Как я могу так говорить о родном сыне? Меня мучает чувство вины. Неужели это я сделала его таким? Лежит ли на мне ответственность за то, каким он стал?

Я знала, что сразу после рождения Джейка Оливия чувствовала себя несчастной. Ричард отстранился от нее. Он хотел сына и получил его, но идея растить ребенка его на самом деле не привлекала. Он взвалил все это на нее, и, похоже, не испытывал к ней прежнего желания, как муж к жене. Оливия призналась мне в этом однажды вечером после нескольких бокалов вина. Было очень неловко. Я знаю, она, должно быть, была в отчаянии, раз поделилась такой личной вещью. Я посоветовала ей дать ему время, притвориться, что все хорошо и все наладится. Такой же совет дала мне моя мама, и он всегда помогал мне пережить трудные времена в моем браке.

Но Оливия обретала счастье только летом, когда сбегала в пляжный домик, оставленный ей родителями в наследство. На острове она была счастлива.

Подозреваю, именно там она и встретила его, мужчину, ставшего отцом ее второго ребенка. Она не сказала мне, кто он. И я не уверена, что Ричард знает. Но он слишком зол, чтобы слушать. Он хочет, чтобы она ушла, но она не может уйти сейчас. Дилан только начал поправляться. Он нуждается в заботе, ласке, любви своей матери. Я молюсь, чтобы Ричард смог снова собрать свою семью воедино, простить, даже если не сможет забыть.

Я прощаю тебя, Оливия. Мне хотелось бы сказать тебе это лично, но есть некоторые вещи, которые мать не может сказать вслух женщине, которая предала ее сына. Ричарду нужна вся моя преданность».

Кэтрин не осознавала, что плачет, пока слеза не упала на страницу, размыв синие чернила. Она закрыла дневник и подняла голову, глядя в настороженные глаза Дилана. Он протянул ей стаканчик.

— Чай, — отрывисто сказал он.

Она взяла стаканчик из его рук, раздумывая, как рассказать ему о том, что она узнала. Имела ли она вообще право говорить ему? Это не ее секрет. Не ее прошлое. Но ему нужно знать. Так много теперь было ясно.

— Не хочу слышать, что ты хочешь сказать, но ты все равно расскажешь мне, не так ли?

— А я думала, что я единственная, кто может видеть будущее, — беспечно сказала девушка.

Он сел на скамейку рядом с ней, вытянув ноги перед собой. Сделал глоток кофе, затем поставил стаканчик на скамейку.

— Она мертва?

На мгновение Кэтрин не поняла вопроса.

— Твоя мама?

— Да. Бабушка написала, что она умерла… или что мой отец убил ее? — Он выискивал в ее лице ответ. — Скажи мне правду.

Она покачала головой.

— Нет, по крайней мере, до этой части я не добралась, если она, вообще, там есть. Я не знаю, что случилось с ней после ее ухода, но знаю немного больше о том, почему ей пришлось… э-э… уйти, — запинаясь, произнесла Кэтрин, не зная, как открыть то, что потрясло бы Дилана до глубины души.

— Но ведь что-то тебя встревожило. Просто скажи это, Кэтрин. Что бы это ни было. Меня больше ничто не может удивить.

— Я бы не была так уверена в этом.

Мужчина нахмурился, его губы сжались.

— Теперь ты меня пугаешь. Вероятно, все не так плохо, как я начинаю себе представлять.

— Это плохо. Ладно. Поехали. — Она сделала быстрый вдох. — Когда ты сильно заболел, тебе, очевидно, потребовалось переливание крови, и твой отец хотел ее сдать, потому что не желал, чтобы тебе переливали чужую кровь, но, в конце концов, твоя мама призналась ему, что он не может быть донором. — Она позволила словам повиснуть в воздухе. — Что его кровь тебе не подходит.

Дилан с трудом сглотнул, его зрачки расширились.

— Хочешь сказать… — Он не мог выдавить из себя ни слова.

— Он не твой родной отец, Дилан. Ричард Сандерс не твой биологический отец.

Она выдохнула.

Дилан в шоке уставился на нее.

— Ты уверена?

— Твоя бабушка написала о том, как твой отец узнал об этом. Это было в больнице. Твоя мама призналась, что у нее был роман. Думаю, долгое время после рождения Джейка она была несчастна. Твой отец отвернулся от нее. Твоя бабушка очень жалела твою маму, но она не могла нарушить верность своему сыну, поэтому ничего не говорила.

