«А-Юань, с тобой все в порядке? Ты не поранилась?» — услышал Сюй Фэн взволнованный вопрос тегина.
«Все в порядке, братик Ачжунь», — по-детски серьезно ответила А-Юань. — «Я увидела цветочек, но нечаянно сползла в яму и не смогла вылезти. Тогда я подула в свисток, как ты меня научил, и ты меня быстро нашел».
«Умница. Давай выбираться отсюда». Он поднял ее на руки и ловко взбежал по крутому склону почти до верха, где Сюй Фэн уже автоматически протянул руку, чтобы помочь ему выбраться.
«Ничего не случилось», — с видимым облегчением успокоил тегин Сюй Фэна, который все не мог оторвать взгляда от А-Юань, доверчиво прижавшейся к тегину и крепко сжимающей в руке волчий свисток{?}[Волчий свисток - охотничий свисток, вырезался степными народами из кости волка.], висящий на плетеном кожаном шнурке у нее на шее.
Много раз после того дня Сюй Фэн ловил быстрый взгляд тегина, которым тот окидывал лагерь, чтобы убедиться, что малышка Юань не пропала снова…
…
Недавние воспоминания, будто призванные подчеркнуть благородство ненавистного врага, всколыхнули едва улегшееся раздражение. О том, чтобы уснуть, не было и речи. Сюй Фэн поднялся, повел плечами, разогревая застывшие от холода и долгой неподвижности мышцы, подошел к спящему тегину и ткнул носком сапога в его вытянутую ногу. Ашилэ Сун открыл глаза, незамутненно сверкнувшие в свете костра, и равнодушно спросил:
— Что?
— Не хочу больше мириться с твоим присутствием, — с вызовом ответил Сюй Фэн. — Кто знает, что ты замышляешь. Ты нам здесь не нужен. Командующего Ли мы найдем и сами.
Тегин на мгновение задумался и вдруг спросил, так, будто предлагал вместе выпить:
— Хочешь подраться со мной?
— Если бы господин Цинь не останавливал меня, — мгновенно вспыхнул Сюй Фэн, — я бы давно тебя поколотил!
Единым слитным движением Ашилэ Сун поднялся на ноги, заставив его от неожиданности попятиться.
— Хорошо. Можешь попробовать.
Сюй Фэн бросился на него первым. Он неплохо дрался на кулаках и был уверен, что сможет выполнить свою угрозу и как следует отмочалить противника. Однако, драка затягивалась, а никому из них не удавалось нанести удар, способный остановить другого, не говоря о том, чтобы свалить его с ног. Сюй Фэн начал опасаться, что Ашилэ Сун потащит из ножен, пристегнутых к поясу, кинжал, чтобы обеспечить себе преимущество и закончить бой в свою пользу. Но тот внезапно ускорился и осыпал Сюй Фэна серией отточенных ударов, направленных в самые чувствительные части тела. При всем старании Сюй Фэн не успел оборониться ото всех и, пропустив сильный удар в грудь, отлетел назад, задохнувшись от резкой боли. Наблюдавшие за дракой охранники бросились на остановившегося тегина, потиравшего едва не выбитую пропущенным ударом Сюй Фэна челюсть.
— Я признаю поражение, — выдавил из себя Сюй Фэн, тяжело приподнимаясь на согнутое колено. Это заставило охранников снова отступить. Ашилэ Сун отошел к крайней повозке, вытащил оттуда мех с вином, привезенный им с собой, сделал несколько глотков и, подойдя к Сюй Фэну, протянул мех ему.
— Ты сильнее, чем я думал, — одобрительно сказал он.
— Нечего насмехаться. Ты победил бы и нас троих, — глухо отозвался Сюй Фэн, кивая на охранников. — Если мы были сильны, почему губернатору Гунсун Хэну пришлось жертвовать собой?
— Гунсун Хэн был героем, — торжественно произнес тегин.
— Да что ты знаешь?! — воскликнул Сюй Фэн, впервые не чувствуя обжигающей ярости, вызываемой любым произнесенным тегином словом.
— Я просто… завидую. Вы сражались с ним бок о бок. И готовы сражаться за него до сих пор. Это того стоило.
Сюй Фэн выхватил у него из руки мех и жадно приник к нему. Тегин усмехнулся и непринужденно приземлился рядом.
— Что смешного? — вытирая губы и возвращая мех, спросил Сюй Фэн.
— Вспомнил, как мы однажды вот так выпивали с Чангэ… После мы стали друзьями.
