- Не расскажешь.

- Нет. Но из-за нее, а не из-за тебя.

- Без разницы.

- Хочешь услышать что-то невероятно тупое?

- Нет.

- Они все еще по-человечески не рассказали Ив про Ту сторону. Она предполагает, что мы пришли откуда-то с востока, но в общем-то даже не догадывается, что у нас были военные намерения. И у меня язык не поворачивается что-то сказать. Я не хочу, чтобы она была во всем этом… Но раз уж она там, не логичнее ли посвятить ее во все?

- Не сейчас. У нас семейный обед в воскресенье. – Бенуа почесал переносицу. – Ты, вроде как, тоже приглашен.

- Вот как? – я начал сосредоточенно смотреть в пол. – У меня работа.

- Я знаю. После.

- Посмотрим.

- Я не буду тебя уговаривать.

- Знаю.

Тут в двери постучали.

- Что за выходной? – проворчал я. – Да?

И, кто бы мог подумать, зашел Зак. Ну, помните Зака? Ну, тот, который почему-то привлек мое внимание еще на первой базе?

Он вежливо кивнул Бенуа, сказав на фритише «Доброе утро», потом обратился ко мне:

- Сэр?

- Завулон?

- Простите, меня зовут Зак.

- А, точно! Что случилось?

- У нас есть вопрос.

- Спрашивай.

- Публично?

- Да. Он не понимает ни одного слова.

- Тут несколько ребят…они хотели узнать, нет ли возможности вернуться домой?

- Все зависит от того, хотят ли они жить. Если нет, то, конечно, хоть сейчас.

- Я понял, сэр.

- Ты среди них?

- Нет.

- Так почему не пришел тот, кому это реально нужно, и не забабахал впечатляющую презентацию?

- Сэр, я не знаю…

- Не «сэр» мне тут! В чем дело, Захария?

Он отвел глаза, и у меня закружилась голова.

- Так, значит? Вы что, не пропускаете ни одного моего взгляда?

- Это был не один взгляд, капитан…сэр…то есть…

- F*cking hell!

- Я не против…то есть, что такого? Но…

- Убирайся, пожалуйста.

- Простите.

- Ты что, серьезно, ради такого случая оторвал рукава от футболки? Но при этом даже речь не подготовил? Как ты вообще себе эту ситуацию представлял? Вон!

- Извините, - он сказал Бенуа «до свидания» и ушел.

- Что это было? – спросил Бенуа.

- Ничего,

- Ладно. Так что, придешь?

- Конечно, да. Не сидеть же все время здесь с кучей идиотов.

========== Акт 22. Сориентируйся в себе на ощупь ==========

И это был воистину исторический ужин. Все, но особенно женская половина условной семьи Альфа были невероятно милы со мной, а закончился вечер на балконе, где я стоял буквально в десяти сантиметрах от прислонившегося к перилам Маурицио, с руками слева и справа ограничивающими его передвижение, и абсолютным туманом в голове.

Я не был особо пьян, но точно был не в себе. Поначалу, как помешанный, старался угодить всем, а потом заметил интерес со стороны Маурицио и сфокусировался на нем. Да еще как! Мой фритиш внезапно невероятно активизировался, а потом выяснилось, что он прекрасно говорит по-французски – и…меня уже было не заткнуть. Вполне вероятно, что в какой-то момент я задрал футболку (с именем Дженкинс, между прочим), чтобы проиллюстрировать историю про свое ранение и заодно свой пресс. И не менее вероятно, что это я схватил Маурицио за руку и утащил на балкон. Не знаю, какой бес в меня вселился.

Но думаю, дело здесь не только в том, что он просто до абсурда красивый. Он ниже меня на полголовы и…уже, что ли, но ему далеко до дурацкой субтильности, у него темные, чуть вьющиеся волосы, синие глаза и такое точеное лицо, что не верится, что все это естественным путем досталось одному человеку. Короче говоря, я не понимаю, как люди себе шеи не сворачивают, когда он проходит мимо. И заметьте, как я тактично заострил внимание только на безопасных частях тела. Ну, потому что он, вроде как, кузен Евы, и я его уважаю, как личность и не хочу объективировать…но просто поверьте мне, что с остальным всем у него тоже все благополучно.

