– Что он говорит?! О господи, я не могу разобрать акцент! – истерю я и хватаю подушку с дивана.

– Дело Джейсона Осборна продолжится в Соединенных Штатах, – четко и громко повторяет за чиновником дядя Эндрю. – Приговор Чарли Осборну сегодня не был вынесен в связи с неправомерным, некомпетентным расследованием. Это нарушает право человека на честный суд. Мы сообщим вам, когда будет назначена дата нового слушания.

Мы молчим секунды три. Время капает искрами на установленный фейерверк – и вот он взрывается всеми оттенками эйфории. Я прыгаю, визжу и обнимаю все, что движется, готовая лопнуть от счастья.

– Смотри! Смотри! – орет Итон. – Кто это рядом с ним?

Я вглядываюсь в экран и вижу красивую девушку в строгом костюме, с волосами, которые в вечернем свете кажутся фиолетовыми. Она проходит мимо Чарли, и он ухмыляется, следуя за ней, словно они умеют общаться молча.

– Это же девчонка из инстаграма! – восклицает Кэт, пока я таращусь в телик. – Как ее…?

– Феррари.

– Что она там делает?!

Кто бы знал. Я наблюдаю, как одна из самых сексуальных девушек на свете садится в черный «мерседес» вместе с Чарли, и они уезжают в закат под вспышки фотокамер.

Не-ет. Нет. Брр. Что за странная, неуместная ревность. Пф-ф! Это же подруга Чарли. И судя по пристальному, цепкому взгляду Чарли, девушка повлияла на решение суда. Она помогла, и Волшебник страны Оз не будет сидеть в тюрьме с Белоснежкой.

…Но у меня сосет под ложечкой. Не знаю… Может, показалось. Да, конечно же, мне померещилась «химия», которая проскочила во взгляде Чарли, когда он уходил следом за своей подругой.

Разве можно ревновать Осборна? Да еще в такой момент. Пять минут назад я умирала от неизвестности, опасаясь за его судьбу, а сейчас стою, как статуя, и заливаюсь жаром от кольнувшей в сердце ревности. С ума сошла.

От смеси эйфории и сомнений начинает кружиться голова, и я падаю прямо на друзей, развалившихся на диване.

– Умираю от счастья. В Штатах его точно оправдают. Они проведут нормальное расследование и поймут, что Чарли невиновен. Он сможет их убедить, и все будет хорошо, – радуюсь я, а Кошка-Кэт, будь она неладна, бормочет:

– А эта Мерседес ничего такая… На фотках она хуже.

Я набираю полный рот попкорна, чтобы не поссориться с Кэт из-за пустяка.

– Ну и отлично, – говорю непонятно к чему. И тут меня накрывает: я ведь вообще ничего не знаю о жизни Чарли. Он все знает обо мне. Все тайны, которых у меня одна штука в минусовой степени. А я практически ничего не знаю о том, чем живет Чарли в Штатах. Кто его друзья, где его дом, какие у него планы, кроме переезда в Калифорнию.

Да, сейчас это не важно. Главное, что он не за решеткой и, возможно, в итоге избежит несправедливого приговора. Освободится от страхов, предрассудков и теней, которые преследовали его. Станет хозяином себе.

Но что будет с нами потом? Одно дело – наобещать друг другу любви до гроба, а другое – решиться жить вместе, в восемнадцать лет, когда у нас ни опыта длительных отношений, ни четкого плана.

Чарли говорил, что не умеет жить. А я ведь тоже не умею, не представляю жизни вне этого дома и острова. Тем более, в новой стране с чужими устоями. Я не один доклад на эту тему готовила: «Причины самоубийства мигрантов в новой среде», «Сложности адаптации в иной системе ценностей».

Перед глазами стоит кукольное лицо Феррари, и мне становится не по себе, будто на рисунках Осборна эта девушка вдруг вышла на первый план, а я осталась штрихом на фоне.

Что такое любовь? Можно ли дать ей определение? Можно ли сохранить ее на расстоянии? Что если я была для Чарли увлечением – ярким, новым, но всего лишь увлечением? Это для меня он стал целым миром, но кто я для него прямо сейчас, когда он прокатился по «американским горкам» в чужой стране, освободился от Джейсона и наконец возвращается в свой мир?

Стыдно сомневаться в Чарли, кажется, будто предаю его, но эйфория миновала, наступил отхоняк; от постоянного стресса иммунитет ослаб, и меня пожирают демоны. Глотаю попкорн, стараясь не подавиться, и хмурюсь.

