С большой осторожностью, будто он был хрустальный, Зыкин повернулся в сторону скрежещущих звуков. Дверца счетчика немного оттопырилась и инженер теперь молился, молился об одном – лишь бы закрывавшая щиток проволочка не раскрутилась.
Край
В Городе он жил уже порядком, но никогда еще не видел похорон. В любом населенном пункте, а может и рядом с ним должно быть кладбище… или, на худой конец, похоронное бюро. Ничего подобного в Городе не наблюдалось. Можно было подумать, что здесь нет смерти, никто не хворает, не покидает бренный мир. Всюду одно лишь движение, наполняющее исполинские поры городского организма.
Проезжая по Городу, он видел тысячи людей, на манер крови непрестанно циркулировавших по венам и артериям мегаполиса. Со времен он и сам поверил, что смерти нет – раз нет церемоний, всех этих атрибутов траура, значит нет и самой костлявой. Ступая по земле, старуха с косой почему-то обходит стороной это место, оно будто проскальзывает мимо ее худых ног…
И вот однажды он добрался до окраины Города, где, словно две тропические реки, сходились травяной и асфальтовый потоки. Выйдя из машины, он видел, как асфальтовое покрытие кончалось, обрезанное зелеными ножницами. Впереди же простирались поля, заползая изумрудной лентой за самый край горизонта. Хлорофилловая бесконечность.
Перешагнув неровный шов дороги, он углубился в травяной океан. Торчали пустоцветные стебли, качались вылезшие из земли сочные побеги. Здесь веял ветер, вознося свои прерывистые литании к васильковым небесам… Но не только его вопли нарушали тишину. Он слышал стон, исходящий из близлежащих кустов – за ними испускал дух незнакомец. Похоже, весь путь сюда он проделал на животе: позади него виднелась примятая трава, как если бы что-то тяжелое протащили по зеленому настилу.
Широко открыв глаза, стоя на границе жизни и смерти, он наблюдал их… их было не сосчитать – они лежали, ползли, корчились. Часть из них уже превратилась в траву, походя на дурно сделанные пугала: из воротника, рукавов, штанин пробивались ростки полевых трав. А над всей этой зеленой покойницкой реял ее незримый ветреный хранитель.
Свиньи
Прямо по центру неба, точно паук на невидимой паутине, устроилось солнце. Оно протягивало свои жгучие щупальца, но ни одно из них не причинило вреда божественному телу Рамоны Паоли. Супермодель. Этим все сказано. Каждый ее выход был подобен модному показу где-нибудь в Париже или Милане. Любое событие она превращала в шоу, под ее бесподобными и бесконечными ногами обычный песок становился подиумом, по которому она плыла истинной королевой…
Сейчас на ней было колье от «Бабалунис» с новейшей застежкой в виде шпингалета. Сол, ее неизменный компаньон и телохранитель, следовал за ней. Голова опущена, челюсть выдвинута – сторожевой пес, готовый к прыжку.
– Какая милашка! – Рамона томно опустила ресницы, помахав свинке, бодро плывущей по волнам. Волны перекатывались, оставляя за собой белоснежный песок. Вода смотрелась расплавленным аквамарином. Впрочем, лишенному поэтического настроя бойфренду Рамоны море напомнило водицу на дне унитаза в его квартире в Камдене.
Оставив роскошные аксессуары у шезлонга, Рамона скрылась под набежавшей волной. Ее тут же окружили свинки. Они ловко перебирали копытцами в прибойной пене, выклянчивая у туристов вкусную и вредную человеческую еду.
Никто не знал точно, как они здесь появились. Кто-то грешил на кораблекрушение, кто-то верил, что здесь, близ Багамских островов, их в качестве живых консервов оставили моряки. Оставили, а потом забыли. Вот так и появился этот аттракцион для праздной отдыхающей публики. Одна из хрюшек, вся покрытая черными пятнышками, ткнулась пятачком Рамоне в плечо.
– Ты такая милая! Ты знаешь об этом? – воркование мисс Паоли прерывалось шумом волн. Поплескавшись с поросятами, дива выплыла на бережок. Больше водных процедур она любила лишь солнце. Возлежа в шезлонге, Рамона гладила свою бархатистую кожу. Ее нежная шкурка была предметом обожания миллионов мужчин, и зависти стольких же женщин. Секрет же этой шелковистости скрывался в огромном наборе специальной косметики, которую мадам неустанно втирала в свой идеальный эпидермис.
Матерая толстая свинья, выбравшись на песочек, захрюкала у левой руки Рамоны. Погладив животное, она взяла очередную склянку с кремом – из черной икры. Обмакнув пальцы, леди-вамп размазала пюре по ладони. Похоже, скоро она сама станет метать икру…
Сквозь темные очки ворсистой кляксой сияло солнце. Послав Сола за полотенцем, мисс Паоли расслабилась, отдавшись солнечным ваннам. Кипенно-белый пляж казался засыпанным сахаром или снегом… Рамона слышала, что в Балтийском море есть остров с черным песком – когда-то там располагался лагерь смерти и пепел от крематория оседал на побережье…
Что-то Сола долго нет. Ms. Паоли капризно надула губки. Подтянув лямочки купальника, она углубилась в пальмовый лесок, ища короткий путь к отелю. Среди тропической растительности царил полумрак. Ветви деревьев, резные листья, свешивавшиеся корни создавали таинственный полог. Женщина словно погрузилась в иной мир…
Впереди показалась постройка. Наверное, одно из бунгало отеля. Но нет, непохоже… Перед хижиной сидела женщина – большие печальные глаза, длинные черные волосы каскадом. Незнакомка тихонько напевала.
– Простите… – Рамона приблизилась к даме. Та вскинула очи: черные зрачки походили на маслины. Схватив лежавшую рядом трость, брюнетка взмахнула рукой. Супермодель хотела молвить слово, но вместо человеческой речи у нее изо рта вырвался протяжный хрюк.
Волшебница Кирка спрятала трость среди складок своего одеяния. Как же она устала от этих людишек. Сколько еще они будут ее тревожить, забредать в ее владения? С тех пор как подлец Одиссей так вероломно с ней обошелся, она перебралась сюда – подальше от Греции и греков. Но и здесь ей нет покоя…
Отвернувшись от вставшей на четвереньки бывшей манекенщицы, Кирка вернулась к своему рукоделию. А новая свинка побрела к пляжу – к новообретенным хрюкающим товаркам.
Чтобы помнили
Подойдя к окну с чашкой вечернего кофе, Кэтлин закашлялась – от увиденного напиток попал не в то горло. Световое пятно из кухни падало на аккуратно подстриженный газон, из зелени которого торчал… надгробный камень. На памятнике ясно читалось: «Чарльз М. Бэббидж, 1922–2005». Прокашлявшись, Кэтлин потянулась к телефонному аппарату…
Дядюшка Чарли скончался совершенно неожиданно. Никто и не думал, что этот крепкий старик внезапно отчалит к небесным берегам. Но, увы, так и случилось. Дядя был дальним родственником автора счетной машины Бэббиджа, и сам отличался недюжинными способностями к изобретательству. Именно он придумал робота, который спасал любимый диван Гертруды, жены дядюшки, от когтей их кота Джексона. Киске хорошо досталось от «Котогона» или «Стража дивана», как прозвали сие механическое чудо домашние. Когда ему перевалило за восемьдесят, дядя, хитро прищурив левый глаз, любил приговаривать:
– Небось, как помру – забудете дедушку!
К похоронам Чарльз М. Бэббидж начал готовиться загодя. По настоянию старика они вместе с Кэтлин наведались в похоронную контору Франклина: расценки тут были такие, что хоть живым закапывайся. При входе в агентство встречала реклама – гроб в виде сердца и трогательная надпись «Сделано с любовью». Внутри всюду венки, букеты и похожие на призовые кубки погребальные урны. Визитеров принимал сам мистер Франклин, прилизанный и гладкий, что твой погребальный атлас. Они с дядюшкой отошли в сторонку и долго шушукались…
Щедро разбрасываясь накопленными за годы деньгами, дядюшка Чарли создал свое «последнее изобретение». Необычайной конструкции могила была снабжена подъемным механизмом с таймером. «Годик пройдет, и я к вам приеду, мои милые», – слова дяди звучали почти как угроза. Истинным достижением похоронной инженерной мысли стал непосредственно гроб, к которому приладили колеса и небольшой двигатель. «Все на ходу», – прошуршал долларами мистер Франклин. Голос как скрип пересчитываемых купюр…
