Литмир - Электронная Библиотека

– А к чему Чарлагу дети? – напряженно спросила Мелена, – что он с ними делал? Ты раньше никогда не рассказывала об этом, афи…

– Он их жрал! Жрааал! – заорал Дуги, хватая сестру за локоть и оскаливая зубы. Мелена завизжала, опрокинула кружку с чаем – запахло медовой травой – шлепнула Дуги по затылку, и он быстро переместился на другую сторону стола, поближе к Бренну.

– Правда что-ли? – Мелена с недоверием смотрела на бабку.

– Может и нет, – вроде как успокоила их старая Ойхе, одной рукой поглаживая кудряшки Герды, а другой – шерстку одноухого кота. – А может… Урхуд – он и есть урхуд.

Глаза у маленькой Герды стали круглыми от страха.

– Ходили промеж людей разговоры, что творил Чарлаг страшные злодейства на потребу черному богу Каниба и его прислужникам храфнам. Деток зверски мучил, чтобы они сильнее плакали, и собирал их слезки. Ведь невинная кровь и слезы – слаще меда для гнилого бога Тьмы. А за это Каниба одаривал короля целыми океанами гнилой яджу. Вот потому Чарлаг любое чернодействие мог сотворить, и противостоять ему было некому. Кроме дочери его Маф.

– А почему ему только здорового и красивого ребеночка искали? – продолжала допытываться Мелена, накручивая на палец темный локон.

– Чего ж тут непонятного – коли для житейских нужд гнилое чародейство творят, тогда сгодится и птенец, и щенок, и кошка драная, – махнула рукой Ойхе, – а для важных дел, треба на особые жертвы. Во дворец Розаарде в те времена прямо с Рынка сотнями гнали маленьких порхов, но Чарлагу все было мало, и потому никто не мог скрыть от него своих малюток. Когда я малая была, старые люди говорили, что ихние прадеды им сказывали, о том, что мол стражники в подземельях, где деток держали, ум теряли навсегда, день и ночь слушая крики и слыша запах крови.

Бренну стало не по себе… Хотя он не раз слышал от Ойхе эту легенду, но сегодня, когда речь зашла про то, что творил король Чарлаг с детьми, вдруг ожил его давний страх перед Непорочными. Чарлаг в его воображении вдруг стал похож на Верховного Жреца… о котором Бренн боялся думать. Хотя на картинках в тяжелом, как кирпич, учебнике Истории Чарлаг был совсем другим – высоким, могучим и красивым, с гривой ярко-светлых волос и пронзительными синими глазами…

Глава 4. Пробуждение яджу

– Если все это было давным-давно, афи, – вскинулась Мелена, – то почему Непорочные до сих пор младенцев на рынке покупают?

Бренн напрягся, и сытная лепешка вдруг показалась совсем невкусной.

– И я слыхал, – зеленщица Ярмина говорила, что самолично видела, как Верховный Жрец детей на рынке выбирает, – добавил Пепин с набитым ртом, – да и не одна она…

– Может Главный жрец только притворяется хорошим и добрым, а по настоящему – он гнилой урхуд и взаправду ест маленьких девочек? – раздался дрожащий голосок Герды.

Загремела упавшая из рук Уллы поварешка. – А ну-ка все рты позакрывали, убогие! – возмущенно завопила она, развернувшись всем полным телом к бабке и отпрыскам. – Иль хотите в Узилище попасть и сгинуть там! – голос Уллы набирал силу. Она с упреком покачала головой, глядя на Ойхе: – Ты, афи, говори-говори, да не заговаривайся!

Раскрасневшись от праведного гнева, Улла разом подхватила шесть кружек черного эля и вышла из кухни. Все прыснули смешками, но Бренн не смеялся.

– Ты чего это побледнел, Бренни, неужто забоялся… – хихикнула Мелена. – Тебе-то чего трястись, – она опять глянула не его шрам. – Ни Чарлаг, ни Верховный жрец ни за что бы тебя не забрали – такого пестроглазого и с таким порченым личиком…

Обычно Бренн не особо обращал внимание на подколки Мелены – язык у той был без костей. Но сейчас в животе что-то сжалось.

