– «Истории о забытом»? Издание 1980 года, мистическое чтиво на ночь, – подхватывает он.

Из груди вырывается вздох. Всё же не галлюцинация.

– Я только что её продал, – продолжает отец.

– Что?!

– Да, вот, девушке, – он оборачивается в сторону двери. – Уже ушла. Блондинка, в чёрном.

Распахиваю дверь. Взгляд цепляет фигуру в чёрном тренче, с рассыпанными по плечам пепельными волосами, но не успеваю окликнуть, она исчезает за углом.

Что ж, это, хотя бы, не мираж, а я прочно стою двумя ногами на земле.

Перед тем как лечь в кровать принимаю две таблетки. Раньше мне часто снились сны, кошмары, которые путались с реальностью. В них я постоянно спешила вверх – по незнакомой улице, по консоли моста, по ломаной, крутой лестнице, чтобы в конце сорваться и не взмыть к облакам, а полететь вниз, вниз, вниз…

Лекарства позволяют спать без сновидений до самого утра.

Моя комната небольшая, зато – под самой крышей. Просыпаюсь, потягиваюсь и подхожу к окну, посмотреть на серое небо, и крыши, и сиротливо голые ветви деревьев. Ноябрь, а снега ещё нет, надо же.

Дёргаю за ручку и поднимаюсь на цыпочки, чтобы поздороваться.

Селена – это наша кариатида. Обычно на зданиях таких несколько, гуляя по улицам, я часто слышу, как они болтают, рассматривая прохожих. Но для нашего дома неизвестный мне архитектор задумал только одну.

Селена наблюдает за луной и улицей. Её волосы украшены мраморным полумесяцем, на губах, когда смотрит кто-то чужой, загадочная улыбка. Каждое утро она заботливо спрашивает:

– Как спалось?

– Спокойно. Как прошла ночь?

– Пара, опьянённая вином и любовью, гуляла подо мной, взявшись за руки, – мечтательно говорит она. – Они трижды обошли дом. Луна освещала их путь…

Чтобы не мёрзнуть на осеннем ветру, кутаюсь в одеяло. Селена продолжает вдохновенно рассказывать о ночной жизни улиц и луны, пока не осекается.

– Как же! Чуть не забыла! Меня просили передать тебе сообщение!

– От Минервы?

– Да. Она хочет, чтобы ты сегодня пришла к безымянному Охотнику.

– Это всё? – спрашиваю, поджимая замёрзшие пальцы на ногах.

– Кажется… Может, они сказали что-то ещё, но я не слушала. Знаешь, внизу как раз появились новые люди, было интересно, о чём они говорят.

В этом вся Селена, как Луна, которая любопытным глазом наблюдает за нами ночью. Всё равно, я улыбаюсь:

– Спасибо!

– Для тебя – что угодно! О, смотри, небесная колесница! – она обращает внимание наверх, а я закрываю окно и растираю замёрзшие пальцы.

За завтраком отец просит съездить в букинистичекий его друга и забрать несколько книг для магазина. В новостях из радио – ничего интересного, никаких разведённых мостов или сгоревших зданий.

Я пью свой утренний кофе с имбирём. Перед выходом натягиваю свитер, а поверх него – ветровку. Возможно, это слишком, если верить прогнозу весь день будет +10 градусов. Невероятно тепло для ноября. И всё равно, кладу в рюкзак шапку – вместе с парой бутербродов и термосом с имбирным чаем.

Отец не спросил про книгу. Сегодня я надеюсь вернуться домой с ней и перестать лгать. Ведь у меня нет подруг, которые могли бы её читать.

Связь со всеми подругами я потеряла после нескольких месяцев в психбольнице.

Велосипед летит по улицам, обгоняю остатки утренних пробок. Ветер всё же холодный, я останавливаюсь, надеть шапку и застегнуть ветровку. И правильно, потому что на набережной ещё холоднее.

Меня встречают бегуны в ярких спортивных костюмах, которые будто не чувствуют мороза, и люди с собаками. И статуи.

Музы направляют меня в дальний угол, где нет никого, кроме голубей и Охотника, который держит в левой руке копьё. У его босых ног лежит мраморный шлем. Я медленно подхожу ближе, и он опускает голову.

– Это тебя прислала Минерва?

– Да, – останавливаюсь около постамента, смотрю на статую снизу вверх. – Как тебя зовут? Неужели у тебя правда нет имени?

