Ее план имел одно слабое место. Тегин должен был ввести в заблуждение Ту Кашэ, позволив Медвежьему войску в одиночку выступить против объединенных войск пустыни, и наблюдать со стороны за его полным уничтожением. Если хоть одному воину удастся уйти живым и вернуться в Главный Шатер, чтобы сообщить о дезертирстве Соколиного войска, не только оставшиеся позади женщины, старики и дети окажутся в смертельной опасности. Великий Хан, без сомнений, не пожалеет сил, чтобы безжалостно подавить бунт пустынных кланов и уничтожить Соколиное войско.
Хотя тегин и предводитель Медвежьего войска ненавидели друг друга, оба принадлежали роду Ашилэ. Принцесса подозревала, что Медвежье войско каким-то образом замешано в планы Главного Шатра по избавлению от тегина и его войска, и была уверена, что тегин тоже думал об этом. Но подозревать и знать точно — это разные вещи. Оставаться в стороне, наблюдая, как гибнут воины рода, которому он принадлежал, для тегина могло быть равнозначно предательству. Ему, несомненно, требовалось время, чтобы решить, вправе ли он поступить так, взвесить риски и оценить последствия своих действий, прежде чем принять окончательное решение.
Принцесса медленно выдохнула, стараясь не дать неуверенности проникнуть в ее мысли. Она стояла на ступенях королевского дворца Мобэй и, чуть прищурив глаза, неотрывно следила за медленно опускающимся за горизонт солнечным диском. Ту Кашэ самонадеянно объявил, что, если бунтовщики не сдадутся, утром войска Ашилэ сотрут их с лица земли. Сегодняшняя ночь как нельзя лучше подошла бы для осуществления ее плана. Но тегин до сих пор не появился…
— День подходит к концу, — раздался позади ее холодный голос короля. Он подошел и встал рядом с принцессой, заложив руки за спину. — Уверена, что завтра все еще будешь жива?
— Закат в пустыне прекрасен, — тонко улыбнулась принцесса, придавая своему голосу беспечности. Перед этим умным и жестким человеком она не могла показывать слабость или нерешительность, — то, что он слушал незнакомую девчонку в два раза младше его самого, не в последнюю очередь было благодаря непоколебимой уверенности, наполнявшей ее слова. — Ни к чему портить настроение неприятными намеками, командир.
Король ничего не ответил на эту дерзость, бесстрастно глядя на уходящее солнце. Оно уже скрылось за горизонтом почти на две трети. «Станет ли он дожидаться утра, или времени осталось только до захода солнца?» — отстраненно подумала принцесса, и в этот момент раздался крик стражника:
— Доклад! Командир, прибыл посланник Соколиного войска!
— Приведи его, — не меняя выражения лица, приказал король.
Принцесса с удивлением смотрела на огненноволосую фигурку, почти терявшуюся на фоне сопровождавшего ее рослого охранника. Как она оказалась среди готовых к сражению воинов?
— Мими. Почему ты здесь? — сбежав по ступеням вниз, тихо спросила она.
— Долго рассказывать, — отмахнулась девушка. — Я только что виделась с тегином. Он хочет, чтобы ты передала королям его слова.
Принцесса оглянулась, сразу натыкаясь на пристальный, почти хищный, взгляд короля, слушающего их разговор.
— Хорошо, — сказала она. — Говори. Что он сказал?
— Помогите Соколиному войску изобразить гибель, — чуть громче раздельно повторила та слова тегина. — Он готов дать войскам пустыни шанс на победу в сражении сегодня ночью.
Сердце принцессы восторженно забилось. Тегин принял ее план!
— Кончайте разговор, за мной! — бросил им король, быстрым шагом проходя мимо, и прикрикнул на застывшего охранника: — Зови Йинаня! Или мне самому этим заниматься?!
Совсем скоро последняя тонкая полоска солнца скрылась за горизонтом, на несколько мгновений оставив в небе быстро тускнеющее зарево. Следом на пустыню опустилась ночная тьма.
========== 6.1 Короли пустыни ==========
Комментарий к 6.1 Короли пустыни
timeline: 36 серия
Прежде Чангэ не верила в судьбу. Ее учили не отступать, прикладывать все силы для достижения цели и воспринимать поражения как важный урок для будущих побед. Покорно сдаваться на волю обстоятельств было признаком слабости, если не трусостью.
