— Дядя… — начал Шээр, но был перебит ханом, который сделал вид, что ничего не случилось, и заговорил с Суном теплым «отеческим» голосом:
— Сун, в этот раз ты захватил Шочжоу за десять дней, за что заслуживаешь все почести и должен быть вознагражден. Можешь забрать себе половину трофеев Шочжоу… И еще… у тебя, кажется, не хватает людей. Как только вернусь в Главный Шатер, отберу для тебя лучших рабынь и служанок.
— Благодарю, отец, — приложив руку к груди, произнес Сун положенные слова благодарности, и хан спешно удалился, даже не взглянув на Шээра, который пытался что-то сказать в свое оправдание. Обменявшись с Суном убийственными взглядами, шад последовал за ним.
Сун повернулся к Му Цзиню. Тот все еще выглядел немного ошеломленным, хотя во взгляде его читалось облегчение.
— Шад переходит все границы, — сказал он. — Он всерьез хочет твоей смерти? Сун, неужели ты снова спустишь ему это? Если бы этот Ван Цзюнько не решил, что его обвиняют в растрате сокровищ, и не перепугался до помутнения рассудка, он бы тебя утопил. Великий Хан только и ждет повода…
— Му Цзинь, осторожнее со словами, — предостерег Сун. — Что касается Шээра, я никогда не думал, что он дойдет до такой низости, и опускаться до его уровня не собираюсь. Но соглашусь с тобой — на этот раз он и впрямь зашел слишком далеко. Нам повезло, что Ли Шисы сегодня был на нашей стороне.
— Ты уверен, что это он придумал? — недоверчиво спросил Му Цзинь.
— Уверен. Он успел хорошо познакомиться с этим типом, — Сун кивнул в сторону лежащего на полу тела. — Надо узнать, как Шисы это устроил.
========== 3.4 Отзвук минувших дней ==========
Комментарий к 3.4 Отзвук минувших дней
timeline: 17 серия
Подобно другим обитателям, оказавшимся на пути покидающего лагерь Соколиного войска Великого Хана, Чангэ стояла, приложив к груди руку в жесте повиновения и с опущенной головой, что не помешало ей исподтишка взглянуть на лица хана и шада. Великий Хан казался немного раздраженным, но не разгневанным и даже почти довольным, чего нельзя было сказать о шаде, с кислым выражением лица шагающем за ним следом. Ван Цзюнько с ними не было — по словам охранявших шатер тегина воинов, он был убит шадом при попытке оклеветать его перед Великим Ханом. Ее сумасшедшая задумка сработала!
Увидев лицо человека, которого, как только хан в сопровождении тегина и шада прошел в шатер тегина, привели и оставили в патрульном шатре у входа в лагерь люди шада, она поняла, что тегину грозит реальная опасность. Между тегином и шадом, по словам Му Цзиня, царила непримиримая вражда, а продажный Ван Цзюнько, без сомнений, ради выгоды готов был подтвердить любой навет шада. Перебрав в уме события в Ючжоу, Чангэ вспомнила о брошенных шадом повозках с вещами из сокровищницы Ючжоу и услышанный однажды в Шочжоу разговор между воинами о том, что для степняков сокрытие военных трофеев от Великого Хана чуть ли не страшнее предательства. И тогда в голову ей пришла идея, как можно вывести Ван Цзюнько из игры…
— Уфф, это было страшно! — глядя вслед удаляющемуся отряду хана, выдохнул стоявший рядом Нуэр, которого Чангэ привлекла на помощь. — Кстати, откуда ты об этом узнал? — поинтересовался он, поворачиваясь к Чангэ. — Как только Ван Цзюнько услышал, что шад собирается обвинить его в присвоении сокровищ Ючжоу, он страшно запаниковал.
— На самом деле, шаду не удалось ничего вывезти из Ючжоу, — ответила Чангэ. — Но Ван Цзюнько об этом не знал. Он испугался, что Великий Хан обвинит его в сокрытии и растрате, поэтому и сказал, что во всем виноват шад. Вообще, это было рискованной игрой. Я не был уверен, что он потеряет голову от страха, но ничего другого не смог придумать. К нашему счастью, удача оказалась на стороне твоего тегина.
— Ли Шисы, ты спас не только тегина, — с искренним уважением произнес Нуэр, — но и все Соколиное войско. Я восхищаюсь тобой. Отныне можешь считать меня своим другом.
