Женщина наконец отпустила меня. Более того: оттолкнула, заставив сделать несколько неуклюжих шагов в сторону догорающего магистрата.

– Так что либо проливай слёзы, пока пустыня не станет океаном, либо выбери путь, которого требует истинное сострадание, – и помоги мне положить конец Алому Крику.

– Алому Крику? – переспросила я, отступая от огня.

Она восприняла мой вопрос как капитуляцию, и её гнев, казалось, рассеялся.

– Так я называю эту заразу. Мне представляется, что безумие похоже на… бесконечный крик, вырывающийся из глоток жертв. Стихи, которые используются для распространения болезни – Алые Вирши, как я их поименовала, – они запускают что-то в мозгу, и это разрушает человеческую личность.

Я увидела свою шпагу, валявшуюся в нескольких футах поодаль, и пошла за ней.

– Похоже, ты много знаешь о болезни. Кто эта женщина, которая принесла сюда заразу? Горожане называли её странницей. Как она вообще создала Алый Крик? И зачем ей…

– У меня мало ответов, Фериус Перфекс. Я знаю лишь то немногое, что рассказали мне трупы, гниющие в монастыре Сад Безмолвия. И то немногое, что мы сами увидели в этом городе. И… это.

Я сунула шпагу в тубус и, обернувшись, увидела, что Идущая Тропой Шипов и Роз держит в руке игральную карту.

Я подошла. На карте не была обозначена никакая масть – только красиво нарисованная картинка. Тёмная фигура, идущая по извилистой тропке, а на заднем плане разбросаны старинные книги. Пламя, мерцающее у меня за спиной, заставляло фигуру казаться почти живой. Надпись под изображением гласила: «Искатель стихов».

До сих пор я только раз видела нарисованную вручную карту. Нарисовал её Дюррал Бурый, а на карте была я. Ну, та я, которая немного старше и у которой на губах играет подлинная улыбка аргоси. Я по сей день носила эту карту с собой и по сей день мечтала однажды стать той женщиной. Пока дела шли не слишком хорошо.

– Кто дал тебе этот дискорданс? – спросила я.

Энна рассказала мне, как работают колоды аргоси. У тех, которые встречались наиболее часто, была масть для каждой цивилизации континента. Они назывались конкордансами и изображали основные процессы и иерархию в том обществе, которое представляли. Но когда аргоси наталкивались на что-то неожиданное – то, что могло изменить ход истории – они рисовали карту под названием «дискорданс». Эти рисунки были скорее символичными, нежели реалистичными, и содержали те элементы, которые, по мнению аргоси, имели отношение к сути дискорданса. Если аргоси сознавал, что больше ничего не может сделать для решения этой проблемы, он передавал карту кому-то ещё – в надежде, что иной путь приведёт к большей ясности.

Наблюдая, как я медленно и методично изучаю взглядом каждый элемент карты, Идущая Тропой Шипов и Роз сказала:

– Хорошо. Ты не полный профан в наших обычаях.

Я посмотрела на неё, вглядываясь в черты лица так же внимательно, как в рисунок на карте. Ткань, обматывающая голову, снова сползла, открывая широкий рот, высокие скулы и слегка миндалевидные глаза. Она могла быть берабеском или даже гитабрийкой, но я не сказала бы наверняка, откуда она родом.

– Ты закончила восхищаться мной? – спросила она без тени смущения в голосе.

Седьмой талант аргоси – это арта сива, искусство убеждения. Или, как любит говорить Дюррал, очарования.

Твоя арта сива – полный отстой, Идущая Тропой Шипов и Роз.

Аргоси не верят в пророчества. Карты, подобные той, что она держала в руке, предназначались для понимания настоящего, а не для заглядывания в будущее. И всё же я была вполне уверена, предсказывая, что мне не понравится компания этой девушки. Я и представить не могла, что Бинто…

Бинто!

– Семнадцать преисподней и винторогий дьявол! – выругалась я, бросаясь к сараю.

Ведь я же сама приказала Бинто сваливать! Пока я стояла тут, препираясь с заносчивой и бессердечной аргоси, он мог преодолеть уже много миль. И если кто-то найдёт его раньше меня…

– Ты куда? – заорала Идущая Тропой Шипов и Роз.

