– Хорошо.
Как подобает вести себя в палате не совсем получается. Или даже совсем не получается – Тандзиро под ним прогибается в пояснице и стонет даже через ладонь слишком громко. Забинтованные кисти рук – на последней миссии он получил несколько неглубоких порезов – хватаются за металлическое изголовье беспрерывно шатающейся кровати. Ее ножки елозят по полу и скрипят в такт движениям Томиоки и стонам Камадо. Гию убирает ладонь с его губ, зачем-то проводя по ней языком, слизывая остатки чужой слюны, а потом сжимает у основания дергающийся от сильных толчков член. Задыхаясь, не успевая перевести дыхание или хотя бы вздохнуть полной грудью, младший мечник пытается что-то произнести, о чем-то просит столпа, но каждая фраза обрывается прерывистым стоном.
У Томиоки в этот момент голова совершенно пустая: юноша не соображает и не осознает ничего, кроме того, что он буквально сходит с ума, насаживая парнишку на себя и смотря, как покрасневший, растянутый анус принимает его член с пошлым хлюпаньем. Он кончает, но все равно не прекращает своих действий, снова твердея и начиная вгонять свое естество еще упорнее. Слышать, как старший Камадо просительно стонет, зовет его по имени, видеть, как он неловко прижимается к нему ягодицами – уже только это заводит Томиоку. «Хочет глубже, он хочет, чтобы я был глубже, еще глубже…» – несвязными отрывками эти мысли проскальзывают в голове у Водного столпа, и он, прикусывая губы, начинает буквально вколачивать мальчишку в матрац больничной койки, заставляя кричать во все горло от сумасшедшего жаркого наслаждения.
– Гию-сан!.. Гию-сааан! Я больше не могу! А-ах! – пытается привлечь его внимание к своему состоянию Тандзиро, ощущая, как горит вход в его тело. Это чувство внутри дарит ему просто невероятное наслаждение, но и пугает его одновременно: мальчику кажется, что грань удовольствия уже давно пройдена, а что может быть за ней, он даже боялся себе представить. С каждым глубоким и резким движением Гию-сана, Камадо чувствовал, будто вот-вот потеряет сознание. – Я!.. Гию-сан! Прекратите! Ах! Я сойду с ума! Я схожу с ума, Гию-сан!
– Такой чувствительный… – шепчет Томиока, и младший ощущает, что тот после его слов будто специально засаживает свой возбужденный член еще глубже. Пальцы столпа плотнее сжимаются на чужом естестве, двигаясь в такт толчкам, отчего Камадо, разжав руки и отпустив прутья изголовья, валится на подушки, чувствуя, что его вот-вот вывернет наизнанку от сковавшего каждую клеточку тела удовольствия. Мышцы живота сводит судорогой, руки дрожат, и он с каким-то сумасшедшим облегчением понимает, что что-то выходит из него – бедра машинально дергаются, а сперма размазывается по простыне. Вот только пытка не заканчивается. Член внутри толкается настойчивее, напористо протискиваясь внутрь, точно Томиока ищет какой-то предел или просто хочет вставить так глубоко, чтобы Камадо забился под ним в истерике.
– Хватит, я!.. Больше не выдержу! Н-не надо туда дальше!.. Туго!
– Я хочу быть в тебе всегда, Тандзиро… – юноша на какое-то мгновенье ослабляет свой напор, давая парнишке выдохнуть, быстро переворачивает его на спину и сразу же обхватывает припухшие губы, бесцеремонно проникая внутрь горячего рта Камадо, начиная играться с ним языками. И младший послушно позволят ему хозяйничать в своем рту. Поцелуи Гию-сана – его главная слабость. От их жара, продолжительности и страсти у Тандзиро всегда подкашивались ноги, к паху приливала кровь, а иногда даже намокали фундоси. Если столп Воды вдруг притягивал его к себе, заключая в интимные объятия, или прижимал к стене либо дереву, впиваясь в губы, это означало только то, что старшему Камадо вновь придется стирать нижнее белье. Поэтому сейчас, лежа под ним с раздвинутыми ногами на постели больничного крыла, младший мечник на периферии сознания радуется, что одежды на нем нет совсем.
– В-вы не можете всегда быть во мне, Гию-сан!.. Что подумают о нас остальные… – в губы шепчет ему мальчик, нежно заправляя длинные темные пряди Томиоки за уши. И это действует на старшего как спусковой крючок – напряженный член вновь врезается меж ног запрокинувшему голову Тандзиро. – Гию-са-а-ан! Нет! Это с-слишком сильно!..
