Они провели в городе несколько дней, осматриваясь и собирая самые разные слухи. Шочжоу оказался на удивление оживленным и процветающим городом, если принимать во внимание его близость к границе и почти ежедневные стычки дозорных отрядов с небольшими группами вооруженных степняков, по счастью, не слишком приближавшихся к городу. Открытые ворота города не препятствовали свободному входу и выходу, но были чрезвычайно массивными и крепкими. Чангэ также заметила, что стены города были толще обычно строящихся городских стен, и хорошо укрепленными, дозорные башни никогда не пустовали. Если закрыть городские ворота, Шочжоу оказывался надежно защищенным от вторжения, а продовольственные запасы в городе позволяли не беспокоиться по поводу возможной осады.

Благополучием города жители были обязаны губернатору Гунсун Хэну, который еще со времен правления династии Суй не только укреплял городские стены и наращивал вооруженные силы, успешно ограждая город от нападений степняков, но и привлекал в Шочжоу людей из других округов, предлагая бесплатно участки земли и торговые места в городе. Гунсун Хэна уважали и любили.

Волей случая (а также благодаря разговорчивости и располагающему к себе характеру Адо, узнавшему кое-что интересное от местных бродяг) им удалось спасти от нападения разбойников жену и пятилетнюю дочь губернатора и поселиться в его поместье, представившись братьями, ищущими работу и надежного хозяина. Губернатор, наверняка, подозревал, что они были не совсем честны с ним, но он дал Чангэ шанс, убедившись в ее способностях к быстрым и стратегически верным решениям.

Изначально Чангэ намеревалась завоевать доверие Гунсун Хэна и использовать городскую армию для своей мести Ли Шимину, от которой не собиралась отказываться даже после неудачи в Ючжоу. Поскольку ослепляющий гнев, гнавший ее из Чанъаня в Ючжоу, немного утих, она не собиралась больше торопиться и действовать необдуманно. Было два высказывания, которые Чангэ приняла близко к сердцу. Первое из них принадлежало Ли Шимину, тогда еще любимому второму дяде: «Если ты не достаточно сильна, не лезь напролом, затаись, пока не соберешь силы, и только тогда атакуй». Вторым было сказанное в Ючжоу генералом Шэн Гу: «Безопасность людей должна стоять на первом месте». Теперь, чем больше времени она проводила рядом с Гунсун Хэном, все более убеждаясь в его искреннем и благородном стремлении обеспечить безопасность жителей города, тем сильнее становились ее сомнения. Могло ли что-либо заставить этого человека принять участие в войне против законного правителя, поставив под угрозу жизни людей, которых он должен был защищать? И позволительно ли ей даже думать о том, чтобы ради собственных интересов позволить оголить северную границу и подвергнуть опасности жителей Шочжоу?

— Учитель, вы давно ждете? — прервал ее размышления веселый голос вынырнувшего из толпы Адо, который немедленно плюхнулся на соседнюю скамью и повел носом, принюхиваясь к запаху мясного бульона, в котором готовилась лапша. В животе мальчика громко забурчало.

— Голоден? — спросила Чангэ, слегка улыбнувшись, когда он быстро закивал головой. Она махнула рукой продавцу, и тот незамедлительно поставил перед ними по чашке лапши.

Торопливо утолив первый острый голод, Адо приостановился, перевел дух и спросил:

— Учитель, вы уже придумали, как убедить губернатора? Я вот подумал, если вы поможете ему проанализировать политический климат и пообещаете светлое будущее, ему, как бывшему подданному династии Сунь, это может понравиться.

Чангэ усмехнулась — хоть слова его и были наивны, Адо думал о том же, что и она — и покачала головой:

— Боюсь, это не то, чего хочет Гунсун Хэн.

Адо продолжил есть и вдруг закашлялся, подавившись.

— Что ты как маленький?! Как можно лапшой подавиться? — укорила Чангэ.

— Учитель, — понизив голос, пробормотал тот, — я вдруг вспомнил, что у нас нет денег. Мы слишком много потратили, чтобы купить еду бродягам.

— Что, совсем ничего не осталось? — украдкой взглянув на занятого готовкой продавца лапши, наклонилась к нему Чангэ.

— Ну, это же вы сказали, что мы должны отблагодарить тех, кто нам тогда помог. Я и… — Мальчик быстро огляделся по сторонам. — Надо бежать!