– Мальчик! Который спас меня от заразы! – крикнула я, не замедляясь. – Я велела ему прыгать в седло и бежать! Я должна пойти по его следам, пока ветры пустыни не стёрли их нафиг!

Я не успела добежать до сарая – Идущая Тропой Шипов и Роз догнала меня. А я даже не поняла, что она последовала за мной.

– Не о чем беспокоиться, Фериус Перфекс. Я разобралась с мальчиком до того, как всё тут взорвала.

Разобралась?! О нет! Пожалуйста, нет! Я надеюсь, что эта бездушная долбанутая не…

Я подскочила к сараю, сделанному из дерева и камня. Изнутри кто-то стучал кулаком по двери, которая – как я теперь увидела – была заложена тяжёлой дубовой доской.

Я уже собралась убрать её, когда кто-то со всей дури вделал по стене сарая справа от меня. Раздался оглушительный треск. Потом подкованные копыта большой разъярённой лошади ударили снова, пробив стену конюшни. В нас полетели осколки дерева и каменное крошево.

Очевидно, Квадлопо не закончил, поскольку пробил ещё две секции внешней стены – пока не расширил дыру достаточно, чтобы выйти. Оказавшись снаружи, он кинул на меня злобный взгляд.

– Это не я тебя заперла, – сказала я.

Квадлопо, казалось, не был уверен, в какой мере подобные показания могут служить оправданием в деле о его незаконном заключении.

Бинто пролез в дыру позади коня. Он плакал. Увидев, что я стою в нескольких шагах поодаль, он кинулся ко мне, размахивая руками. Его пальцы снова и снова повто-

ряли:

– Добрая Собака! Добрая Собака!

Я поймала его в объятия и крепко прижала к себе. Всё маленькое тело мальчика сотрясалось от рыданий, он тихо всхлипывал.

– Как я и сказала, – послышался голос у меня за спиной. – Я позаботилась о ребёнке ради тебя.

Я удвою усилия, изучая искусства аргоси, – поклялась я себе в тот момент. – И овладею арта эрес так, как никто и никогда прежде. Исключительно ради того, чтобы выбить из тебя всё дерьмо, дамочка.

Я выпустила Бинто из объятий и присела на корточки, чтобы оказаться с ним лицом к лицу.

– Ты нет ранен? – жестами спросила я.

– Нет. Кто эта мерзкая тварь?

Почти рефлекторно я ответила:

– Так нельзя говорить. Это очень дурные слова.

Мастер Финус – наставник хороших манер, обучавший дароменских девочек и мальчиков достойному поведению – гордился бы мной.

– Она плохая женщина! – безапелляционно заявил Бинто.

Я обернулась. Идущая Тропой Шипов и Роз наблюдала за нами. Она явно не знала безмолвного языка монахов, и всё же я видела, что аргоси начинает понимать смысл знаков, которыми обменивались мы с Бинто. Очевидно, она делала выводы из контекста и нашей мимики.

Если эта мадам и была старше, то вряд ли больше, чем на год. Как же вышло, что она во всём этом настолько лучше меня?

Бинто жестами показал, что было бы невежливо не представить его нашей несимпатичной спасительнице. Но на удивление трудно оказалось придумать знаки, чтобы объяснить ему имя «Идущая Тропой Шипов и Роз».

После трёх попыток Бинто покачал головой и сказал жестами:

– Роза. Она Роза.

Я попыталась поправить его, но, похоже, мальчик решил, что тема закрыта.

– Что он сказал? – спросила Идущая Тропой Шипов и Роз.

– Назвал твоё имя.

– Как-то… слишком коротко, – сказала аргоси и повторила знак, который уже ухватили её изящные пальцы. Казалось, она была разочарована его простотой.

– Это значит «Роза», – объяснила я, но, увидев досаду на её лице, решила сделать кое-что получше. – На самом деле, это означает «Розочка». Бинто говорит, что отныне так и будет тебя звать.

Оставив Розочку наедине с её недовольством, я вошла в сарай через разломанную стену и забрала седло Квадлопо, из которого он умудрился вывернуться во время побега. Затем пришлось предпринять неоправданно трудные шаги, надевая седло на коня, который был недоволен и желал это продемонстрировать. Потом я обернулась и увидела, что аргоси и Бинто взирают друг на друга, словно состязаясь в поединке воль.