Чангэ слабо улыбнулась. Совсем недолгое время назад, когда она позвала Нуэра на помощь, он, прежде чем услышал о грозящих тегину больших неприятностях, отказался пойти с ней, неприязненно заявив: «Думаешь, теперь ты один из нас и можешь командовать?». Теперь же он смотрел на нее с доверием и дружеским интересом.
«Как ты сказал, Ачжунь… тегин Сун… удержаться и завоевать доверие окружающих. Смотри, я делаю что ты хотел. Но… возможно ли завоевать доверие тегина? Или ты всегда будешь оставаться настороже, ожидая, что однажды я нанесу тебе удар в спину?» — грустно подумала Чангэ.
На нее внезапно нахлынули воспоминания о днях, проведенных в Ючжоу. Воспоминания, в которых Ачжунь разговаривал с ней, старался отвлечь от тяжелых мыслей, поддерживал, спасал… Он называл их друзьями. А она не сомневалась в его искренности и доверяла ему…
Безликого тегина Соколиного войска Чангэ ненавидела всей душой: за свою собственную едва не случившуюся смерть от его стрелы и гибель множества воинов во время осады Восточных ворот, за трагическое самопожертвование Гунсун Хэна и его разрушенную семью, за падение Шочжоу. Как ненавидеть того, кто однажды был ее другом Ачжунем, кто много раз помогал ей, «переживал за тебя, спасал», по словам Му Цзиня, кто снова вернул ее к жизни, и кому она вопреки всему продолжала верить, Чангэ не знала. Они больше не были друзьями. Но кем они теперь стали?
…
После отъезда Великого Хана Сун оставил Му Цзиня распоряжаться разделением военных трофеев Шочжоу и отправкой основной их части в Главный Шатер, а сам, взяв с собой десяток воинов Су Ишэ и старого шамана, выехал в степь, чтобы провести торжественный похоронный обряд для головы Гунсун Хэна.
Позже он ушел к небольшому озерцу, затерявшемуся среди кустарников неподалеку от лагеря. Озерцо подпитывалось холодными ключами, пробивающимися через какие-то породы, придававшие воде необычный лазурный оттенок. Сун приходил сюда, желая побыть в одиночестве, особенно когда в очередной раз убеждался в отсутствии доверия к нему приемного отца, вынужденный вновь доказывать свою преданность Великому Хану после какого-нибудь наговора Шээра.
Он свыкся с этим. Подозрительность и недоверие отца больше не ранили так сильно, как несколько лет назад, хотя в душе все равно каждый раз оставался неприятный осадок и щемящее ощущение безысходности.
Но на этот раз Сун был больше расстроен из-за бесчестного поступка Шээра. Все еще помня, что в детстве они были лучшими друзьями, он никогда не думал, что шад ненавидит его столь сильно, чтобы желать ему смерти. Шээр дважды обвинил Суна в предательстве и сговоре с Тан, прекрасно зная, что больше всего Великий Хан опасается именно того, что однажды Сун нарушит верность роду Ашилэ и использует Соколиное войско, чтобы захватить власть. Если бы Шээру удалось задуманное, хан, несомненно, предпочел бы поверить ему. Сун боялся даже представить, какими могли бы тогда быть последствия, — и для него, и для людей Соколиного войска. Человеческие жизни мало что значили для Великого Хана, и даже если не смерть, многим грозило бы провести остаток жизни в рабстве.
«Благодарение богу Сириуса, что Шисы встала на мою сторону», — размышлял Сун, против воли погружаясь в воспоминания об их с Шисы ночных беседах в Ючжоу. Он так хотел поцеловать ее тогда… — «Надеюсь, когда-нибудь она сможет меня простить».
…
Уже в сумерках Сун вернулся в лагерь. Задержался напротив шатра Нуэра, увидев Шисы, подставляющую легкие кресла к вытащенному на улицу столу, и Нуэра, разливающего в две плошки вино из меха. «Хорошее вино!» — донеслись до Суна слова одобрения залпом выпившей Шисы. «А ты понимаешь в выпивке!» — Нуэр дружески хлопнул ее по плечу, и оба рассмеялись. Сун почувствовал легкий укол сожаления? ревности? Ему вспомнился тот теперь уже далекий вечер, когда он окончательно уверился в том, что Шисы — девушка, и они вот так же приятельски выпивали в охотничьей хижине где-то в лесах Тан, на время забыв о своих проблемах, обязанностях и враждебности окружающего мира. Тогда Сун впервые осознал, что Шисы нравится ему как женщина, и все казалось простым и безоблачным. Теперь он не был уверен даже в том, что когда-нибудь она снова посмотрит на него как на друга.
