– В коммуналке хорошо провести вечер, на кухне, например, когда все весело поют песни в честь какого-нибудь праздника. Но быть в этом обществе каждый день… Голова заболит. Особенно, если соседи склочные, – согласилась Наташа, – но я-то видела совсем другое… Кажется, за окном кто-то ходит…

Она встала и прислушалась. Юля посмотрела на неё недоверчиво и подошла к окну.

– Кроме луны, ничего не вижу. Тебе показалось. Это ветер дует, ветки трясутся… Так что же поэт Саша, который не Пушкин?

Наташа грустно покачала головой. Она дала себе зарок никогда не вспоминать о Саше, вычеркнуть его из своей жизни. А вот не удержалась, поделилась своим горем с почти незнакомой девушкой. Наверное, ночь была слишком романтичной.

– Он женился на дочке известного писателя, – констатировала она, – наверное так и должно было быть. Я его отбила у подруги, теперь его отбили у меня. Тот, кого хоть раз отбили, больше не прибиваются. Думаю, что и в браке он долго не проживёт.

– Интересная мысль. Отбила – теперь не прибьёшь. Ты слишком много на себя берёшь. Не ты отбила, а просто он никогда не был прибит. Не из тех он людей, которые к кому-то привязываются. И вообще… Замуж за поэтов выходить рискованно. Они же работать не хотят, дети им сочинять стихи мешают. Даже Пушкин своими стихами семью обеспечить не мог, всю жизнь был в долгах.

Наташа согласно кивала головой, думая при этом, какая же Юля умная, всё знает, во всём разбирается, хотя старше её всего на пару лет. Уж она-то не влюбится в кого попало, а обязательно найдёт себе достойного жениха.

– У тебя в Германии, наверное, есть жених?

– Жениха нет, – ответила Юля, – есть так называемый друг, но это совсем не то. Он человек свободный, независимый, никакие сердечные привязанности ему не свойственны. Вот я поехала в Москву, и его приглашала. Нет, он предпочёл отдых на Гавайях без меня. Мои родители развелись, но ведь выросла-то я в семье. Я знаю, что какие-то другие должны быть отношения между супругами.

Время было уже позднее, давно перевалило за полночь, но девичьи разговоры о любви продолжались. Девушки, которые впервые встретились и скоро расстанутся, неожиданно для самих себя почувствовали друг к другу доверие.

– Я тут в Москве свою первую любовь встретила, – продолжала Юля, – или это было только виденье…

– Как? Расскажи, – попросила Наташа.

И Юля поведала ей историю своей виртуальной любви, уже известной читателю.

– Но хватит болтать. Я, кажется, уже сплю, – и Юля, положив голову на подушку, закрыла глаза.

– Да, я тоже сейчас лягу, – пообещала Наташа, а сама подошла к окну.

Луна была уже в другом месте небосвода, но светила так ярко, что звёзд не было видно. Девушка вдохнула чистый, благоухающий розами воздух, и опять услышала чьи-то шаги.

То, что случилось потом, она не могла впоследствии ни понять ни объяснить.

– Всё-таки привидения в этом доме водятся, – сквозь сон пролепетала Юля, увидев смутные тени, Мелькнувшие на фоне луны перед её полузакрытыми глазами.

Жара.

Ещё не наступило лето, но стояла невыносимая жара. Столбик термометра неумолимо поднимался вверх и к обеду показывал уже 35. В Москве плавился асфальт и девушкам-модницам не желающим сменить изящную обувь на что-нибудь попроще, приходилось нелегко: шпильки вязли в расславленном асфальте.

Как жить в такую жару, когда ничего не хочется делать, разве что забраться в какой-нибудь водоём, развернуть над головой большой зонт – и не вылезать до самой осени?

А ведь надо ещё работать принимать экзамены у восьмиклассников, которые на этот раз пишут изложение, напрягая последние силы перед каникулами.