И когда он начал мне улыбаться за столом (не как-то там зазывно или жутко, просто по-человечески), я сначала не мог понять, что происходит. Ладно, полное раскрытие карт: что-то происходило и со стороны Тони, он точно разглядывал меня по-особому, но Антоний вообще был в этом непонятном мне, но все-таки браке с моей другой…(сестрой?) Бу, так что его я сразу начал как следует игнорировать.

Другое дело, Маурицио. Я был поражен, что чем-то заинтересовал его, и не хотел, чтобы это внимание прекращалось. Меня даже не беспокоило то, что он почти ничего не говорил, в основном, кивал, хмурился или улыбался – это характеризовало его, как отличного слушателя и…и вот мы на балконе. Разговор сразу прервался, и я просто нависал над ним, ни на что больше не решаясь, а он то отводил взгляд, то вздергивал подбородок и смотрел мне прямо в глаза и, несмотря на то, что я совсем не прикасался к нему, я чувствовал, как он, буквально, вибрирует, вцепившись в перила.

- Не жарко тут, - сказал я, чтобы проверить, не трясет ли его от холода.

- Н…Нет, - сказал он. – В…Все в порядке.

И тут меня как током ударило: да он же просто меня боится! С чего я вообще взял, что тут что-то другое? Конечно, он обратил на меня внимание, а кто бы ни обратил? У них не так много развлечений, а я не меньшая экзотика, чем пришелец. И что я вообще делаю? Последнее, что мне нужно, это пытаться что-то поменять в моей личной жизни. Я был уверен, что даже если попытаюсь это как следует представить, испытаю такое чувство вины, что пойду на могилу Дэйва, лягу рядом и не встану, пока не умру от голода. Так что я сделал шаг назад и сказал:

- А по-моему, мороз. Пошли внутрь.

Он кивнул, но посмотрел на меня как-то странно.

***

Наш психолог-капеллан Рой продолжал проводить со мной еженедельные беседы, в ходе которых он отмечал мой прогресс, говорил, что все еще беспокоится за меня, но его квалификации, похоже, не хватало, чтобы по-настоящему помочь.

Хотя, чем тут поможешь? Все и так любезно и довольно часто напоминали мне, что Дэйва больше нет, так почему эта мысль никак не приживалась? Ну, нет, я не сошел с ума окончательно, и в течение дня почти никогда не забывался, но стоило немного расслабиться или оказаться в этом состоянии между сном и бодрствованием, и я не мог отвязаться от мысли, что он скоро должен вернуться, а пару раз вообще оборачивался, чтобы сказать ему что-то или двигался во сне, чтобы прижаться к нему, пока не падал с кровати.

Но ведь все могло быть гораздо хуже! На месте моих солдат я уже давно начал бы подумывать, кого бы обвинить в создавшейся ситуации, и остановился бы на себе, и выместил бы все недовольство.

Да и на своих новых «родственников» я пожаловаться не могу. Больше всего в ситуации разбирались Тано, Бенуа, Влад и, в какой-то мере, Ева. Но они не сильно делились подробностями с остальными, и скоро меня стали воспринимать, как естественное добавление к семье. Я запомнил все имена и родственные связи, я помогал на ферме Марио (предоставив еще много дополнительной рабочей силы из числа своих людей. Это не настоящее злоупотребление властью – они получали какую-то оплату. Я – нет, я же семья!), уже не вздрагивал, когда кто-то принимался меня спонтанно обнимать (да что там! Половину времени на семейных выходных я проводил прижатым к чьей-нибудь груди!), и единственный человек, который меня беспокоил – это Маурицио. Физический контакт с которым был нулевым. Серьезно. Даже никаких «Дай пять» или протиснуться мимо за столом. И это в семье, где люди постоянно чуть ли не на коленях друг у друга сидят и не могут пройти мимо, не чмокнув друг друга, не ущипнув за щеку или еще что-нибудь!

При этом он не избегал меня. Отнюдь! По-моему, я виделся с ним чаще, чем с любым другим человеком в мире. Сначала он просто заходил поболтать; когда проклюнулся газон – погонять в футбол, иногда один, иногда с братьями и Дюбуа. При этом первые пару месяцев он даже комнату мою не видел, зависая в спортзале или столовой. Но однажды он так проехался по мокрой грязной траве, что я не мог отпустить его домой в таком виде.