– Ну и что, – пискнула Герда, отважно вступаясь за него перед сестрой, – Бренн очень даже красивый – и глаза у него разноцветные – один голубой, как вода в ручье, а другой желтый, как у нашего старшего кота…

– Да еще и заплыл! – с торжеством перебила ее Мелена, – небось фингал опять от Джока-мясника заработал, – девушка расхохоталась, – раньше с лиловым носом ходил, а теперь – с лиловым глазом…

Последнее слово, как всегда, осталось за ней. Она проворно увернулась от подзатыльника Пепина и помчалась к открытой двери кухни, на бегу схватив кусок пирога. Бренн со злостью посмотрел ей в спину, обтянутую красным платьем, чувствуя, как что-то горячее, едкое поднимается изнутри, подкатывая к горлу. Время замерло, как стоячая вода. Ливень за окном стих, улыбки на лицах застыли. Воздух задрожал и зазвенел натянутой струной. Но тут к злости примешался всполох сильного страха, и Бренн с трудом перевел взгляд со спины Мелены на пивную кружку папаши Мартена, стоявшую у края стола. И в миг жаркая, пахнущая раскаленным металлом, струя выплеснулась у него из горла, обжигая язык и губы. Тяжелая кружка подпрыгнула и, грохнувшись на каменные плитки, раскололась, заливая пол темным элем.

Миг – и время снова вернулось в свои берега. Мелена с визгом скрылась за углом, а ему сразу стало легко. Грудь заполнил прохладный воздух и веселая злость. Это же… Как же это? Не может быть…

Дуги и Пепин зафыркали, решив, что Мелена просто задела любимую отцову кружку, и теперь ей нагорит и от него, и от матери, но не заметили ничего странного, занятые дележкой большого рыбного пирога с яйцами. И только маленькая Герда во все глаза смотрела на Бренна. Старая Ойхе строго прикрикнула на внуков, замахнувшись узловатой, потемневшей от времени клюкой: – Ну-ка, кыш все с кухни, неслухи!

Потом сердито посмотрела на Бренна черными блестящими глазами и велела: – А ты, разбойник белобрысый, останься!

Бренн остановился, не удивившись приказу бабки. Понятное дело – порядок наводить заставит. Его почему-то затошнило, язык драло, как бывает, когда обожжешься кипятком. Стало сильно зудеть плечо. Бренн потянулся почесать и нащупал болезненный отек – узор из черно-красных спиралей, который был у него с рождения и никогда раньше не беспокоил, почему-то вспух.

Подождав, пока мальчики, хихикая, покинули кухню, старая Ойхе, сунув в ладошку Герды красного леденцового петуха, нашаренного в переднем кармане, легонько подтолкнула ее к дверям: – Поди, поди поиграйся, птичка моя…

Бабка взяла в рот истертый мундштук старой трубки, не спеша поднесла огонек.

– А вот теперь – как разбил, так и собери! – сурово приказала старуха, пыхнув трубкой. Это было справедливо. Бренн нагнулся, чтобы подобрать черепки, но бабка вдруг чувствительно ударила его по запястью концом клюки и прошептала, сверля темным взглядом: – Не тяни руки-то, не тяни. Так все делай. Сам!

Он вскрикнул, сжав пальцы в кулак, ведь Ойхе ни разу в жизни на него не замахивалась. От неожиданности, боли и обиды под ложечкой опять зажгло. Старуха глубоко затянулась, расслабилась, но неотрывно наблюдала за ним из-под полуприкрытых морщинистых век. – Ну давай, поднатужься…

Шмыгнув носом, Бренн исподлобья смотрел на осколки, потирая ноющие пальцы. Он злился на эти осколки, валяющиеся в липкой луже пива. На этот раз едкая невидимая сила не язвила горло, но бродила где-то внутри, распирая грудь сильнее и сильнее. Напряжение нарастало – будто он глубоко нырнул, и не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть. Тишина давила на уши, как под водой, – даже пламя в печи замерло и перестало шептать. Запахи исчезли. Он задыхался, жжение усилилось, и когда в глазах уже стало темнеть, из горла будто выбило пробку – он выдохнул то, что копилось внутри, затем судорожно сделал вдох. Но время не все также не двигалось – тишина уплотнилась, а струйка синего дыма, что тянулась изо рта недвижной Ойхе, изогнувшись, зависла в воздухе.

Казалось, что прошло долгих полчаса, пока Бренн тупо, не моргая, смотрел, как в луже темного эля со скрипом притирались друг к другу осколки. Когда он, наконец, моргнул, – на полу стояла целехонькая кружка. Моргнул еще раз, и все вокруг пришло в движение – ворвался в окно шум ливня, поплыли вверх кольца дыма из трубки Ойхе, весело заплясал огонь в очаге, из-за двери послышались озабоченные голоса служанок и привычная брань папаши Мартена.

10
{"b":"798598","o":1}