— Друзьями? Ты родом из степей, и называешь командующего Ли другом?
— А что? Нельзя? — снова усмехнулся Ашилэ Сун.
Жар прошедшего боя спалил раздражение и ненависть, омрачавшие душу. Сюй Фэн хмыкнул и почти миролюбиво сказал:
— Ты все-таки интересный парень… Ладно, давайте выпьем все вместе. Только пошли к костру, а то я точно загнусь от холода.
И он без колебания схватил протянутую вскочившим тегином руку, позволяя тому одним рывком поднять его на ноги.
========== 5.2 Осознание ==========
Комментарий к 5.2 Осознание
timeline: 27-28 серии
Всю дорогу до Лояна Сыту Ланлан, которого Чангэ упорно отказывалась называть учителем, как ему бы хотелось, заставлял ее двигаться, разучивая и тренируя приемы искусства Меча девы Юэ. Как и ожидал монах Сунь, это придавало Чангэ бодрости и отвлекало от нерадостных мыслей. Но заученным движениям не хватало легкости и уверенности. Сыту Ланлан по-прежнему на два счета выбивал меч из ее рук. «Тебе будет сложно в полной мере овладеть этим боевым искусством», — понаблюдав за их тренировками несколько дней, добродушно сказал монах Сунь. — «Путь, которым ты следовала до сих пор, отличен от пути Меча девы Юэ. Возможно, тебе стоит подумать о другом пути». Чангэ не возразила ему. Ее саму терзало опасение, что, идя путем, которому ее обучали с детства, она где-то сильно ошибалась.
В Лояне они направились к Скиту Плывущих Облаков, настоятельница которого, госпожа Циндань, была той самой ученицей, пригласившей монаха Сунь воспользоваться его лекарским мастерством для оказания помощи нуждающимся. А потом, уже в ските, Чангэ выбила из реальности старинная каллиграфия, висящая напротив входа одной из жилых комнат, куда ее привела встречавшая монаха и его спутников улыбчивая девушка. Чангэ провела почти двое суток, сидя без движения и не отводя взгляда от каллиграфического изображения основного даосского принципа{?}[無為 (увэй) - принцип “недеяния” в даосизме. Некоторые из трактований увэй: деяние, не превышающее природную “меру вещей” (например, ненасильственная помощь), ненавязывание, невмешательство, созерцательная пассивность.], а когда наконец поднялась и попробовала воспроизвести движения, которым научил ее Сыту Ланлан, они дались ей почти с легкостью.
— Ты не выходила из этой комнаты с того момента, как пришла сюда, — вновь усевшись на коленях перед каллиграфией, вскоре услышала Чангэ позади себя голос настоятельницы. — Проходя недавно мимо, я видела, как ты тренировалась в воинском искусстве. Может быть, хочешь поделиться своими мыслями?
— У меня были разные учителя, — подумав, сказала Чангэ, — и я читала книги разных мудрецов. Мне никогда не нравилось невмешательство даосизма. Нужно сразиться с врагом, чтобы обеспечить мир. Нужно приложить все силы и бросить вызов Небесам, чтобы добиться благой цели. Я непреложно верила в эти принципы. Но за последние дни я поняла, что ошибалась. Если бы я не сражалась, не погиб бы тот, кто был дорог мне как брат. Если бы я не сражалась, человек, бывший мне как отец, не покончил бы с собой. Друг, предложивший мне все, что у него было, не оказался бы в опасности и не потерял из-за меня самого близкого ему человека… Тот, кто спас мою жизнь, предложил мне подумать об ином пути. Путь невмешательства — его мне следовало держаться с самого начала.
— Наши даосские предки милосердны, — произнесла госпожа Циндань. — Если ты действительно так думаешь, то время, проведенное здесь, не прошло для тебя даром.
— Но что делать теперь? — с навернувшимися на глаза слезами воскликнула Чангэ. — Мертвых не вернуть. Хотела бы я понять это раньше…
— Твое осознание уже важно… В Лояне сейчас много беженцев. Скит Плывущих Облаков занят помощью им. Если ты свободна, можешь пойти со мной и монахом Сунь и помочь нам с ними.
На следующий же день Чангэ присоединилась к настоятельнице, направлявшейся к лагерю беженцев у южных холмов, граничащих с городом, где были раскинуты палатки лагеря беженцев. Взяв себе имя Али, она решила остаться в Скиту Плывущих Облаков и начать жить заново, помогая и заботясь об обездоленных людях так, как это делали другие обитательницы скита.