– Все хорошо, Ри, справедливость восторжествовала, – успокаивает Аманда, поглаживая по спине и не понимая, что я, как тот принц, страдающий от бессонницы, стою на канате между скал и утопаю в сомнениях.

Господи, какая же я эгоистка! Мне не дай поесть, дай пострадать по надуманной причине. Важно, что у Чарли появилась надежда, остальное – мелочи. Поговорю с ним, услышу его голос, и снова почувствую землю под ногами. Вдруг я прямо сейчас до него дозвонюсь? Сползаю с дивана, нахожу смартфон на полу рядом и набираю знакомый номер на быстром вызове, но абонент недоступен.

И я продолжаю балансировать на канате.

Постепенно «команда» разбредается по домам, Итон и родители отправляются спать. Я же выхожу на крыльцо и долго сижу на свежем воздухе, охлаждая кипящий мозг. Потягиваю ягодный сидр, который нам привез дядя Эндрю, и вообще ни о чем не думаю. Смотрю на холмы и напеваю «Долгую дорогу из ада».

…Пожалуй, стоит сменить песню на входящие от Чарли. Его долгая дорога окончена. Он возвращается домой.

Так-с. Я же решила не думать хотя бы пять минут.

…Хм… Завтра свяжусь с инспектором Доннаваном и посоветуюсь насчет Лины. Как бы добиться встречи с ней, учитывая, что я этой девочке – никто? Если Чарли оправдают, то он сможет подать прошение и получить опеку над Линой, он ведь ее ближайший родственник. Разрешат ли ему? Я бы разрешила. Думаю, Чарли – заботливый брат.

Так странно. Я никогда не видела Лину, а считаю ее близким человеком.

Бутылка с сидром пустеет, меня начинает клонить в сон, и я решаю прогуляться к дому Чарли, чтобы поглазеть на окна. После обеда Зак убрал полицейское заграждение, но яркие желтые ленты все еще наклеены на двери. Сердце кровью обливается от одного лишь взгляда на это безобразие. Ступаю по прохладной траве босиком, безрезультатно набирая номер Чарли, и не сразу осознаю, что тарахтящий звук лопастей – это реальность, а не последствия выпитой бутылки сидра.

Неподалеку, на широкой равнине перед изгибами холмов, на площадку приземляется вертолет, освещая вечернюю мглу светом. Горло сводит судорогой от мимолетной надежды, что сейчас увижу Чарли, но это не он. Ко мне направляется тонкая фигура, приобретая более четкие очертания, и вскоре я узнаю Феррари. Она проходит мимо, высокая и уверенная в себе, в темном замшевом костюме и черных сапогах до колен.

– Простите, а семья О’Нил здесь живет? – она указывает на мою лужайку тонким пальцем.

– Да.

– Спасибо. – Феррари шагает мимо зарослей жимолости, а потом вдруг останавливается и медленно оборачивается ко мне: – Дороти?

Я киваю и даже руками развожу: да, она самая, уж извините, что в растянутой пижаме, а не в бальном платье.

Феррари подходит и протягивает руку:

– Не узнала бы тебя в толпе. – Она смотрит на меня со снисхождением. От девушки пахнет вкусно, фруктами. Фиолетовые волосы отливают в искусственном свете фонарей серебром, и я наконец вспоминаю о хороших манерах:

– Добро пожаловать в Ламлаш.

– Я на пять минут. Хотела посмотреть на тебя. – У нее низкий, хрипловатый голос, как у секретарши в эротике, которую приносила Мэнди когда-то. Ради этой девушки Чарли убил человека когда-то.

– А где Чарли?

– В Глазго. Мы улетаем утром частным рейсом.

Она разглядывает меня так пристально, что даже обидно становится: судя по разочарванному взгляду, я не прошла фейс-контроль.

– Не предложишь мне кофе?

– Ты ведь только на пять минут.

Феррари усмехается.

– Серьезно? Осборну теперь нравятся зануды?

И столько пренебрежения в ее голосе, что я хохлюсь и складываю руки на груди, не такой внушительной, как у Феррари, но тоже не нулевого размера. Гордо вскидываю подбородок и интересуюсь:

– Есть сидр. Будешь?

– Не откажусь.

– Тогда подожди на крыльце, пожалуйста. Домашние уже спят, не стоит их тревожить.