— Кто он? Кто мой настоящий отец?

— Твоя бабушка написала, что она не знала, но я не дочитала дневник. Это может всплыть позже.

— Тогда тебе следует продолжать читать, — коротко сказал он. — Я пойду прогуляюсь.

Кэтрин с тяжелым сердцем смотрела, как он уходит, желая облегчить его боль, но Дилану требовалось время, чтобы осознать то, что она ему только что рассказала, если такое вообще возможно. Тридцать лет он точно знал, кто он такой, а теперь оказалось, что он совершенно другой человек.

* * *

Его отец не был ему родным! Дилан не мог в это поверить, но слова Кэтрин все крутились у него в голове. Если это правда, почему Ричард ничего ему не говорил? Или говорил?

Все их ссоры, все их крики заканчивались одинаково, его отец кричал: «Ты никчемный кусок дерьма. Ты мне не сын».

Дилан никогда не воспринимал эти слова буквально, но теперь понял, что ненависть отца исходила из реальной причины. Его мать закрутила роман с другим мужчиной. Отец не мог с этим смириться. Ему пришлось вышвырнуть ее вон.

Неужели он ее убил?

Дилан не пропустил бы это мимо ушей. Он воочию убедился в глубине гнева отца, во взрывной силе его характера. Его мать тоже это видела. Неужели отец все это время плохо с ней обращался? Не поэтому ли она кинулась в объятия другого мужчины?

И она хранила это в секрете семь долгих лет.

Дилан стоял у перил, глядя на воду, на остров, зовущий его домой. Произошло ли это там? Остров был единственным местом, куда его мать когда-либо ездила без мужа. Это должно было произойти там. Вот почему она с нетерпением ждала лета. Остров был ее безопасной гаванью. Может, там она нашла свою любовь. Хотя Дилан был достаточно циничен, чтобы поверить, что это могла быть и не любовь; возможно, просто секс, чтобы скрасить одиночество.

Сделав глубокий вдох, он ждал наступление гнева, боли, обиды, но все, что он чувствовал, — это замешательство и, как ни странно, облегчение.

Они с Ричардом Сандерсом не родственники. В их венах течет разная кровь. Он ему не сын. Слава Богу за это.

По мере того, как реальность оседала в сознании, Дилан видел все более ясно, в том числе и то, что происходило сейчас. Отец наконец-то нашел способ избавиться от него. Он, вероятно, размышлял об этом годами, но не мог просто убить мальчика, которого вырастил и называл сыном. Он должен был найти хитроумный способ сделать его жизнь невыносимой. Возможно, то, что его дружок сенатор попал в тюрьму, натолкнуло Ричарда на мысль. Он мог бы сделать так, чтобы его сына постигла та же участь. И чтобы уничтожить его, Ричард мог бы использовать ту самую женщину, которая преподнесла Дилану его самую громкую историю на сегодняшний день.

Дилан пожалел, что не может развернуть паром обратно. Он хотел отправиться домой. Встретиться лицом к лицу со стариком и сказать правду. Он хотел навсегда разорвать связи между ними. Его отец, вероятно, сказал бы ему, что он должен быть благодарен за то, что он вырастил его, давал крышу над головой, еду и одежду. Но Дилан знал, что Ричард Сандерс все это делал не ради него; он сделал это, чтобы спасти свою репутацию. Позаботиться о том, чтобы никто никогда не узнал, что его жена спала с другим мужчиной. Он отослал ее в наказание и мучил Дилана, чтобы наказать за сам факт его рождения.

Таким образом, оставался вопрос — почему его мать не попыталась его спасти? Она, должно быть, знала, какая судьба его ожидала. Неужели она просто надеялась, что отец поступит правильно и воспитает ребенка другого мужчины? Она не могла быть такой наивной дурой.

А как насчет его настоящего отца? Знал ли он о Дилане? И если знал, то почему не вышел на связь?

Был ли отцу знаком этот человек? Друг семьи? Почтальон, мясник, ближайший сосед?

Дилан покрутил головой, разминая шею, желая, иметь возможность сделать больше, чем просто строить догадки. Он хотел действовать. Хотел вытрясти из кого-нибудь правду.