Шисы молчала, но, судя по коротким взглядам, которые она бросала на него, просто не решалась задать вопрос. Сун даже догадывался, что ее беспокоит.
— Спрашивай, что хотел, — наконец предложил он. — Что тебя так сильно интересует.
— Кто тебя ранил? — не сразу откликнулась принцесса. — Откуда взялись те лошади?
— Не надо ходить вокруг да около. Ты ведь хотел узнать обо мне?
— Да.
— Я из рода Ашилэ.
Шисы на момент замерла в середине движения. Вздохнув, спросила:
— Ты знаешь шада Ашилэ. Он сговорился с Ван Цзюнько, чтобы разграбить сокровищницу Ючжоу. Ты к этому тоже причастен?
— Скажем так, эта рана нанесена человеком шада. Я кое-что сделал, чтобы они не смогли увезти повозки с ценностями, поэтому вы смогли вернуть их.
— Это был ты! — воскликнула принцесса, возвращаясь к перевязке. — Кто же ты на самом деле?
— Ачжунь, — немедленно ответил Сун.
Принцесса резко дернула за концы лоскута, прикрывающего рану, который стягивала в узел у него на плече, заставив Суна поморщиться, когда ткань больно проехалась по ране.
— Ладно, не хочешь говорить, не надо, — присев рядом, сказала она, недовольно глядя на него. — Буду считать тебя беспринципным спекулянтом. Но я не могу не помочь нуждающемуся.
Сун скептически оглядел стягивающие грудь лоскуты с торчащими на плече узлами, снисходительно усмехнулся ей в лицо и поднялся, чтобы натянуть на голое тело свой кафтан.
— Куда ты теперь направляешься? — легко спросил он.
— Тебя не касается.
— Отсюда ведут только два пути. Один в Шочжоу, другой — в степь. Полагаю, ты не в степь собрался, — вопросительно приподняв бровь, предположил Сун.
Шисы отвела взгляд. В самом деле?!
— Не ходи в Шочжоу! — озабоченно сказал Сун. — Это на границе и слишком далеко от Чанъаня. И к тому же там многие годы не прекращается война.
— Позаботься лучше о себе, — отмела его слова принцесса.
— Я серьезно говорю!.. — Сун заставил себя остановиться и перевел дух, возвращая свой обычный невозмутимый вид. Шисы не желала его участия, и он обещал не вмешиваться в ее жизнь. — Тебе следует уйти. Здесь небезопасно. Если кто-то спросит, не говори, что видел меня.
— Ты… справишься один? — нерешительно спросила она, должно быть, удивленная, что он внезапно решил выставить ее за дверь.
— Не беспокойся, так быстро я умирать не собираюсь, — усмехнулся Сун, но, едва она повернулась к двери, вспомнил кое-что еще: — Постой. — Он протянул ей свой мешочек с монетами: — Не ночуй больше в сараях.
— Мне не нужны подачки, — задумчиво произнесла принцесса, подбрасывая мешочек в руке. Он был достаточно тяжелым.
— Считай, я дал тебе взаймы. Потом вернешь, — лишил ее повода отказаться Сун.
— Спасибо, — поразмыслив немного, поблагодарила она и, распахнув двери, ушла в ночь.
Глядя ей вслед, Сун тихо произнес:
— До встречи, Шисы… Нет, не так. До встречи, принцесса Юннин.
========== <Заметки на полях> ==========
Едва ли кто-то станет обращать внимание на всякие мелочи и нестыковки, когда ни мысли, ни взгляд не в состоянии оторваться от шикарного тегина У Лея и замечательно вписавшейся в образ мужественной принцессы Дильрабы.
Но дотошный зритель, или же тот, кто пересматривает серии в стопитсотый раз чуть ли не под микроскопом :), при просмотре дорамы регулярно ловит фейспалмы и задает себе вопросы о логике происходящего, ответов на которые, как водится, ему никто не дает. Предлагаю мои самые любимые из “Чанъаньских” первых серий.
Начнем с матча в цуцзюй. Примем как данность, что “позаимствованная” у Вэй Шуюя форма села на принцессу как влитая (кстати, где она переодевалась и как ухитрилась быстренько поменять прическу?). Но очень сомнительно, что под женским платьем, в котором она появилась среди зрителей, скрывались форменные цуцзюйские сапоги женского размера. К тому же, цуцзюй - чисто физически непростая игра, это вам не мячик по полю гонять. А игроки слишком спокойно приняли сменившегося капитана. Знали, кто перед ними и были уверены, что она сумеет повести игру? Или запросто приняли руководство какого-то левого, неизвестно откуда взявшегося, парнишки в игре государственной важности?