Время, проведенное в Скиту Плывущих Облаков, помогло по-другому взглянуть на многие вещи. Чангэ поняла, что судьба — это не враг, с которым нужно непрестанно бороться, а направляющая сила, друг и помощник для того, кто ясно осознает, к чему стремится.
Несколько месяцев назад она бежала из Чанъаня, поставив себе целью отомстить Ли Шиминю. Чангэ считала, что вступила в схватку с судьбой, уготовившей ей роль приговоренной к смерти опальной принцессы. На самом же деле все это время она следовала своей судьбе, сталкивающей ее с людьми и вовлекающей в события, которые постепенно заставляли ее переосмыслить конечную цель.
В Лояне Чангэ наконец полностью осознала, что ненависть и жажда мести больше не застилают ей взгляда на происходящее вокруг. Она была принцессой Тан и, как таковая, заботилась о процветании империи. Она также желала благополучия для людей в Тан и за ее пределами. Она готова была сделать все возможное, чтобы будущее не было омрачено войнами и страданиями простых людей. Чангэ выбрала свой путь и теперь верила, что судьбой ей суждено пройти его до конца. В ее душе больше не было ни сомнений, ни колебаний.
…
Судьба благоволила ей, удачным стечением обстоятельств помогая двигаться в выбранном направлении.
Еще в Лояне Чангэ думала о том, чтобы посетить Мобэй и Монань — самые крупные государственные образования пустынных регионов. Молодая династия Тан нуждалась в союзниках, чтобы противостоять растущим завоевательским стремлениям рода Ашилэ, и притесненные народы пустыни могли стать такими союзниками.
Хотя поиски воробейника, приведшие их в Мобэй, были делом срочным и не располагали к каким бы то ни было отступлениям и переговорам, благодаря удачному стечению обстоятельств Чангэ удалось добиться большего, чем можно было надеяться.
Распространенный в Мобэй запрет на продажу воробейника стал для Чангэ новым доказательством того, что Главный Шатер задался целью уничтожить Соколиное войско. Даже перекупщики черного рынка отказывались продавать его по завышенной цене, слишком опасаясь карательных мер со стороны рода Ашилэ.
Чангэ и ее спутникам крайне повезло, что за ними увязалась нахальная и умная девчонка из Монаня, подслушавшая разговор Чангэ с Мими, ломавших голову в поисках возможности раздобыть воробейник. Чжэньчжу оказалась единственной и горячо любимой дочерью короля южной пустыни, принцессой Тудзя, которая сбежала в Мобэй, чтобы повеселиться на празднике Цихань. Она-то и подсказала, как можно добыть воробейник в обход запрета, который не распространялся на использование воробейника во время праздника Цихань, где зрители символически помогали прогнать болезнь, забрасывая спасительной травой танцоров, изображавших изгнание духа поветрия на специально для этого построенной сцене. Правда, им пришлось потратиться на маски и в спешке придумывать собственный танец, но зато отвлечь внимание многочисленных зрителей от главной сцены получилось легче, чем Чангэ ожидала. Вероятно, дело было в том, что «дух поветрия» другой команды, довольно крупный мужчина, двигался не слишком быстро и изящно, а другие члены команды могли лишь немного приподнять его, используя свои колени и плечи, в то время как Чангэ, подброшенная в воздух Ло Шибой и Сюй Фэном, легко кувыркалась в воздухе, точно приземляясь на подставленные руки друзей, пока Мими кружилась вокруг них, изгибаясь в красивых плавных движениях.
Восторженные зрители закидали их импровизированную сцену ветками воробейника гораздо гуще, чем сцену их соперников. Этого количества должно было с запасом хватить даже на лечение, если понадобится, всего Соколиного войска. Только уехать им не позволили. Вместо этого они все вместе предстали перед королем Мобэй, оказавшимся тем самым «духом поветрия», с командой которого они соревновались несколько часов назад.
Король Пуса был красивым мужчиной лет тридцати. Его заплетенные в косы волосы того же огненного оттенка, что у Мими Гули, были небрежно заброшены за спину, лишь две свободные пряди обрамляли скуластое лицо с узкими темными глазами, внешние уголки которых были высоко подняты, придавая ему вид почти неземного существа. Он внимательно оглядел жестким, но в то же время как будто забавляющимся взглядом каждого из них, задержавшись взглядом сначала на Чжэньчжу, потом на Чангэ, и, проигнорировав вежливые слова, произнесенные господином Цинь, холодно обратился к заглядевшейся на его необычное лицо Чангэ:
