…

Павильон буддистского храма был по-прежнему светел и тих. Не торопясь, Сун заменил подношения на поминальном столике, зажег благовония, окропил вином землю. Потом опустился на колени перед поминальной табличкой и, приложив руку к груди, уважительно произнес слова приветствия:

— Госпожа. Я Ашилэ Сун, мы встречались прежде. Я пришел сегодня, чтобы просить разрешения жениться на вашей дочери. Надеюсь, вы не откажете мне. — Он помолчал, скользя взглядом по надписи на табличке, стараясь представить перед собой маму Чангэ, собрался с мыслями и продолжил: — Почему я хочу жениться на Чангэ? Я назову три причины. Первая. С тех пор, как вас не стало, Чангэ некому было отдавать свою заботу. Человек, которому не о ком заботиться, свободен, но одинок. Я хочу быть тем, о ком Чангэ заботится, чтобы она не чувствовала себя одинокой. Хочу идти рядом с ней по жизни. Вторая. Я неплохо владею оружием. Пусть я больше не тегин, уверен, что смогу защищать Чангэ. Я не дам ей голодать, и никому не позволю навредить ей. В моем сердце Чангэ важнее, чем моя собственная жизнь. Третья. Если вы спросите, к чему я стремлюсь — я много думал об этом, но, после всего пережитого и выстраданного, понял, что хочу просто мирной жизни. Чангэ тоже хочет этого. Мне кажется, это было и ваше желание. Как только переговоры о союзе с Тан закончатся, я увезу Чангэ куда-нибудь подальше от конфликтов и политики, где мы сможем просто радоваться мирной жизни…

Он повинно склонил голову и немного смущенно признался:

— Сейчас… у меня нет денег, чтобы купить подарки к помолвке, как у вас принято. Но не беспокойтесь, госпожа. Клянусь богом Сириуса, — он поднял руки в клятвенном жесте, — будь то деньги или моя любовь, все, что у меня есть, будет принадлежать Чангэ.

Сун снова задержал взгляд на поминальной табличке, потом сложил перед собой руки и трижды поклонился в пол, выражая свое глубокое уважение.

Перед тем, как уйти, он положил возле таблички красный конверт, подписанный его размашистым почерком. «Письмо о предложении брака».

…

Мими Гули бросилась ему навстречу с торопливым вопросом:

— Ты не знаешь, где Чангэ?

— Пошла учиться вышивать, — ответил Сун, внимательно глядя на девушку. Мими нервно сжимала переплетенные пальцы, и было ясно, что ее что-то тревожило. — Хочет послать подарок к свадьбе наследной принцессе. Разве она еще не вернулась?

Мими покачала головой.

— Что происходит? — насторожился Сун.

— Н-ничего. Я хотела позвать ее поесть… Может, пойдем найдем ее? — умоляюще спросила Мими.

Сун не стал спрашивать дальше. Вдвоем они дошли до мастерской, о которой говорила Чангэ, но оказалось, что Чангэ ушла оттуда уже довольно давно.

— Куда она могла пойти? — Сун теперь по-настоящему заволновался. Уже вечерело. Чангэ не ушла бы так надолго, ничего не сказав. Да и куда она могла пойти одна в Чанъане? Он посмотрел на Мими. Девушка нервно теребила пальцами складки платья и кусала губы. В глазах ее нарастала паника. — Мими. Ты что-то знаешь?

Мими снова промолчала, опустив глаза.

— Хорошо, — заставил себя говорить спокойно Сун. — Мы не найдем ее здесь. Идем обратно. Может, Чангэ уже вернулась.

Вместо Чангэ в ее покоях их встретила озадаченная тем, куда все пропали, Чжэньчжу. Но к тому времени Сун уже сложил для себя примерную картину происходящего. Ему нужно было лишь подтверждение. Повернувшись к Мими, он мягко спросил:

— Мими, ты… и Ичэнь?.. — Мими кивнула с несчастным видом. — Чангэ знает? — Еще один кивок. — И что ты думаешь?

— Я… возможно, Чангэ в опасности… думаю… по приказу принцессы Ичэнь, — сбивчиво начала Мими. — Принцесса Ичэнь пыталась отравить главу Чжиси и обвинить в его смерти Чангэ. Чтобы сорвать переговоры. Поскольку это не удалось, она могла похитить Чангэ.

Сун сжал кулаки. Он так и подумал. В Чанъане у Чангэ сейчас был только один враг.

— Я пойду к Ичэнь, — сказал он, поворачиваясь к двери.

— Постой! — воскликнула Мими. — Это бесполезно. Тебе она ничего не скажет. Может… я попрошу Шээра помочь нам.

