— Призрак! Призрак! — кричала она.
Киоре запрыгнула на стол Дорана, смяв обувью бумаги и опрокинув чернильницу, спрыгнула на пол по подлокотнику кресла — герцог едва успел убрать руки. И, наконец, подскочив, взлетела на подоконник, затрясла решетку, открыв шпингалеты, державшие ее. Прижав решетку, чтобы не распахнулась, Киоре соскочила на пол и упала на ковер, закрыла лицо руками и зарыдала, успокаиваясь, как то бывало у буйных больных, когда силы их покидали.
— Что происходит? — злой Доран поднялся над столом, и конвоиры вытянулись перед ним.
— Задержанная сбежала с допроса. Простите, ваше сиятельство, похоже, сумасшедшая! До сего момента вела себя нормально, ничем не выдала себя! — доложили они.
Киоре почувствовала скрестившиеся на ней взгляды, но она так и лежала, имитируя дрожь и закрывая лицо руками.
— У нее кровь?..
— Ударилась головой при побеге, ваше сиятельство!
Киоре незаметно вздохнула: и ведь почти не соврали…
— Уведите, — холодный приказ, и Киоре покорно повисла в руках поднявших ее конвоиров.
Грустный, пустой взгляд оказался направлен на главу Тайного сыска. Черный мундир, сжатые зубы, враждебный наклон головы — страшный и ужасный Доран Хайдрейк. Видел ли кто из подчиненных его таким, каким довелось Киоре? Мысли придали еще большую отстраненность взгляду.
Итогом ее выходки стало заключение на десять суток за дебош — неприятно.
Сокамерники, узнав о припадке, чурались ее, и Киоре лежала целыми днями, обнимая колени, то бормотала, то громко смеялась — особенно по ночам, доводя до зубовного скрежета тюремщиков. Замолкала она лишь после их криков, когда чувствовала, что ее готовы убить по-настоящему.
В очередной раз проснувшись, чтобы потрепать всем нервы, Киоре увидела Дорана Хайдрейка. Через решетку он рассматривал всех в камере.
— Говорите, Киоре не появлялась, с тех пор как провели облаву? — строго говорил он. — Думаете, она нам попалась?
Он говорил вроде серьезно, но почему-то Киоре уловила издевку в адрес следователя в длинном твидовом пальто, что раскачивался с пятки на носок рядом с герцогом.
— И кто же из них?
Насмешку герцога Киоре понимала: среди задержанных вместе с ней в тюрьме остались дряхлая старуха, молоденькая продажная женщина и невнятная личность неопределенного пола.
— Старуха? Сумасшедшая?
Следователь совершенно стушевался и грустно вздохнул:
— Но ведь не появляется…
— Совпадение, — отрезал Доран и ушел.
Киоре рассмеялась. Кстати, а какой это день по счету? Вроде и выпустить уже должны… И буквально через полчаса ее пинком выбросили из тюрьмы. И, гады, не могли подождать, выставили прямо под ливень!
Киоре перебежала дорогу между двумя следовавшими в разные стороны экипажами, но не поспешила домой, остановилась, задрав голову к небу. Дождь лил, косые и ледяные струи больно били по лицу, а одежда с каждым мгновением всё больше тяжелела. Но то была свобода! Она чувствовала город, жизнь в нём, наслаждалась пространством, понимая, что в любой момент можно вырваться из проклятой столицы, сбежать хоть в хаанат, хоть в Эстерфар! Еще несколько дней в тюрьме стали бы для нее критическими: она или сошла бы с ума, или стала бы убивать, вырываясь на волю. Десять дней тесной камеры без права на уединение, без права на тишину и покой стали ее личным кошмаром: слишком много воспоминаний будилось полутемным, переполненным людьми помещением.
Взгляд Киоре остекленел. Из воспоминаний дохнуло холодом кельи, теснотой комнатушки, потом — благовониями, наполнявшими огромный зал, в котором кишели, как змеи по весне, сплетенные людские тела… Киоре закашлялась и опустила голову. Проехала очередная карета, со стуком распахнулись двери управления, и напротив, рассматривая ее, застыл Доран, почему-то одетый не в мундир. В простом пиджаке и белой рубашке, заправленной в темно-коричневые брюки, с растрепанными волосами и кепи в руках, он смотрелся совершенно иначе, и Киоре отвесила ему шутовской поклон и сбежала, вскочив на подножку проезжавшего экипажа.
Дома же, в закрытой квартире, ее ждал сюрприз: у стены дремала Мешагиль, укутанная в собственную рванину. Встрепанная, она напоминала нахохлившего птенца. Киоре хлопнула дверью, и колдунья проснулась, потянулась с улыбкой:
— Светлый день, не правда ли? Сегодня твой день рождения, — она светло улыбнулась.
— Сколько лет топчу землю, и только узнала, в какой день родилась. Чудеса! — усмехнулась Киоре, без стеснения скидывая мокрые вещи. — А год моего рождения определить не можешь?
Увидев выпиравшие кости таза вздохнула: зря она сетовала на худобу Мешагиль, сама вскоре такой же станет. Мешагиль удивилась:
— Ты не знаешь?
— Меня подбросили к воротам монастыря. Возраст, как понимаешь, монахини на взгляд установили. А днем рождения считали день, когда нашли меня, — пожала Киоре плечами, доставая рыжую краску для волос. — Как ты здесь оказалась?
— Колдунья я или нет? — улыбнулась Мешагиль. — Меня ищут по городу, — с тоской призналась она, сжавшись в комочек. — О, не бойся, сюда не придут! Я бы увидела, будь так… И не пришла бы, — вздохнула она.
Киоре в это время щедро посыпала сухим порошком щетку для волос, а когда расчесалась, стала пламенно-рыжей. Сухие краски из хааната она любила: наносились легко, смывались особым составом просто и быстро и, главное, бесследно. Холодной водой из тазика и губкой умыла лицо и отчистила тело, чтобы хоть немного уменьшить чувство брезгливости после тюрьмы. Упершись руками в посудину, чуть не опрокинула ее, вглядываясь в собственное искаженное отражение.
— Мешагиль, можешь заглянуть в мое будущее?
Отражение колебалось, делая ее то циклопом, то больной флюсом, оно не желало замирать, как будто издеваясь.
— Постоянно пытаюсь. Я чувствую, что связана с тобой.
— Не говори, что ты пришла сюда из хааната ради меня, — она криво улыбнулась и бросила в воду губку, вызвав тучу брызг на грязной поверхности.
— Может быть и так. Силы сказали мне быть в Тоноле, и я это делаю. Силы свели с тобой, и я покорилась. Я действую по наитию, мой дар скорее предчувствие, чем видение будущего. Я буду идти по намеченному пути, пока Силы не скажут, что я не права.
— Ну, тогда что ты чувствуешь относительно меня? Беду?
Киоре плюхнулась на кушетку, прикалывая к голове накладные пряди, покрашенные в тот же пламенный цвет. Она не стеснялась наготы — не перед колдуньей.
— Сейчас дохнуло светом, а значит, в ближайшее время всё будет идти удачно для тебя, — Мешагиль улыбнулась, мягко, светло. — Я у тебя тут посплю, а то колдовство отбирает все силы. Прости, если мешаю… Я уйду…
Она бормотала что-то еще, а Киоре собиралась. Из сундука она достала небольшую косметичку, в которой лежали спирт, щипчики, накладки для грима, распорки для носа. Макияж поправил форму глаз и губ, распорки сделали нос шире. Изменились и очертания лица: там нарисовать светлое, там — темное, и лицо Киоре округлилось, стало лицом Ноарике. Из-под матраса достала сверток с простым белым платьем, пальто надела собственное, хранившееся в этой квартире.
Искать встречи с Эртором пришлось долго: гуляя по парку под зонтом, она успела проклясть эту затею и промочить ноги в низких сапожках. Но, видимо, Мешагиль не соврала об удаче: вскоре Киоре встретила хмурого племянника кардинала, который, увидев ее, расцвел в улыбке.
— Не говорите, что я стала причиной вашей тоски, — улыбнулась Киоре, принимая протянутую руку и поднимая выше зонт, чтобы и юноша смог под ним спрятаться.
— Отчасти это так. У вас совсем ледяные руки! — он коснулся пальцев, неодобрительно качнув головой. — Кажется, пришла пора встретиться с дядей, Ноарике.
Киоре рассмеялась и позволила утянуть себя к карете. Усадив ее и опустившись напротив, Эртор забросал ее вопросами: почему, где, как…
— Мы, простые люди, располагаем собой гораздо меньше, чем дворяне. Дела требовали моего отсутствия в Тоноле.
Эртор слушал ее и кивал: понимал, он прекрасно понимал девушку, ведь такие же дела мешали жить ему! У своего дома Эртор помог ей выбраться из кареты. Киоре с удивлением оглядела небольшой особняк с аккуратно подстриженным садом и подивилась насмешке судьбы: именно его она ограбила, когда не смогла добраться до сокровищ виконта Оленского. Удобно устроившись в кофейного цвета кресле в гостиной, она наблюдала за суетой. Эртор был именно таким, как она полагала — открытым, полным жизни дураком.
