В ее взгляде уже не было ничего ласкового или доброжелательного. Вместе с внезапной строгостью в ее голосе звучал страх.

– Вы хорошо меня поняли? – повторила она гневно. – Вы понятия не имеете, на что он способен.

На этот раз даже Чад опустил глаза.

Добрососедские отношения мало-помалу его убивали. Том начал понимать, во что они ввязались, переехав в маленький городок в Новой Англии. Большинство людей друг друга знали. В магазине не проходило и пяти минут без того, чтобы кто-нибудь не остановился поздороваться со знакомым. Везде им вежливо улыбались, иногда предлагали помощь, поняв, что они не местные. Когда же Оливия объясняла, что они сюда переехали, на них дождём изливались поздравления с новосельем, советы и разнообразные предложения. Здесь, констатировал Том, они существовали, в отличие от Нью-Йорка, где ни один взгляд на нем не остановится. Но уважение шло вкупе с социальными обязанностями, с показной доброжелательностью, которое становилось тягостным для него, привыкшего к замкнутой жизни медведя в берлоге. К счастью, наконец подошла их очередь оплатить покупки на кассе и выйти из последнего за день магазина.

– Если еще хоть один человек поздоровается со мной с таким видом, будто я любовь всей его жизни, – пробурчал он в бороду, – клянусь, я задавлю его тележкой, чтоб его кишки намотались на колеса.

Все так же ослепительно улыбаясь, Оливия ответила:

– Тебе придется привыкнуть, ведь ближайшие двадцать лет это будет частью твоей жизни.

– О’кей, вот он я: я мертвец. Я был плохим мальчишкой, меня наказали, и я в аду, да?

Жена собиралась в ответ на «плохого мальчишку» ответить ему что-то возбуждающее, когда позади них раздался оглушительный голос:

– Оливия Бердок! О! Мне это не снится, это в самом деле вы!

Полный мужчина лет пятидесяти, одетый в бежевую куртку, брюки и ковбойскую шляпу под цвет, разглядывал их, указывая на Оливию. Недельная, черная с сединой бородка покрывала его пухлые щеки, а синие глаза ярко блестели даже в тени широких полей его ковбойской шляпы.

– Вы ведущая ежедневного шоу «Завтрак Америки», не так ли? – настаивал он все так же бесцеремонно и громко.

– Точнее, ежедневного шоу «Восход Америки», но, думаю, это не так уж важно, – поправила Оливия на тон ниже, надеясь, что и он убавит громкость.

Мужчина протянул свою большую мягкую руку.

– Логан Дин Морган, называйте меня Л.Д.М., как все мои друзья. Какая честь для нашего города, что вы теперь в числе его жителей!

– Новость быстро разлетелась, – удивилась Оливия, которая была привычна к таким ситуациям и справлялась с ними уверенно и непринужденно.

– А вы думаете! Звезда среди нас! Тесса Кащинская обмолвилась об этом, и уже все в курсе, ну, или будут до конца недели.

Гребаная риэлторша, подумал Том. Она с самого начала показалась ему слишком милой, из тех, кому лишь бы почесать языком и кто во всем видит повод для сплетни.

Понимая, что им придется терпеть Логана до конца их похода по магазинам, Оливия отступила в сторону и указала на Тома:

– Л.Д.М., представляю вам моего мужа – Томаса Спенсера, возможно, вы знаете его пьесы.

– О, нет, я не бываю в Нью-Йорке.

– Их ставят и в Бостоне…

– Как и с кино, у меня нет на это времени, так что… О! – воскликнул он, пораженный внезапно пришедшей к нему мыслью. – Вы должны зайти в мой ресторан. Я владелец «Лобстер Лога» на пристани, вы будете в восторге! Лучшие морепродукты нашего побережья. Знаю, все рестораторы в округе будут утверждать то же самое, но в моем случае это правда!

Оливия искоса взглянула на Тома. Код красный. Это был их пароль для надоедливых персонажей, которые были слишком любезными, чтобы грубо их отшивать, но слишком навязчивыми, чтобы от них легко было можно отделаться. Том заметил, что покупатель перед ними никуда не торопился, медленно выкладывая покупки из тележки на ленту на кассе. Им предстояло стоять еще добрых пять минут, и Том понял, что им не избежать приглашения на скорый ужин в «Лобстер Лог», где они вынуждены будут слушать, как Логан Дин Морган расточает похвалы в адрес своего ресторана и качества продуктов.