— Думаешь, он поверит твоим обвинениям против своей матери? — с горечью усмехнулся Сун. — Впрочем, попробуй. Шээр неплохо относится к тебе. Но все же подожди, пока я не поговорю с Ичэнь.

Конечно, Ичэнь ни в чем не призналась, только высмеяла его. Но она все же совершила ошибку — дала понять, что знает настоящую личность Чангэ как принцессы Тан.

Дожидаясь в покоях Чангэ возвращения Мими, Сун в уме выстраивал цепочку событий и фактов, пытаясь разобраться в замыслах Ичэнь.

Первоначально Ичэнь хотела сорвать переговоры объявлением о браке между Тан и Ашилэ. Но Чангэ вмешалась и разрушила этот план. И к плану срыва переговоров добавился еще один пункт: уничтожить Чангэ.

Подстроенным отравлением Ичэнь хотела заставить посланников пустыни поверить, что Чангэ убила несогласного с союзом главу клана. Это навело бы на мысль, что Мобэй изначально состоял в сговоре с Тан, что оттолкнуло бы другие кланы. А Тан вынужден был бы покарать «убийцу». Но Чангэ, которой Мими рассказала о плане катунь, приняла меры, чтобы предотвратить убийство, а Шээр окончательно разрушил план, защитив Мими.

Теперь катунь узнала, что Чангэ — опальная принцесса Тан. Значит, она попробует обыграть ненависть принцессы к убийце своей семьи. Ли Шимина ей не достать…

Сун вспомнил, почему Хао Ду преследовал Чангэ в Лояне. Из-за исчезновения наследного принца. Чэнцянь тогда не был убит людьми Цзиньсы, по всей видимости, с самого начала служившей принцессе Ичэнь, потому что незаметно сбежал из дворца Цзывэй, чтобы посмотреть на танцовщиц. Возможно, рядом с ним до сих пор находился кто-то из людей Ичэнь… Значит, убить наследного принца и обвинить в этом Чангэ, раскрыв ее личность. Кто-то близкий Чэнцяню выступит свидетелем. Чангэ будет казнена. Мобэй обвинен в помощи преступнице. Союз Тан с кланами пустыни обречен. Тан останется один против объединенных жесткой рукой Ичэнь войск Ашилэ и других степных кланов. И тогда будет развязана длительная кровавая война, из которой Тан будет непросто выйти победителем.

Да, должно быть, примерно таков был план Ичэнь по восстановлению династии Суй.

Сун уже собрался просить Чжэнчжу вызвать Вэй Шуюя, чтобы предупредить его об опасности, нависшей над наследным принцем, но в этот момент в покои вбежала запыхавшаяся Мими.

— Чангэ в хижине на западной окраине!

Сун вскочил с места и устремился к выходу, на ходу бросив принцессе Монаня:

— Чжэньчжу, немедленно вызывай Вэй Шуюя спасать ее.

…

Хорошо, что Сун внимательно обследовал всю придворцовую территорию в первые же дни. Достаточно было нескольких минут, чтобы схватить лук со стрелами, предусмотрительно хранимые в его комнате, без седла вскочить на одного из коней, пасущихся в специально для них отведенном загоне, и во весь опор домчаться до охотничьей хижины на западной окраине. Он успел вовремя: четверо маскированных мужчин пытались увести Чангэ, крест-накрест прижав к ее шее два меча. Следом за ними шел какой-то мальчишка в одеянии дворцового служащего. Сун не стал размениваться на разбирательства, выпустив практически без прицела одну за другой четыре смертельные стрелы. Пятая впилась в бедро попытавшегося сбежать мальчишки.

— Не бойся, я рядом, — успокоил он немного растерявшуюся от быстроты происходящего Чангэ, развязывая ее стянутые сзади веревкой руки. Потом, уловив движение мальчишки, снова натянул лук.

— Ты не можешь меня убить! Я служу Наследному Принцу! — закричал мальчишка, выставив перед собой золотую бирку в виде рыбы. — Ни одному из вас не выжить, если станет известно о личности Ли Чангэ!

«Вот он, человек Ичэнь рядом с наследным принцем!» — отрешенно подумал Сун, не собираясь оставлять его в живых.

Но Чангэ остановила его:

— Не убивай его. Он приписан к Восточному дворцу. Если ты убьешь его, нас заподозрят, а Мобэй не может сейчас порвать с Тан.

Сун нехотя опустил лук.

— Идем.

Он вскочил на коня, помог Чангэ устроиться позади. И в тот же момент мальчишка громко закричал, ковыляя к подъезжающему Вэй Шуюю в сопровождении двух стражников: