Move not thy heavy grace (не трогают: «не двигают/не сдвигают» твою тяжелую милость; to move [mu:v] – двигать, передвигать; трогать, волновать; heavy ['hevɪ] – тяжелый, тяжеловесный; grace – грация; благодать; милость), thou shalt in me (ты будешь во мне),
Livelier than elsewhere (более живым = более похожим, чем где-либо; lively ['laɪvlɪ] – яркий, живой /о картине, образе/, зд. = more lifelike /lifelike – как живой; очень похожий/), Stella’s image see (видеть образ/изображение Стеллы = ты увидишь во мне образ Стеллы – более живой/схожий, чем где-либо[15]).
Come Sleep! O Sleep, the certain knot of peace,
The baiting place of wit, the balm of woe,
The poor man’s wealth, the prisoner’s release,
Th’ indifferent judge between the high and low!
With shield of proof shield me from out the prease
Of those fierce darts Despair at me doth throw;
O make in me those civil wars to cease!
I will good tribute pay, if thou do so.
Take thou of me smooth pillows, sweetest bed,
A chamber deaf to noise and blind to light,
A rosy garland and a weary head;
And if these things, as being thine by right,
Move not thy heavy grace, thou shalt in me,
Livelier than elsewhere, Stella’s image see.
Michael Drayton[16]
(1563–1631)
«Since there’s no help, come let us kiss and part…»
Since there’s no help (поскольку делу не помочь: «поскольку нет помощи»), come let us kiss and part (давай поцелуемся и расстанемся), —
Nay I have done (нет, я закончил; nay [neɪ] – /книжн./ нет; даже; более того; мало того), you get no more of me (и ты больше меня: «от меня» не получишь = меня для тебя больше нет);
And I am glad, yea, glad with all my heart (и я рад, да, рад всем моим сердцем; yea [jeɪ] – да; в самом деле, действительно; конечно, несомненно /= indeed/; больше того, даже),
That thus so cleanly I myself can free (что так определенно/четко я могу себя освободить; cleanly ['kli:nlɪ] – без затруднения, гладко; clean [kli:n] – чистый; гладкий, ровный; полный, безоговорочный: to make a clean break with the past – полностью порвать с прошлым).
Shake hands for ever (пожать руки навсегда; to shake – трясти; to shake hands – пожимать руки), cancel all our vows (отменить все наши обеты; to cancel ['kæns(ə)l] – аннулировать, отменять; vow [vaʋ] – обет, торжественное обещание),
And when we meet at any time again (и когда = если мы когда-либо вновь встретимся; at any time – в любое время),
Be it not seen in either of our brows (пусть не будет видно ни на одном из наших лбов = ни на моем, ни на твоем челе; either ['aɪðə] – любой /из двух/; один из двух; тот или другой; brow [braʋ] – бровь; /поэт./ лоб, чело)
That we one jot of former love retain (что мы /хотя бы/ йоту прежней любви удерживаем/храним в памяти; jot [ʤɒt] – йота; ничтожное количество, маленькая часть: not a jot – ни на йоту; former – бывший, давний, старый; to retain [rɪ'teɪn] – держать; удерживать; помнить, держать в памяти).
Now at the last gasp of Love’s latest breath (теперь, при последнем /затрудненном/ вздохе последнего дыхания Любви; gasp [ɡɑ:sp] – затрудненное дыхание; удушье; at one’s last gasp – при последнем издыхании; в последний момент; to gasp – дышать с трудом, задыхаться; ловить воздух; breath [breθ] – дыхание),
When, his pulse failing, Passion speechless lies (когда, при его /Любви, бога любви – Амура/ слабеющем/прекратившемся пульсе = поскольку его пульс слабеет/исчез, Страсть лежит онемевшей; pulse [pʌls] – пульс; биение, сердечный ритм; to fail – недоставать, не хватать; исчезать, затихать; ослабевать; истощаться; passion ['pæʃ(ə)n] – страсть; speechless ['spi:ʧləs] – онемевший, лишившийся дара речи; speech – речь),
When Faith is kneeling by his bed of death (когда Вера преклоняет колени/стоит коленопреклоненной у его смертного ложа: «ложа смерти»; faith [feɪθ] – вера, доверие; to kneel [ni:l] – преклонять колени, становиться на колени /to kneel down/; стоять на коленях; death [deθ] – смерть),
And Innocence is closing up his eyes (и Чистота/Безгрешность: «Невинность» закрывает его глаза = ему глаза; innocence ['ɪnəs(ə)ns] – невинность, чистота; to close up – закрывать/ся/),
Now, if thou would’st (теперь, если бы ты захотела), when all have given him over (когда все отступились от него: «выдали его»; to give over – выдавать /кого-либо/),
From death to life thou might’st him yet recover (от смерти к жизни ты могла бы его все же возвратить; to recover [rɪ'kʌvə] – вновь обретать; возвращать, получать обратно; приводить в чувство; исцелять, вылечивать: to recover oneself – приходить в себя; to recover one’s breath – отдышаться, перевести дух)!
Since there’s no help, come let us kiss and part, —
Nay I have done, you get no more of me;
And I am glad, yea, glad with all my heart,
That thus so cleanly I myself can free.
Shake hands for ever, cancel all our vows,
And when we meet at any time again,
Be it not seen in either of our brows
That we one jot of former love retain.
Now at the last gasp of Love’s latest breath,
When, his pulse failing, Passion speechless lies,
When Faith is kneeling by his bed of death,
And Innocence is closing up his eyes,
Now, if thou would’st, when all have given him over,
From death to life thou might’st him yet recover!
Christopher Marlowe[17]
(1564–1593)
The Passionate Shepherd to His Love
(Влюбленный пастух своей возлюбленной[18])
Come live with me and be my love (приди, живи со мной и будь моей возлюбленной),
And we will all the pleasures prove (и мы испытаем/испробуем все удовольствия/радости; pleasure ['pleʒə] – удовольствие; наслаждение; /плотские/ радости; to prove [pru:v] – испытывать, пробовать /= to test, to try, to experience [ɪk'spɪərɪəns]/),
That valleys, groves, hills, and fields (что/которые долины, рощи, холмы и поля; valley ['vælɪ] – долина; grove [ɡrəʋv] – лесок, роща),
Woods, or steepy mountain yields (лес или крутая/обрывистая гора = крутые горы предоставляют; woods – лес; steep – крутой; круча, крутизна, обрыв; mountain ['maʋntɪn] – гора; to yield [ji:ld] – приносить урожай, давать плоды; приносить доход; /уст./ платить, расплачиваться, отдавать должное).