Дальше побег принцессы из дворца после мятежа. В самый разгар зачистки от мятежников Восточного Дворца принцесса, не ведающая о происходящем, бегом (!) через весь город возвращается во дворец, бродит по всему двору, обнаруживает, что ее матушка мертва, потом легко и просто уходит от погони, прыгнув с моста на дворцовой территории в какой-то водоем, из которого выбирается уже за ее пределами. И куда делась погоня, почему всем наплевать на дочь мятежного принца, хотя гвардейцы Ли Шимина прочесывают все вокруг в поисках причастных и не очень?!
В попытке осуществить месть за убитую мать позже Чангэ проникает во дворец Хунъи с помощью бирки в виде рыбы, которую стянула у Вэй Шуюя. Шуюй ведет себя, на мой взгляд, нелогично. Он принял бирку, то есть согласился перейти на сторону Ли Шимина, из-за угроз советника Ду его родителям, служившим прошлому Наследному Принцу. Если так, то обнаружив, что Чангэ украла у него бирку, он должен был бы первым делом бежать во дворец и сообщить об этом. Ведь было ясно, как белый день, что ничего хорошего она не замышляет, а если что случится и начнут выяснять, как она попала во дворец, обнаружат именную бирку, тогда его семью уже ничто не спасет. Или он что, думал, она пойдет к убийце родителей чаи гонять и разговоры разговаривать? Наивный влюбленный мальчишка!
Сун тоже несколько странный. Ладно, первая встреча с принцессой в мужском платье была короткой и незначительной. Пусть, во время матча думалось больше о стратегии и тактике игры. Но не понять, что перед тобой не парень, обхватив за плечи, пусть и мускулистые благодаря “мужским” занятиям принцессы, прижав к себе и глядя в лицо с расстояния двух ладоней, - для этого могут быть, по моему мнению, только две причины. Или принцесса действительно была мужеподобной (и тогда непонятно, по крайней мере, что в ней нашел Вэй Шуюй), или Сун - недостаточно проницательным (хотя нас убеждают в обратном на протяжении всей дорамы). Я предпочитаю верить, что в этот момент он заподозрил, что она девушка, а позже лишь получил окончательное подтверждение. Хотя это не помешало ему использовать ее в сцене с отнятым конем: вряд ли какому-то дворцовому юнцу удалось бы вот так запросто вышвырнуть из седла сросшегося с конем жителя степей и безнаказанно умчаться прочь. Скорее Сун воспользовался случаем уйти от погони, подставив нахальную девчонку, коль скоро ей уже удалось один раз сбежать от стражи после неудавшегося покушения на Ли Шимина. И не его проблема, что стражники настолько тупы, что не заметили или не обратили внимания, как всадник в черной накидке с капюшоном на скаку превратился в юношу (?) в белом с красными птичками.
Кстати, это одеяние - мой просто фаворит среди фейспалмов. Хотя там вообще возникает вопрос: скрываясь на протяжении нескольких дней в городе, без средств к существованию, где Чангэ находила вещи, чтобы переодеться, например, в одежды служащего дворца, когда пошла мстить. Но это платье - верх идиотизма, имхо. Это должно было быть мужское платье?! Аллё, девушка, вы в розыске, ничего неприметнее надеть не судьба?! Куда делся хотя бы тот синий клетчатый халатик, который был на ней перед покушением?..
Ну, и еще особый восторг вызывают донесения, получаемые Суном от шпионов Ашилэ чуть ли не во время упоминаемых в них событий. Доступ к дворцу может быть перекрыт, на участников событий наложен строгий запрет говорить о происходящем, служба безопасности сбивается с ног, чтобы не дать информации просочиться вовне. Но мятеж в Восточном Дворце еще не до конца подавлен, а тегин уже в курсе всего; распоряжение о помиловании солдат мятежников едва поступило в войска, а тегин уже читает пространное донесение; неудачная попытка убийства Ли Шимина едва состоялась, а ему уже доложили в подробностях; и даже о побеге Чангэ (и откуда у Суна уверенность, что именно она совершила покушение, логичнее же было бы предположить, что это какой-то недобитый мятежник, оставшийся во дворце?) из-под стражи он узнает едва ли не раньше, чем люди во дворце. Как им это удается?!