– Если нельзя быть в тебе всегда, тогда я хочу заниматься этим каждую ночь!..
– Нет! Нет!.. Я стану безумным, Гию-сан! Вы долбите слишком сильно! А-а-ах!
– Т-Тандзиро!.. – сквозь зубы цедит Томиока, ощущая, что низ живота постепенно сводит приятная судорога. Внутри Камадо вновь что-то сильно пульсирует – он вновь кончает, сопровождая это жалобным протяжным стоном, брызгая семенем на живот Гию-сана и свою грудь. Столп Воды, смотря на это, сам не может сдержать голос: мальчишка под ним, выжатый как лимон, закатывает глаза, не в силах даже вытереть протянувшуюся изо рта по подбородку дорожку слюны. «Я сделал это с ним… Это из-за меня он кончает снова и снова! – невольно подначивает сам себя Томиока, понимая, что от этого удовольствие только множится. – Никуда не отпущу. Я один видел его таким! Мой! Камадо Тандзиро только мой!»
Громко вскрикнув, крепко сжав при этом бедра младшего мечника пальцами, Томиока кончает, заходясь в послеоргазменных судорогах. Тандзиро под ним дрожит, притягивает его в свои объятия и что-то смущенно шепчет про «тепло внутри» – Томиока какое-то время не понимает его слов, лишь послушно падает на мальчика сверху, тяжело дыша. Все поместье Бабочки, должно быть, слышало их, и Шинобу наверняка колко сделает ему выговор за такое обращение с только залатанным Камадо. И Тандзиро будет краснеть и стесняться посмотреть на него до тех пор, пока Томиока вечером снова плотно не захлопнет двери в его палату, попутно скидывая с себя хаори и расстегивая форму.
Комментарий к 3. Томиока Гию/Камадо Тандзиро
Все еще люблю ГиюТанов ♡
А кто будет дальше?….φ(︶▽︶)φ….
========== 4. Аказа/Ренгоку Кёджуро, Ренгоку Кёджуро/Аказа (Ренгоку Кёджуро/Камадо Тандзиро) ==========
Комментарий к 4. Аказа/Ренгоку Кёджуро, Ренгоку Кёджуро/Аказа (Ренгоку Кёджуро/Камадо Тандзиро)
Всегда хотела сделать зарисовку по этому пейрингу (´ ε ` )♡
Приятного прочтения!
Влажный язык скользит по сильной груди, выводит на ней какие-то завитки, тщательно облизывает область около сосков, нарочито не уделяя им внимания. Легкий ночной ветерок холодит кожу, она покрывается мурашками, а соски твердеют, и Кёджуро стискивает челюсти, в очередной раз дергаясь, но будучи не в силах вырваться из западни. Погнутые железные поручни крепко сковали его руки, не давая возможности ни схватить катану, гордо воткнутую в землю в нескольких метрах от него, ни даже подняться на ноги. Форма истребителя на нем изодрана, исподнее порвано в клочья – чужие мозолистые пальцы бессовестно теребят его член. Юноша не поддается этим непонятным ласкам и на отчаянные попытки возбудить себя лишь хмурит густые брови, гневным взглядом прожигая своего оппонента. Тот, видя это, лишь улыбается шире, толкаясь бедрами вперед, отчего мечник конвульсивно дергается, сжимая зубы.
– Ну же, Кёджуро, будь более сговорчивым – я пытаюсь доставить тебе удовольствие, – мурлыкает демон и с победной улыбкой отстраняется от чужой груди, крепче обхватывая руками сильные ноги Ренгоку – тот уже несколько раз попытался ударить его, пока Третий старался вылизать непокорного истребителя между ног, засовывая татуированные пальцы, смоченные слюной Кёджуро и собственной кровью, в сжатое колечко мышц. В один момент Ренгоку повезло: он со всей силы угодил ногой прямо промеж глаз своему противнику. Дезориентированный Аказа свалился наземь, но быстро пришел в себя и, разозленный, решил оставить все прелюдии, засадив свой стоявший колом член внутрь мечнику. Однако спеси у того не убавилось, и Кёджуро, чуть ли не рыча от гнева, изворачивался как мог, не оставляя попыток выбраться. Успехом, однако, не увенчалась ни одна. – Меня так возбуждает твоя суровость и нежелание сдаваться даже в такой момент! Кёджуро, ты прекрасен! Просто великолепен! Поганая жизнь и пролитая кровь стоили того, чтобы в один день повстречать такого, как ты! Ну же, скажи, что ты запомнишь меня! Запомни имя того, кто подчинил тебя, Кёджуро!
