожу иного выхода, будучи более не в силах сдерживать свои чувства….»
Эстебан плотоядно улыбнулся, начиная понимать, в чем заключается основная соль задумки. Нет, он не ошибся, когда пришел сюда.
Валентину, графу Васспард. От Ирмы Гофт-ур-Приддхен.
Дорогой кузен!
Заверяю Вас, что праздник действительно был устроен прекрасно и оставил у меня самые приятные впечатления, хотя и весьма утомил. Обещаю подумать над Вашим предложением, однако оно связано с большим количеством тревог еще до начала исполнения. Каким образом моя скромная персона будет удостоена места фрейлины? Я не имею ни малейшего желания просить об этом барона и сомневаюсь, чтобы Ваш батюшка взял на себя этот труд. Кроме того, я все еще придерживаюсь мнения, что придворное собрание дам более всего похоже на болото со змеями, а посему пока не уверена, что хочу к нему присоединяться даже ради общества ее величества и графини Рафиано.
Благодарю за Ваше беспокойство обо мне! Но смею заверить, что и до замужества, и после я прочла достаточно историй о соблазненных девицах, чтобы не быть легкой добычей в подобной ситуации. Впрочем, вы знаете о моей осторожности. Я вовсе не собираюсь доверять известному юноше, а мое сердце едва ли способно отзываться на несложные придворные атаки. Однако – позвольте признаться и в этом – я замерзла, страшно замерзла, Валентин! А маркиз Сабве наполняет мой досуг отблесками пламени, заставляет меня по-настоящему смеяться и сердиться, как никогда не сможет собрание благородных эреа в королевском будуаре. Поэтому еще раз благодарю за беспокойство, но я намерена принимать Колиньяра-младшего у себя, и, быть может, со временем ему понравится роль моего друга.