В этот момент продавец, привлеченный их перешептыванием, подошел к столу.

— Господа, вы насладились едой? Десять медяков за две чашки лапши, пожалуйста.

Чангэ поднялась из-за стола и поклонилась ему.

— Хозяин, простите, мы вышли из дома второпях и забыли деньги. Мой брат сходит за ними, а я пока подожду здесь.

Адо быстро вскочил и бросился прочь, на ходу крикнув:

— Да-да, я сбегаю за деньгами.

— Куда побежал? — закричал ему вслед продавец лапши, но тут же повернулся к Чангэ и крепко схватил ее за руку. — Знаю я вас, один сбежал, и другой думает, как вывернуться.

— Нет же, хозяин, — попыталась убедить его Чангэ, лихорадочно пытаясь придумать, как выйти из этой неприятной ситуации, — брат принесет деньги, подождите немного.

Вокруг, привлеченные громким голосом торговца, уже начали собираться зеваки. Воодушевленный присутствием зрителей, он воскликнул еще громче:

— Да кто тебе поверит! Я с такими уже имел дело. Пойдешь со мной, пусть стражники из тебя деньги вытрясают!

— Сколько он должен? — сладкой песней спасения прозвучал для Чангэ неожиданно раздавшийся знакомый голос. — Я заплачу.

Чангэ подняла глаза. Ачжунь говорил с торговцем, но смотрел при этом на нее — неотрывным, нечитаемым взглядом.

— Десять медяков, — мгновенно растеряв весь свой пыл, подобострастно ответил продавец, кланяясь надменно выглядящему господину. Ачжунь не глядя бросил ему связку монет.

— Остальное забери себе.

Не обращая больше внимания на благодарно кланяющегося и рассыпающегося в извинениях торговца, Ачжунь огляделся, холодным взглядом темных глаз разгоняя зевак, и снова повернулся к Чангэ.

— Давно не виделись, Шисы.

Он решительно схватил ее за руку и повел прочь. Точно так же он держал ее руку в Ючжоу, уводя от Хао Ду, вспомнила Чангэ, почему-то даже не думая сопротивляться. Глубоко в душе, так глубоко, что почти можно было бы притвориться, что ничего нет, она все время надеялась, что они еще увидятся, и была рада новой встрече.

В боковой улочке Ачжуня дожидались две нагруженные поклажей лошади и молодой мужчина примерно одного с ним возраста. Черты его лица были более мягкими и подвижными, чем у Ачжуня. Чангэ поняла, что он скорее друг, чем слуга, когда он он с веселым любопытством поинтересовался:

— Это кто такой?

Впрочем, Ачжунь оставил его вопрос без внимания. Повернувшись к Чангэ, он произнес:

— Я сказал тебе не приходить в Шочжоу. Ты меня не послушал.

— А ты? Сам-то пришел, — парировала она, бросая короткий взгляд на прислушивающегося к ним спутника Ачжуня. — Как твоя рана?

— Ты и про рану его знаешь? — не удержался тот, подходя ближе.

— Конечно, знаю, я ее перевязывал.

Уголки губ Ачжуня дрогнули, будто сдерживая улыбку, а его товарищ возмущенно вскричал:

— Так это был ты! Без твоей перевязки она давно бы зажила, а теперь…

Ачжунь молча бросил ему предупреждающий взгляд, заставивший его подавиться словами, и ответил на ее вопрос:

— Все в порядке.

Чангэ перевела взгляд со спокойного лица Ачжуня на возмущенное — его товарища, который, однако, больше ничего не говорил, и немного неуверенно произнесла:

— Тогда, хорошо… Кстати, Ачжунь, пограничная торговля в Шочжоу ограничена строгими рамками. Спекулянтам, вроде тебя, тут не разжиться.

— Шисы, как долго ты собираешься пробыть в Шочжоу? — не откликаясь на ее слова, серьезно спросил он.

— Мы же договаривались не лезть в дела друг друга, — ушла Чангэ от ответа, пронаблюдав, как его друг при этих словах подался вперед, всматриваясь в ее лицо, но тут же отступил под взглядом Ачжуня.

— Учитель, учитель! — подбежал к ним откуда-то появившийся Адо. — Вам удалось сбежать!

И увидев, с кем она беседует, удивленно воскликнул: — Торговец?!