— Все в порядке, — покачала головой принцесса. — Просто мной владеют неоднозначные чувства.
— Как только закончим, я сразу же увезу тебя из Чанъаня, — пообещал Сун, и, немного подумав, тихо спросил: — Трудно предсказать, будет ли здесь безопасно. Ты готова?
— Настоятельница Скита Плывущих Облаков как-то сказала, что нужно следовать сердцу и принимать последствия, — ответила Чангэ. — Если бы я думала только о своей безопасности и избегала проблем и трудностей, я не была бы той Ли Чангэ, которую ты знаешь. Что бы ни случилось, я не стану ни о чем сожалеть… Знаешь, сейчас мне кажется, будто прошло много лет. Когда-то я делала все, чтобы сбежать из Чанъаня, а теперь вот возвращаюсь, не задумываясь о том, что со мной может случиться. Люди быстро меняются, да, А-Сун?
— Ты сбежала, спасая свою жизнь, — мягко заметил Сун. — А теперь вернулась, чтобы помочь выжить еще многим людям. Ты не изменилась, Чангэ. И не сделала ничего неверного.
— Как я могу радоваться тому, что выжила я одна, когда из-за войн гибнут тысячи других?! Спасение людей означает спасение и себя тоже.
Сун улыбнулся.
— Не волнуйся. Я защищу тебя.
— Я теперь принцесса Мобэй, — шутливо задрала нос Чангэ. — Кто посмеет убить меня?
— Точно, — сделав серьезное лицо, поддержал шутку Сун. — С таким непревзойденным охранником как я никто не посмеет и пальцем тебя коснуться.
Он добился своей цели. Чангэ улыбнулась, отражая его улыбку, и печальное выражение исчезло из ее глаз.
========== 6.8 Встреча в храме ==========
Комментарий к 6.8 Встреча в храме
timeline: 40 серия
Императорский двор Тан подходил очень серьезно к вопросам безопасности. Приглашенные главы кланов были размещены на обособленной и хорошо охраняемой южной придворцовой территории, в гостевых покоях, называемых Аркадами. Многие главы приехали заранее и уже вели между собой оживленные беседы во внутреннем дворе Аркад.
К удивлению Суна, Вэй Шуюй миновал Аркады и сопроводил их к небольшому закрытому двору, внутри которого, несмотря на все еще довольно прохладную погоду, вовсю цвели цветы и зеленели деревья.
— Вам не обязательно жить среди остальных, — обратился посланник к Чангэ, снова глядя на нее так раздражавшим Суна теплым взглядом. — Это место выделено специально для вас. Здесь тихо и уютно.
— Очень мило. Благодарю за заботу, — вежливо улыбнулась в ответ Чангэ, прилежно исполняя роль принцессы Мобэй.
— Тебе обязательно соблюдать формальности? — на мгновение опустив взгляд, удрученно спросил Вэй Шуюй, но тут же дружелюбно продолжил, снова глядя на Чангэ: — Если вам здесь не придется по душе, ты можешь сказать мне об этом в любое время.
Чангэ кивнула, все еще держа улыбку. Суну показалось, что она чувствовала себя немного неловко.
— Спасибо, что проводил нас, — желая спровадить посланника как можно скорее, твердо произнес он, выходя вперед. — Дальше мы справимся сами. Ты, наверно, должен доложить императору.
Вэй Шуюй не взглянул на Суна, но игнорировать его слова не стал.
— Отдыхайте, — еще раз взглянув на Чангэ, сказал он, и удалился, учтиво поклонившись на прощание. Чангэ посмотрела на Суна с благодарностью, но смешинки в ее глазах выдавали, что его ревность не осталась незамеченной.
— Я должна встретиться с очень важным человеком, — сказала она.
— Пойду с тобой, — решительно отозвался Сун. С того самого момента, как они въехали в Чанъань, он чувствовал необъяснимую тревогу, будто на них надвигалось что-то очень нехорошее. Предчувствия редко обманывали его, и потому он не собирался позволять Чангэ бродить в одиночку там, где ей может грозить опасность, — будь то Чанъань или императорский дворец.
Чангэ смерила его сверху донизу оценивающим взглядом и, поколебавшись для виду, весело улыбнулась, согласно кивнув:
— Конечно!
…
Все время, что они обходили торговые ряды и лавки в центре Чанъаня, следуя известному только Чангэ плану, Сун размышлял о том, с кем им предстоит встретиться, и почему этот человек был важен для принцессы. Но только когда они начали подниматься к небольшому буддистскому храму на окраине города, у него появилось предположение.
