Ленуар подошёл к зданию германского посольства на набережной Сены и представился. Швейцар кивнул орлиным носом, провёл во двор и попросил подождать. Посольство располагалось в великолепном особняке, который когда-то принадлежал Евгению Богарне, пасынку Наполеона и вице-королю Италии. Но после победы над армией корсиканца его за полцены купила Пруссия, и с тех пор здесь обитали германские дипломаты. Гостей до сих пор встречал египетский портик, напоминающий о знаменитой кампании Наполеона в Средиземном море. Ленуару всегда казалось странным, что немцы выбрали в качестве резиденции для своих послов один из самых ярких образцов французского ампира. Похоже, их совсем не смущало, что над входом были вылеплены две змеи, а само здание являлось памятником Наполеону, покорившему сто лет назад всю Европу. Чем они руководствовались? Чувством прекрасного? Или это был прагматический выбор, потому что особняк Богарне находился недалеко от королевского дворца Тюильри? Впрочем, немцам всегда были свойственны и созерцательность, и прагматизм… Во время Парижской коммуны дворец Тюильри сожгли, а германское посольство продолжало стоять.

– Мсье Ленуар? – обратился к агенту Безопасности швейцар. – Пожалуйте за мной, господин посол готов вас принять.

Ленуар подумал, что его поведут через чёрный ход, но он ошибся… Они вошли через главный портик. Между лестницей и сияющим своей новизной лифтом стояла статуя девушки. В руках у неё был журавль. В Древней Греции журавлей считали символами долголетия и бдительности. Хм, бдительные немцы, следящие за легкомысленными французами. Неплохой символ «дружеских» отношений двух стран.

После залитой солнечным светом лестницы Ленуара повели через великолепные, но тёмные апартаменты. Чувствуя на себе взгляды работников посольства, Ленуар подумал, что, наверное, так и должны выглядеть тёмные силы, определяющие ход международной политики. Невидимые кузнецы европейского будущего.

Наконец слуга открыл тяжёлую двойную дверь и доложил о прибытии полицейского. Посол сидел за столом и жестом пригласил сыщика занять место напротив.

– Мсье Лепин предупредил меня о вашем визите, – сказал он низким голосом, выразительно раскатывая букву «р». Чёрный цвет костюма Вильгельма фон Шёна подчёркивал белизну его аккуратно уложенных седых волос и усов. Его усы и губы растянулись в дипломатически точной улыбке, но верхняя часть лица не двигалась, словно набрякшие веки и мешки под глазами её парализовали. Посол погладил алмазную булавку для галстука в форме лебедя и посмотрел на Ленуара. Его глаза блестели.

– Признаться, я не ждал вас так скоро и уж тем более в обеденный перерыв. В Париже ведь обед всегда по расписанию, – сказал фон Шён, постукивая пальцами по столу. – Тем лучше. В свете случившегося у меня совершенно пропал аппетит. Наши журналисты уже подливают масла в огонь, называя смерть моей дочери убийством на почве национальной ненависти.

– По-вашему, это не так? – спросил Ленуар.

– Господин полицейский, по-моему, не существует стран, которые любят своих соседей, но это не повод для убийства. В сложившихся обстоятельствах…

– Вы имеете виду смерть вашей дочери?

– Да, в сложившихся обстоятельствах в моём положении особенно важно сохранять спокойствие. Конечно, я не собираюсь печатать свои портреты на шоколадных обертках, чтобы ублажать ими французов, как это делал мой предшественник, князь Гуго фон Радолин. Но и использовать смерть Софии как рычаг для запуска военных действий я тоже не намерен. Есть более действенные способы разрешить франко-германские противоречия.

– Какие?

– Продолжать вести диалог. Например, я согласился сегодня вас принять и ответить на ваши вопросы. – Фон Шён вытащил алмазную булавку, а потом снова проткнул ею шёлковую ткань своего галстука.

– Благодарю за оказанную мне честь. Господин посол, когда вы видели дочь в последний раз? – Ленуар решил не тратить государственное время зря.

– Во вторник вечером. Она приходила домой на ужин, – ответил фон Шён. Он откинулся на спинку кресла и мягко опустил руки на подлокотники из красного дерева, которые были сделаны в форме выгнувших шеи лебедей.

– Значит, София с вами не жила?

– Нет, по приезде во Францию мы сначала отправили её во французский пансион мадам Перро. Однако София взбунтовалась. Сказала, что там воспитывают одних святош.

– Вы перевели девушку в другой пансион?

– Да, она попросила нас перевести её в английский пансион миссис Дженкинс. Там училась дочь одного из работников посольства, поэтому я согласился. Если бы только заранее знать, к чему это приведёт…

– Вы считаете, что жизнь в пансионе оказала пагубное влияние на вашу дочь? – спросил Ленуар. Германский посол сжал правой рукой шею лебедя на своём кресле, бросил взгляд на морские часы на письменном столе и вздохнул.

– Считаю… Дело в том, что у миссис Дженкинс, наоборот, девушкам разрешалось очень многое. Конечно, они изучали музыку, танцы и английский язык, но, кроме этого, читали газеты и обсуждали права женщин.

– Обсуждали права женщин?

– Да, мне казались эти игры забавными и развивающими ум юных девушек. Я даже спорил несколько раз со своей супругой, которую пугали все эти новые веяния. Как дочь бельгийского дипломата, она считала, что девочки из приличных семей не должны увлекаться подобным вольнодумством.

– И как же это, с вашей точки зрения, повлияло на вашу дочь?

– По-моему, Софию всегда отличала широта взглядов. Но когда ты живёшь в Петербурге или Берлине, эта широта взглядов значит не то же самое, что в Париже. Там она выражалась в умении отстаивать своё мнение, поддерживать разговор в обществе, а здесь… Здесь София научилась обманывать ради каких-то вздорных похождений с местными художниками и поэтами. – Услышав это, Ленуар невольно сжал губы. По сути, он тоже, получается, был частью этих «вздорных похождений». – Бедная девочка! София говорила, что идёт домой, а сама шла гулять по Парижу со своими новыми приятелями. Как же я сразу не уследил…

Голос фон Шёна сбился. Посол кашлянул и отвел отсутствующий взгляд в сторону.

– Вы думаете её убил один из них? Вы кого-то подозреваете? – продолжал задавать вопросы Ленуар.

– Если хотите знать моё мнение, её убили не художники, а парижское декадентство! Париж – опасный город. Он меняет суть каждого человека. София была впечатлительной девочкой, увлекалась литературой и искусством. А здесь всё обернулось лицемерием и обманом!

– Вам известно, с кем именно встречалась София?

– Когда я узнал, что она уходит из пансиона «домой», я послал нашу консьержку, мадам Юнг, проследить за ней. Выяснилось, что София тайно посещала собрания каких-то художников. Тайно! Вы можете себе такое представить? Во вторник у нас состоялся серьёзный разговор на эту тему. Вот до чего мою девочку довели новые парижские веяния… Это я её проморгал… Я был слишком погружён в работу и ничего не заметил.

Фон Шён посмотрел на одну из стен своего кабинета, где рядом с портретом Вильгельма II размещалась небольшая фотография молодого человека, похожего на самого фон Шёна.

– Это ваш сын? – проследил за взглядом посла Ленуар.

– Да, это Вильгельм фон Шён. Мой сын, – ответил посол.

– А где он сейчас?

– Он уже закончил учёбу и теперь работает в дипломатическом корпусе в Берлине. Он тоже очень любил Софию. Смерть сестры стала для него большим ударом. Я уже не говорю о Берте, моей супруге… – В голубых глазах посла застыли слёзы.

– Господин фон Шён, как вы знаете, София была обнаружена в лодке без признаков физического насилия. С вашей точки зрения, какова была причина её смерти?

– Я не намерен выполнять за вас вашу работу. – Казалось, вопрос Ленуара быстро заставил посла взять себя в руки. – Я ведь не агент префекта полиции, или как вы там называетесь? В любом случае живой Софию мне никто уже не вернёт.

– Может, девушка чем-то болела?