– Вообще-то скульптор назвал меня «Ой чёрт, ещё в тот угол надо кого-то воткнуть». А потом увлёкся вином и испортил четыре куска мрамора перед тем, как создал меня, – он улыбается. – Так что да, имени у меня нет. Можешь сама придумать.

Пожимаю плечами. Это не так просто, дать кому-то имя. Такое точно не делают впопыхах.

– Может, позже?

– Договорились! – он протягивает мне руку. – Залезай сюда!

Сколько общаюсь со статуями, а на постамент меня ещё никто не приглашал. Сразу чувствую себя такой высокой! А отсюда хороший вид на реку и парк. Снимаю шапку, расстёгиваю ветровку и говорю:

– Какой тёплый ноябрь.

Наверное, всем надоели эти разговоры о погоде, но Охотник неожиданно кивает.

– Это всё из-за ключа.

– Что, прости?

– Кто-то повернул ключ и закрыл Город от зимы.

– Я никогда раньше про них не слышала.

Информации в книге было слишком мало. Я даже не знаю, те ли это ключи. Отвожу взгляд – вдруг он подумает, что я глупая, совсем не знаю историю Города и статуй. Но Охотник опирается на копьё и начинает рассказывать:

– Я тоже не слишком много знаю, на самом деле. Минерва говорит, нам стоит знать только то, что нужно для дела. Но мне известно, всего ключей – пять. Они появились давно, ещё до меня, до всех нас.

– Но, что они делают?

– О, это я знаю! Минерва не хотела всем рассказывать, но птицы мне передали. Смотри, первый – управляет погодой. Второй – разводит мосты. Третий – может менять течение реки. Четвёртый – отпирает и запирает любые замки. И последний – может разрушить любое строение. Не спрашивай меня, как, никто не знает.

Не успеваю переварить и это, а он продолжает:

– Наши враги захватили ключ и заперли Город от зимы. А недавно – сожгли квартиру хранительницы второго ключа.

– И забрали её ключ?

– Да, и его уже повернули. Слышала про мосты, разведённые в неподходящее время?

Пока я пытаюсь уложить это в голове, где всё перемешано и с трудом контролируется таблетками, Охотник продолжает, знакомыми словами:

– Кто-то вмешивается в естественный порядок вещей. Минерва думает, он охотится за всеми ключами, и я, – он поднимает копьё. – Подозреваю, она права.

Дышать приходится через силу. Это привычный страх неизвестного, отталкивающего, странного. Но я пью таблетки. Всё будет хорошо, всё должно быть хорошо, как говорит мой психиатр. Я вернулась в реальность и твёрдо стою на ногах.

– Минерва говорит, ты будешь нашей союзницей, – продолжает Охотник.

Это приземляет. Сделав вдох, отвечаю:

– Помогу, чем смогу.

– Вот и отлично! – он поднимает руку, хлопнуть меня по плечу, но вовремя останавливается. – Наверное, не стоит этого делать.

– Да, точно, – зарываюсь носом в воротник куртки. Ветер, дующий с реки, становится холоднее. – Мне нужно сделать что-то сейчас?

– Нет. Сейчас мы идём ловить твоего книжного вора, – Охотник потирает мраморные ладони. – Надо было сказать об этом сразу, да? Минерва столько всего хотела передать, я запутался!

Я знала, я верила, у статуй получится его выследить!

– И где он? Где книга?

– Это нам ещё неизвестно. Но мы знаем, где его найти.

– Говори адрес!

Наконец-то отцу вернётся Достоевский, и мне не нужно будет врать. А Охотник делает то, что никто из статуй ещё не совершал: подхватывает копьё и уверенно спрыгивает с постамента. Не успеваю ничего сказать, он надевает шлем и потягивается, как человек, который устал от долгой неподвижности.

– Но… ты ведь… Тебя заметят!

– Не стоит волнения! Мне рассказывали о людях, которые покрывают себя краской и изображают статуи на площадях. Все подумают, я – один из них.

Живая статуя. Поздней осенью их не так много, но это может сработать.

Спрыгнув с постамента, я следую за Охотником в Город.

Пока я веду велосипед за руль, он рассказывает:

– Когда меня привезли в Город, фонари ещё были масляными. Зато сколько звёзд можно было увидеть на небе! Но улицы были грязнее.