Это невыносимый красный код. Нам придется взять его визитку, пообещать в ближайшие пару недель или – используя всевозможные отговорки – месяц обязательно зайти, и, учитывая, какой это упертый тип, то возможно, он выманит у Оливии номер, и тогда им конец, он будет названивать через день…

– Итак, скажите, почему Мэхинган Фолз? А, я знаю! Из-за вашего мужа, – произнес он, указывая на Тома. – Чтобы написать одну из ваших книг, да?

– Я… пишу пьесы, а не романы, и…

– Ваш конек – это детективы, да? Я догадался по вашему взгляду. Да, детективы хорошо идут, людям всегда интересны убийства, думаю, это у каждого в крови.

Он окончил тираду громогласным смехом, от которого у него затряслись щеки и живот.

– Конек Тома, – вмешалась Оливия, – это драмы, анализ социальных условностей, перипетии человеческих отношений, эволюция общества…

– Вам следовало бы податься в кровавые драмы! И здесь вы сможете найти вдохновение!

Оливия нахмурилась:

– В Мэхинган Фолз высокий уровень преступности?

– Ну теперь, конечно, нет, но что касается прошлого, в нашей истории много мрачных страниц! Тесса Кащинская вам об этом не расскажет! Она предпочитает не слишком распространяться о таких вещах до тех пор, пока новоприбывшие не будут уже связаны по ногам и рукам кредитами на недвижимость… – хихикнул он. – Вы слышали о салемских ведьмах? Все о них знают. Так вот Салем всего в двадцати километрах к югу, и на самом-то деле большинство девушек были отсюда! Да-да! Но их не могли судить на месте, раньше это был совсем крошечный городок, поэтому их отвезли в ближайший крупный город – Салем. Затем были эти индейцы, как их?.. А, пеннакуки! Настоящая резня. А во время сухого закона Мэхинган Фолз был прибежищем для бутлегеров, и они сводили счёты… Ах, да, чуть не забыл: здесь скрывался Роско Клермон, серийный убийца прошлого века, который орудовал на скалистом берегу. Ну, я говорю сумбурно, но моя жена сумеет вам рассказать это лучше меня, она без ума от подобных вещей. Однажды она собиралась даже написать об этом книжку, отбивала бы ваш хлеб, Томас! Поэтому я столько знаю об этих ужасах! Она только и делает, что смотрит детективные сериалы и криминальные шоу, уверен, она будет счастлива все вам рассказать.

Том предпочел промолчать и натянуто улыбнулся. Он не знал, убьет ли скорее покупателя, стоявшего перед ними, или Л.Д.М., если тот не заткнется хотя бы на десять секунд.

– Главное, когда встретите нашего мэра, не говорите, что я вам все это рассказал! – поспешно прибавил Логан. – Это не самая идиллическая картина, но как я всегда говорю, не надо отворачиваться от своего прошлого!

Когда они вышли из магазина, Том почти бежал, толкая тележку к машине. Оливия потешалась:

– У нас есть победитель месяца!

– Клянусь тебе, если они все здесь такие, мы свалим до начала учебного года.

– У нас кредит на Ферму, ты застрял здесь с этими людьми по меньшей мере на пятнадцать лет! – фыркнула Оливия.

– Плевать, я сожгу дом, нахимичу со страховкой, но никогда в жизни, слышишь, ни за что я не пойду на ужин к этому типу!

Том сказал это в шутку, но в глубине души его терзали сомнения. Действительно ли они на своем месте? Он спрашивал себя, что с ними будет, и знал, что Оливия делала то же. Их переезд решился, когда они одновременно почувствовали крайнюю усталость от своей прошлой жизни, нашли Ферму, решительно их покорившую, и через несколько месяцев они бросили все. Все.

Тому было необходимо сделать паузу. И в жизни, и в работе.

Провал последней пьесы сказался на его карьере сильнее, чем он предполагал. Критики его разгромили. Публика стала избегать. Даже агенты все неохотнее назначали встречи, чтобы договориться с актёрами. Откровенно говоря, Том уже некоторое время назад стал осознавать, что успех покидает его. «Откровенность мертвецов» срывала овации, «Фальшивая горечь» была триумфом, признанным во всем мире, но с тех пор успех не возобновлялся, а карьера неуклонно шла под откос. Фиаско, которое он потерпел с последней постановкой, поставило точку в этом движении вниз. Дурманящие излишества нью-йоркской жизни, гомон журналистов, других драматургов, советы агентов и директоров театров… Том чувствовал, что ему необходимо сбежать от всего этого. Вернуться к истокам. К простоте. Он ощущал эту потребность, но никак не мог ее осознать, высказать, пока Оливия не вытянула у него это признание, как умела одна она.