— Что это за место? — легко спросил он, разглядывая надпись над входом «Будь великодушен» и стараясь замаскировать охватившее его волнение проявлением любопытства.
— Здесь спит долгим сном моя мама, — серьезно ответила Чангэ. — Я привела тебя встретиться с ней.
— О! Надеюсь, я произведу хорошее впечатление, — неловко пошутил Сун, оглядев себя и старательно поправляя чуть перекосившийся пояс.
Чангэ, должно быть, заметила его волнение. Она всегда была внимательной.
— Если бы мама могла увидеть тебя, ты бы ей понравился, — успокаивающе сказала она и протянула ему руку.
Так, взявшись за руки, они вошли в небольшой светлый павильон храма, в центре которого, возле позолоченной фигуры медитирующего будды, была установлена бронзовая поминальная табличка с незатейливой надписью «Светлой душе госпожи Цзинь». Легким дымком курились палочки с благовониями, а на столике с подношениями стояли небольшие чаши с разными фруктами.
— Похоже, кто-то часто бывает здесь, — оглядевшись, сделал вывод Сун. — Ни пылинки вокруг, и подношения выглядят довольно свежими.
— Ты прав, — согласилась с ним Чангэ, забрав у него переносной короб с купленными фруктами и сладостями и раскладывая их на приобретенный вместе с подношениями небольшой изящный поднос. — Интересно, кто посылает слуг, чтобы поддерживать здесь порядок — Лэйянь или Шуюй? Когда я покидала Чанъань, то опасалась, что никто никогда больше не вспомнит об этой невинной жертве. Теперь мне будет легче на душе.
Они опустились на колени перед поминальной табличкой, совершили почтительный поклон. Обычаи поминания ушедших у степных народов были другими, но Сун, осознавая значимость происходящего, готов был следовать традициям Тан.
— Мама, я вернулась. Я пришла, чтобы увидеться с тобой, — обратилась Чангэ к духу матери так естественно, словно та в самом деле стояла перед ней. — И привела с собой друга. Познакомься, это Сун.
— Я, Ашилэ Сун, приветствую госпожу, — приложив руку к груди в приветственном жесте степных народов, почтительно произнес Сун, глядя на поминальную табличку, потом спросил Чангэ: — Чангэ, могу я что-то сказать твоей маме?
Чангэ кивнула. Сун налил в чарку вина из стоявшего тут же кувшина, медленно окропил им землю перед собой и заговорил:
— Госпожа, это наша первая встреча. У меня не было возможности подготовиться, поэтому прошу принять это вино в качестве извинения и как знак моего уважения… Чангэ пережила много неприятностей из-за меня. За это я прошу прощения. Так вышло, что мы постепенно полюбили друг друга. Поэтому прошу вас позволить мне впредь заботиться о ней. — Он поглядел на притихшую Чангэ, чуть улыбнулся и уверенно продолжил: — Госпожа, вы можете быть спокойны. Я буду любить ее и заботиться о ней изо всех своих сил.
— Что за глупости ты рассказываешь моей маме? — не глядя на него, почти шепотом одернула его Чангэ, сгорая от смущения.
— Это не глупости. Я говорю с ней искренне, — мягко ответил Сун, повернувшись к ней. — Помнишь, что ты сказала мне в Лояне? Что говорила в Мобэй? Ты ведь не собираешься отказаться от своих слов? — Сун снова повернулся к поминальной табличке и, возобновив уверенный тон, которым говорил с госпожой Цзинь, добавил: — Мужчины степей любят, защищают и заботятся о любимых девушках.
Чангэ помолчала немного, справляясь с неловкостью, а когда снова заговорила, на лице ее появилась слабая улыбка.
— Мама, я… мы с Суном будем навещать тебя. Вместе.
Она хотела добавить что-то еще, но Сун, раньше нее услышавший тяжелые шаги снаружи, резко поднялся, поворачиваясь к открытым дверям павильона, где, удивленно глядя на поднявшуюся следом за ним Чангэ, замер император Тан Ли Шимин.
Немая сцена не продлилась долго.
— Чангэ? — Ли Шимин шагнул навстречу принцессе, и Сун, едва сдержав порыв заслонить Чангэ собою, встал рядом с ней, настороженно наблюдая за ним и вошедшим следом за императором молодым стражем с таким же, как у них, коробом в руке. — Чангэ. Последний раз мы расстались у реки Вэй. Я рад, что у тебя все хорошо.