Собираясь утром в школу, Наталья не знала, как ей лучше одеться. Она долго с сомнение стояла у открытого шкафа, разглядывая свой небогатый гардероб. Хорошо бы надеть вот этот открытый сарафанчик на бретельках – в нём не жарко, тело дышит, длина юбки умеренная – до колен. К тому же и бюстгальтер можно не надевать. Наталья молодая, не рожавшая, не кормившая женщина – грудь не потеряла своей привлекательной формы и не нуждается в поддерживателях. Но…

Завуч школы Марина Станиславовна не одобрила этого наряда. “У нас здесь не пляж, а школа”, – сказала она, – а путаны нам не нужны”.

Путаны? Какие путаны? Ничего вульгарного не было в этом сарафанчике. Но раз начальству не нравится… Может быть, нажаловаться на неё директору – придирается, мол, житья не даёт. Ведь директор Николай Семёнович – бывший одноклассник тёти Тани, она его Колькой называет. Тётя и привела Наташу в эту школу, в которой сама училась. Не откажет, сказала, Коля, в протекции моей племяннице. Её мать работает учительницей в Коломне её родном городе и приходится Сергею Алексеевичу Полякову, мужу Татьяны Михайловны.

Тетя Таня, наверное, специально подчеркнула, что мама Наташи – учительница. Если она сама отдала педагогике всю жизнь, то и дочь так воспитала.

Директор Татьяне Михайловне не отказал, и Наташа была принята учительницей литературы шестых- восьмых классов. Старшеклассников ей пока не доверили. И всё было бы хорошо, если б не постоянные придирки завуча.

Наташа не стала обострять ситуацию, надела чёрную юбку и белую блузку, как пионерка, и поспешила в школу.

Поднимаясь по школьной лестнице, Наташа меньше всего желала встретиться с Мариной Станиславовной. Но законы подлости никто не отменял. Элегантная Марина Станиславовна спускалась ей навстречу. Одета она была, как всегда шикарно, на этот раз во что-то лёгкое и голубое – под цвет глаз. Наташа вежливо поздоровалась и остановилась.

– Здравствуйте, Наталья Николаевна, – ответила завуч, никогда не называвшая учителей просто по имени, в школе это не полагалось, – зайдите, пожалуйста, ко мне в кабинет, подождите. Я сейчас вернусь, надо поговорить.

Наташа молча кивнула, и они разошлись в разные стороны: одна вверх, другая вниз.

Наташа не знала, что и думать. Опять нагоняй за что-нибудь? Вроде бы она ни в чём не провинилась, да и оделась сегодня вполне прилично. Но начальству, как говорится, виднее.

Молодая учительница – это плохо, она мало отличается от учениц старших классов. В неё влюбляются ученики – и это осложняет её пребывание в школе. Вот в эту старую грымзу Мезенскую вряд ли влюбишься, хотя она и красивая. Разница в возрасте более двадцати лет ставит на пути любви непреодолимую преграду. Вот когда она, Наталья Николаевна, поработает в школе двадцать лет, тогда и почувствует себя уверенно. На учеников будет смотреть свысока, а на коллег – снисходительно.

А сейчас её действительно есть за что ругать. Не предоставила завучу вовремя план показательного урока: долго думала, не получалось. Хотя можно было совсем не думать: Мария Станиславовна всё равно всё переделала по-своему, дав понять своей подчинённой, что ничего-то она не смыслит.

Может быть и правда не смыслит. Творческой жилки не хватает. Когда ещё в институте им дали интересную тему для эссе, она ничего путного не придумала.

Задание было таким: написать эссе на литературную тему. На любую. И всё. Думала, думала… Чёрт её знает! Рассказала об этом Татьяне Михайловне, а она придумала сразу. Давай, говорит, напишем про розы.

Про какие розы? Наташа сразу и не поняла.

– Наши русские писатели и поэты часто обращались к этой теме: писали про розы, восхищались ими, – пояснила тётка, – и ты должна об этом знать.

– Как хороши, как свежи были розы, – вспомнила Наташа.

– Вот, вот, молодец, – похвалила тётка племянницу, как будто та была её ученицей. И начала развивать свою мысль дальше.

Всё, что рассказала Татьяна Михайловна, в той или иной мере было известно студентке. Училась она хорошо и в школе, и в институте, память её тоже была неплохой. Могла бы сама до этого додуматься, но не додумалась же! По отдельности всё знала, а вот вместе у неё это не складывалось.

Судите сами. Когда-то в веке поэт Иван Матлев написал: